Испытание на зрелость - Райдо Витич

На коре молодого деревца возле нашего приюта было уже пять зарубок — столько ночей мы провели на Х-7, но ничего не менялось. Эва сторонилась меня, была угрюма и поглощена своими безрадостными мыслями, сидела обняв колени у входа в скорлупу, или лежала в ней, глядя перед собой пустыми глазами. И… мужественно поворачивала время вспять, спасала погибших, возвращалась домой не побывав на Х-7, не отведав ее плоды, не засыпая убаюканной ее тишиной, не видя ее неба, не чуя прохладу и сладость ее воздуха.

Она жила за гранью планеты, на которой находилась, а я не мешал. Только возникала мысль, что вряд ли Эва бы выжила, не окажись я рядом. Плоды, что я ей приносил, женщина воспринимала, как нечто само собой разумеющееся, и не понимала, что они не падают ей в руки сами по себе, как ракушка юной улитки не наполняется водой сама собой, чтобы утолить жажду человека.

Мне не составляло труда кормить и поить Эву, не надоедало, и не причиняло хлопот, но я понимал, что так продолжаться дальше не может, потому что пора женщине очнуться. И в этом забота играла отрицательную роль.

Я затачивал ножом острие, превращая ствол деревца в пику, готовясь уйти на пару дней. Просторы планеты звали меня и пришло время мне познакомиться с ними. Как и им со мной. А Эверли прийти в себя.

Голод, жажда и одиночество сделают свое дело, заставят женщину очнуться, а ее организм вспомнит о самосохранении. И это произойдет без меня.

Мои легкие шаги в сторону мыса, не потревожили ее. Женщина осталась у меня за спиной, как вчерашний день, но даже не заметила того. А я просто вычеркнул мысль о ней, как ненужное. В пути лишний груз может быть в тягость.

Открытое поле застланное густой, шелковистой травой вело меня вверх. Стебли гудели, пригибаясь под ветром к моим ногам и вызывали невольную улыбку. Я ликовал, впитывая запахи и звуки этого мира, прекрасного и необъятного, принявшего меня, как эта трава.

Что я могу ему дать?

Я стоял на склоне у обрыва и смотрел на грозные облака ползущие с горизонта, вырастающие из воды, почти серой в наступающем ненастье. Куда не оглянись — буйство красок и величие гармонии. Даже в серости своей, в преддверии первобытного, инстинктивного налета в жажде обладания и разрушения, мир этот был глубок и очарователен.

Трава гнулась под порывами ветра, волнами уходила в сторону леса, как волны бились с тугой надсадой о берег, вылизывая каменистый выступ, то ли пытаясь добраться до травы, что отражала их, то ли до меня, еще незнакомого и непонятного. Мы знакомились друг с другом и каждый показывал свои возможности.

Я просто стоял, подставляя лицо ветру, и щурил глаза на бушующие внизу воды. Я видел их мощь и принимал, а они в ответ уже не пытались добраться до меня, а ложились у ног, как трава.

— Аааа!!! — крик в небо, и он слился с грохотом грома с небес, принимая меня как собственное отражение, часть себя. Молния, сверкнув, ослепила на миг и бурлящая масса облаков затянула небо от горизонта до горизонта, низверглась вниз водным потоком, наполняя тот, что бился внизу. Они сливались, сливаясь со мной и это было пиком блаженства и совершенства. Огонь и вода, искушенность с неискушенностью, гнев и радость — во всей красе своей чистоты устроили праздник и приняли меня в свой круг.

Моя душа смеялась в ответ на пляску тяжелых капель, на гром и фейерверк молний, на ораторию бушующих волн и ликующий стон земли, что поили, как дитя мать — с ладоней.

Я почти забыл, как смеяться, почти забыл, как улыбаться. Не было повода. Но тут… это беспрецедентное действо, этот театр стихий не мог оставить меня равнодушным и встряхнул, как встряхивал почву под ногами, как сотрясал небо и будоражил листву. Ливень гудел под литавры молнии и грома, а я пил их свободу и мощь, и не знал блюда более сладостного, более восхитительного и волнующего.

Моя эйша, каков бы финал ей не был предопределен, уже не просто нравилась мне, а вызывала высшее ощущение причастности к самой Вселенной. Она стала наградой за неясные мне подвиги, призом, который я не ждал и лучше которого не желал. В эти минуты я искренне благодарил своего Куратора за то что несмотря на мою слепоту и глупое упрямство, он все же привел меня к столь замечательному финалу, дал прикоснуться к истинному чуду. Удостоил чести, по сравнению с которой и венец леда клана — ничто, стать адданом шестого, даже седьмого уровня — пустяк.

Моя кожа впитывала самую совершенную энергию, самую чистую информацию, что несла с собой дождевая вода. Я не двигался с места, но знал, что твориться в самых отдаленных уголках этой планеты, видел «глазами» воды, слышал ее «ушами».

Я «видел» четыре континента и мелкие осколки островов, покрытых густыми лесами, хранящих своих детей. Видел пещеры и горные хребты. Лед шапок и снежные покрывала склонов. Видел стада изумительных животных, бредущих по полям, и одинокие стайки в три, четыре особи, роющих себе тоннели норок под корнями исполинских деревьев, где-то очень, очень далеко от мыса, на котором меня застал ливень.

Я слышал хрустальный шум, спускающихся с гор вод и трубный призыв мощного вожака одного из стад животных. Я слышал, как звенит роса и роет почву какой-то зверь. Как верещит птица, фыркает на водопое мощный хищник, точит когти о ствол еще один, и рвет мясо своей жертвы третий. Я слышал, как звенит радуга там, за огромным простором воды, на прогалине в лесу у наполненного водами каньона, уже омытой ливнем.

Но не это заставило меня отвлечься. В гармонии звуков и видений вплелось что-то чужое, нарушающее идиллию правильной расстановки сил и возможностей. Кто-то плакал и шептался, кто-то боялся, и эти эмоции могли принадлежать лишь человеку.

Эва? Нет, ее не было слышно. Она осталась за спиной, тогда как ощущения были вызваны во мне с другой стороны, правее по мысу, за лесным массивом, ближе к еле видной в дымке и завесе ливня горной стене.

Я двинулся туда. Возможно, кто-то еще остался жив кроме меня и Эверли. Я был почти уверен в этом, но так же понимал, что могу быть обманутым. В любом случае, стоило проверить.

Сумерки сгущались, ночь подступала неотвратимо, неслась с потоком дождя, смывая остатки дня.

Я шел наугад, прекрасно видя в темноте, но, не слыша тех, позвавших меня молитв. Возможно они пригрезились мне и только. Общество Эвы наложило свой отпечаток столь странными видениями.

В лесу было тихо и все же в нем кипела жизнь. Насекомые точили кору, ели нектар заснувших цветов, жевали листья, сочные от влаги, пережидали ливень птицы и… хищники вышли на охоту. Ночь здесь явно их время. Еще один знак равенства со мной, еще одно отражение в зеркале этого мира. Ведь я, как и они, дитя мглы, охотник за плотью и энергией. В этом у нас один инстинкт, а теперь и одна территория.