Испытание на зрелость - Райдо Витич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я чуял мощь одного хищника, я чувствовал его голод, как слышал мягкую поступь. Он был еще далеко, но уже чуял меня, как я его. И насторожился и ускорил бег, боясь, что у меня та же добыча, что у него. Право первенства. Неотъемлемое право самого сильного, но сегодня против его мышц выступал разум.
Мы двигались с двух сторон, почти параллельно и все больше я был уверен — к одной цели.
В какой-то миг я увидел силуэт у дерева и понял, что хищник так же видит человека.
Прыжок был синхронным. Хищник прыгнул на жертву, я, наперерез ему, выставив пику. Острие вошло в живот, но смерти не принесло. Мои руки скользнули по приглаженной дождем шерсти, пальцы крепко сомкнулись на мощной шее. Зверь выставил когти, впиваясь ими в мою плоть и раздирая ее. Его рык и мой крик, не боли, но утверждения — мое, не для тебя, не отдам! Слились. И мы покатились по траве, вломились в кусты, подминая ветки и насекомых под ними.
Одно я не учел, одурманенный восторгом воли и свободы что кружились в воздухе, и куражились надо мной — зверь вышел на охоту не один. Это была пара. Уникальная, слаженная, работающая тандемом настолько гармонично, что ступая вдвоем они производили шум одного, дыхание одного сплеталось с дыханием другого в четком, слаженном ритме — не отличишь, что двое. И мне достался самец, как самке достался человек.
Моя борьба закончилась, как только хищник признал мою победу. Он лежал и смотрел на меня, выталкивая с хрипами, все что мог сказать напоследок. Зря, нечестно, — вот что он говорил. Я вытащил пику и откинул: ты прав.
Но ничего не изменить.
Мой взгляд скользнул в сторону самки, что рвала плоть человека, уже мертвую, но еще теплую. И это тоже не изменить. Как не изменить то, что мне придется ее убить. Столь слаженная пара лишившись одного, будет мстить оставшейся единицей. Сиротство не для нее, она предпочтет реванш или смерть.
Месть хищника пожалуй самое опасное, что можно было придумать здесь.
Был бы я один, я бы потягался, но на мне была ответственность за Эву, слишком неприспособленную, слепую и глухую, как все человечки. И ей быть жертвой зверя, если я не остановлю его сейчас.
Самка рвала плоть демонстративно и щурила на меня полные непримиримой злобы глаза. Она вызывала меня, мгновенно сообразив, что своей половине она уже не поможет, уже потеряла и не вернет. Но она спешила убить меня на его глазах, пока он еще видел, пока еще мог почувствовать ликование. И я принял вызов. Ее право и мое сошлись меж частоколом стволов раскидистых деревьев.
Она закружила, шлепая мокрым хвостом по коре и скаля зубы. Она издевалась, вымещая боль и ярость от потери и грозила мучительной смертью. Ее лапа легла на мертвую плоть человека, намекая — это твое будущее. И мы оба прыгнули друг к другу.
Она была мощной, силой не уступая своему другу, но была чуть хитрей и умней.
Ее лапа прошлась в ударе по моей щеке и вскрыла кожу, разрывая даже десна. Я же лишь задел ее по касательной, кожей на руке ощутив ее клыки, мокрую шерсть. И праведную ненависть, отчаянную до ярости, жажду крови — моей.
Мы столкнулись вновь, я душил ее, преодолевая сталь мышц, и получал когтями по мышцам, поливая своей кровью землю. Первая кровь на первой охоте вне дома. Моя эйша превзошла рамки обычности даже в этом.
Я терял кровь и понимал, что видно финал эйши будет равен моему финалу. Но организм Оша был против. Мои клыки вскрыли шерсть и плотную кожу на шее хищника и впустили яд дурмана в его кипящую ненавистью кровь. Я забирал ее жизнь, чтобы выжить, и понимая это, не мог противостоять сам себе. Видно не здесь и не сейчас суждено мне встретить хану.
Самка затихла.
Я поднялся и оттер губы, глядя на застывшее изваяние, что много циклов было единственным победителем на этих просторах. И было матерью.
Люди способны огорчаться по любому поводу, у нас все более сложно.
Я не огорчался по поводу смерти тысячи людей, но смерть этой пары, виной которой я стал, меня потрясла. Смерть людей не была пустой и бесследной, их энергия стала частью энергетического поля планеты, и в каком-то смысле они были живы, продолжали жить и служить на благо других. В частности нас, выживших…
Смерть же этой пары была бессмысленной и нелепой, и лишь погладила мое самолюбие охотника. Я опять вышел победителем, но победил ли?
Нет. Впервые я понял, что и у победы бывает горький вкус. Что иногда лучше проиграть, чем победить.
Хищники не убивают хищников, это против закона. У каждого своя территория, своя зона охоты, и я был не на своей. Мне стоило уйти, но что-то выше меня толкнуло на противостояние и попрало закон. И имя ему — гордыня. Как раз то, в чем совсем недавно я винил людей.
Я обещал что-то дать этому миру, что-то внести в него, но в первый же момент вынес и отобрал. Совершенно бездумно и бесцеремонно.
Я долго стоял над убитыми не чувствуя как ливень хлещет по телу, обмывая мои раны. Ручьи струились по траве, соединяя кровь троих — двух жертв и охотника, и пропитывали землю, давая ей информацию о том, что произошло. И сколько будет жить эта земля, и сколько адданов любого уровня будут получать от нее информацию, столько будет жить мой позор, история убийства пары, история сиротства их детенышей. Пятно их гибели ляжет на меня и все мои поколения, и его не смыть. И рано или поздно убитые позовут за собой, рано или поздно месть самки настигнет не меня, так моих детей.
Нельзя начинать новую жизнь со смерти и несправедливости. А я начал.
Меня привела сюда хана, она же позвала в эти дебри, поманив жизнью, и не нужно обладать особым интеллектом, чтобы не понять — я начал цепь борьбы и смерти, я встал у истока перемен, когда не сила гармонии, но изощренность разума и гордыня будут довлеть над этим миром.
Если бы я учуял, что хищников двое и не стал настаивать и рваться вперед, к ненужной в общем мне цели, не моей, а Эвы. И отступил, как должно было — они бы взяли дар небес и ушли. Этот мир бы ничего не потерял — чужой пришел, чужого не приняли и он ушел.
Для них он был пищей, для меня всего лишь чужой целью, поводом получить желаемое, пойдя против закона мироздания.
Если б я не оттачивал пику, пытаясь хоть так, изматывающим звуком заставить очнуться Эверли.
Если б я не ударил пикой в живот самца, а взял его жизнь честно и отдал свою его самке.
Если б…
Двое пришли в этот мир, и двое уже ушли из него.
Двое чужих, но принятых как родные, невольно вытеснили двух родных. Один — один, и можно было бы успокоиться, если б не детеныши. Я знал, что без родителей их ждет гибель. И у меня был лишь один шанс исправить то, что натворил — найти их и воспитать, и тем восстановить гармонию, не дать разрастись той цепи превратных событий, виной которым я стал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});