Исторические новеллы - Ашер Бараш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Второй сказал так:
— Правильно сказал вам Парош. Если вы пожелаете, я, раб ваш, могу вместе с вами пойти искать вашу пропажу, так как знаю все дороги и тропы в горах Эфраимовых. Утром спросите Азгада, сына Яшпана, и каждый приведет вас ко мне, а я возьму с вас самую малость за труды свои.
Двое поселян повели пришельцев в общинный дом, открыли перед ними дверь и зажгли свечу. Девушка принесла на подносе еду и напитки, лучшее, что нашли. Она поставила перед ними поднос, поклонилась и сказала:
— Это скромное угощение людей Айна, поешьте, а я приготовлю постели.
И она постелила им, собрав подушки на лавки у стен.
Девушка была очень красивая и скромная в поведении. Саул впервые в своей жизни посмотрел на женщину взглядом мужчины, но не сказал ей ни одного слова: ни хорошего, ни плохого. Только ответил на ее приветствие благодарностью, а сердце его учащенно забилось.
После ужина Ахьё по приказу Саула погасил свет на маленьком столике, и они оба легли спать. Ахьё заснул тут же, — он устал от ноши, а Саулу не спалось. Он не мог отделаться от впечатлений пути, и сон не шел к нему. Дважды он окликал Ахьё, но тот лишь громко храпел во сне и скрипел зубами, как теленок в стойле.
Луна сияла сквозь круглое отверстие под закрытой дверью, с улицы тянуло прохладой. Все селение спало, и только было слышно, как кричит осел, да мяукает кот, призывая свою подругу, да шуршит летучая мышь под крышей. А в полночь громко со всех концов Айна стали перекликаться петухи. Саул встал с постели, подошел к двери, тихонько приоткрыл ее и босиком вышел во двор. Луны не было видно из-за густого тумана, легшего на землю и покрывшего все кругом. И только крики петухов раздавались то тут, то там. Саул уселся на обломок большого камня, лежавшего около двери, и стал молча смотреть в туман…
Прошло немного времени, все умолкло. Глаза Саула начали различать силуэты домов, деревья и столбы. Невдалеке, как высокая стена, выросла гора, которую он вначале не заметил. На дворе было холодно. Холод, проникая под рубаху, обжигал тело, волосы пропитались росой. Он встал, вернулся в дом, взял мягкое шерстяное одеяло, которое дала ему мать, закутался в него и опять вышел в туман и сел на тот же камень, словно готовясь обдумать все, что накопилось у него в душе за время пути. Нет лучше часа для размышлений, чем ночь, когда никто не видит и не слышит тебя.
И тотчас же нахлынули на него воспоминания. Он думал о Гиве, об отчем доме и о том, что ждет его впереди. Саул думал о том, что Киш, отец его, достиг преклонных лет и знает только бесконечные труды и заботы ради его матери, Шломот, и ради него самого, их единственного сына. Он думал о Нааме, старой жене отца, потерявшей всех своих сыновей, думал, что эта старая женщина любит его отца Киша, Шломот и его без ревности, что все трое они для нее, как родные дети. Он думал о рабах и о прислуге, о полях и виноградниках, о скотине и водопое для ослов, — обо всем думал он с тоскою и грустью в сердце, потому что, как ни старался он представить их себе, он видел их не как живых, а как бы сквозь пелену тумана или сквозь стену-гору, будто забыл, как они выглядят.
Вдруг донесся до него голос, словно кто-то вскрикнул во сне, голос одинокий, не отдавшийся эхом. И только он один, пришелец, слышит этот голос. К кому взывает он? Не ему ли, Саулу, кричит кто-то, моля немедля помочь? А может, это голос души его? Голос души, зовущей разорвать сковывающие ее цепи.
Голос утих, исчез, но раздумья, порожденные им, продолжали будоражить Саула. Перед уходом из дома отец сказал ему, что собирается женить его на дочери Ахимааца из Кирьят-Иеарима. Его имя известно всем как имя честного и благочестивого человека. В его доме стоит Ковчег Завета из Шило, пока не построен еще Храм. О дочери его, Ахиноам, рассказывают, что она превзошла всех красотой и умом в наделе Биньяминовом. Он еще не видел ее собственными глазами, но образ ее запечатлелся у него в душе с той минуты, как он услышал о ней впервые. Несколько раз он видел ее в своем воображении похожей на свою мать, но моложе и нежнее ее. Теперь же к этому прибавились черты той красивой девушки, которая принесла им вечером еду и постелила постели.
Было радостно на сердце у него от того, что Ахимаац хочет отдать ему свою дочь в жены. Как только он вернется домой с ослицами, отец пошлет старейшину их рода, Авишая, в Кирьят-Иеарим просить Ахиноам у ее отца. Саул не сомневался, что девушка не откажется пойти за него, так как она уже наслышана о нем. Он знал, как тянутся к нему женщины, и чувствовал, что все девушки Гивы смотрят на него влюбленными глазами. Одно его печалило: затяжной обряд женитьбы, бесконечные танцы, сотни гостей, весь ритуал веселья — все было ему в огорчение. Будь на то его воля, умчал бы он со своей Ахиноам в укромное место, укрылся бы в горах и не показывался на людях много дней подряд.
Образ будущей невесты преследовал его. Но в душе он думал: «А если не отыщу ослиц? Неужели отец лишит меня Ахиноам? Неужели только так можно проверить, способен ли он, как подобает мужчине, обеспечить свою семью? Неужели он уже не доказал отцу, что достоин быть мужем среди народа своего? Разве не выполняет он все
