Исторические новеллы - Ашер Бараш

Затем Хазал обратился к Саулу:

— А много ли денег у тебя в поясе? Если есть, продадим тебе сверкающий нож с рукояткой, чудесно отделанной серебром и красной медью. Он услада для глаза и верное средство от любого врага. Однако знай, что цена ему высокая.

— Мне нужны только мои ослицы, — ответил Саул. — Я готов вознаградить всякого, кто поможет мне найти их. Пять сиклей серебра отдам.

— Пошли, Хазал, — сказал Хадад, — вот ты и убедился, что эти двое пришли в пустыню, узнать, колышется ли гнездо при ветре.

— Нет, они пришли в гористую местность, посмотреть, действительно ли ручей стекает с горы в долину. Пошли к жене Ова, пусть она скажет, кому из нас двоих достанется дочь Ханаанея, девица, мучающаяся от угрызений совести.

Они ушли, язвительно смеясь и даже ни разу не оглянувшись и не повернув к ним головы на прощание.

— Нам тут делать нечего, — сказал Саул своему слуге, — люди здесь злые, неправедные и без Бога в душе.

Проходя по улицам города, они удивлялись количеству кузниц и мастерских, оглушительному перестуку молотков и кувалд, оружию, громоздившемуся вдоль стен, как гроздья саранчи, смотрели, как толпятся чужеземцы вокруг купцов и, торгуясь, выбирают нужный себе товар.

Саул подумал: «Вот если бы такое оружие попало в руки еврейских парней, воинов из колена Биньяминова. Будь я воин, первой моей заботой было бы осадить Шалишу и захватить это огромное количество оружия».

Ахьё набрался смелости и обратился к своему господину:

— Вот, мы потратили уже четыре дня в поисках ослиц и ничего о них не узнали. Люди, которых мы спрашивали, только насмехались над нами, а многие нарочно направляли нас по ложному следу, говоря: «Идите на север, идите на юг, здесь мы слышали, там нам говорили». Отец ваш, как я полагаю, забыл об ослицах и тревожится теперь о нас — все ли у нас благополучно. До каких же пор мы будем сбивать ноги в поисках? Не пора ли нам вернуться домой?

Саул посмотрел на него испытующе и промолчал, но через некоторое время сказал:

— Если даже я не найду наших ослиц, найду, как я думаю, что-то, имеющее куда большее значение. Следуй за мной и не смей говорить ничего подобного.

Саулу теперь было легче идти, чем в начале пути, ветер будто подхватывал и нес его в нужном направлении.

Ахьё отставал, и Саул часто поджидал его, сидя на камне.

На перекрестке дорог, между деревней и небольшим городком, они наткнулись на маленький храм, наполовину разрушенный, с разбитыми окнами. На плоской крыше храма и по краям стен росла трава душицы. На каменном пороге сидел, закрыв лицо длинными тонкими загорелыми руками, старенький служитель, в ветхой одежде и босой.

Приблизившись к нему, Саул тронул его за плечо и спросил:

— Что с вами, господин?

Старик открыл лицо, вглядываясь красными от слез глазами в красивого юношу, стоявшего перед ним, и сказал:

— Здесь Божий храм, сын мой, с давних времен. Многие говорят, что храм построен во времена Иисуса Навина. В нем был и эфод[5], и домашние боги, и священные подсвечники, и занавеси, тканые золотом, а в стенных нишах множество книг, написанных нашими предками. Пришли филистимляне и надругались над храмом, разграбили все, что в нем было, оставили только алтарь для жертвоприношения. Теперь никто не приходит сюда принести жертву, никто не приходит, чтобы облегчить душевные муки молитвой. Я один служу здесь Богу. Вот уже сорок лет каждодневно прихожу и оплакиваю эту святыню и молюсь, чтобы Он восстановил разрушенное. Вот — причина моей грусти и плача моего.

И вдруг осенило Саула и сказал он старику так:

— Потерпите еще немного, почтенный старец. Немного осталось до той поры, когда филистимляне побегут от израильтян к морю и Храм в Шило восстанет из праха, а из Кирьят-Иеарима вернется в него Скиния (мысленно в этот момент он видел Ахиноам, пляшущей перед Скинией), и потомки Элии, священники, внесут туда Урим и Тумим, предназначенные украшать священника при богослужении. Ты же, старец, доживешь еще до дней радости и самолично увидишь благочестие, вернувшееся в дом Божий, будешь там прислуживать, дни твои потекут в радости вместо траура и печали.

Ахьё в изумлении слушал слова своего господина, вещавшего, словно настоящий пророк, и проникся к нему еще большим почтением, но в сердце его поселился страх.

Перед тем, как им удалиться, Саул дал старцу серебряный сикль и сказал ему:

— Я знаю, что в доме твоем нет хлеба. Возьми это от меня и предстанешь предо мною, когда буду господином над всей страной этой.

И старик благословил его, распростер над ним руки и, склонившись, поцеловал полу его одежды. Ни Саул, ни Ахьё не знали, что идут вокруг горы, и что двигаясь на запад, они возвращаются на юг.

На обочине дороги они нашли мальчика, лежащего в пыли. Весь избитый и израненный, он метался от боли и стонал. А недалеко на дороге они увидели всадника, разодетого в яркие одежды, верхом на упитанном и ухоженном муле; и казалось, что мул пританцовывает под всадником под звуки литавр, а всадник с наслаждением движется ему в такт. Вот уже всадник далеко, еще мгновение, и он исчезнет из виду.

Саул поспешил к мальчику, поднял его и, держа на руках, с участием стал расспрашивать, кто и почему его обидел. Мальчик, не в силах вымолвить слово, горько расплакался, а потом, немного придя в себя, рассказал добрым людям, что всадник Авадон, владелец всех окрестных виноградников, живущий в летние месяцы на холме, в хорошем доме, причинил ему зло. Мальчик шел по дороге в