Скованные одной цепью - Харлан Кобен

Уин потянул за корешок одного из фолиантов, который оказался дверцей бара, вытянул оттуда банку с шоколадным напитком «Йо-Хо» и бросил Майрону. Майрон перехватил ее на лету, прочитал инструкцию — «Перед употреблением встряхнуть» — и сделал как рекомендовано. Себе Уин налил из графина изрядную порцию коньяка с весьма интересным названием «Последняя капля».

— Я мог и обознаться, — сказал Майрон.

Уин молча поднял бокал и посмотрел его на свет.

— Как-никак прошло шестнадцать лет. Тогда у нее волосы были другого цвета. К тому же в зале было темно, да и лицом она ко мне повернулась всего на секунду. В общем, с учетом всего этого, наверное, я ошибся.

— Наверное, это была не она, — повторил Уин. — Личное местоимение.

Уин есть Уин.

— И эта она — Китти.

— С чего ты взял?

— Я тебя знаю.

— В таких случаях ты не ошибаешься. В других — да. Но только не в таких.

Уин отхлебнул коньяка. Майрон пролил немного своего напитка. Холодный шоколадный сладкий нектар. Еще каких-то три года назад Майрон чуть ли не отказался от своего любимого напитка в пользу чашечки кофе, успокаивающей желудок. Вернувшись домой после трехлетнего пребывания в Европе со всеми ее стрессами, Майрон вернулся и к привычному напитку — скорее ради душевного спокойствия, нежели из-за вкуса. А теперь «Йо-Хо» снова ему нравился.

— С одной стороны, — продолжал Майрон, — это не имеет значения. Китти давно ушла из моей жизни.

Уин согласно кивнул:

— А с другой?

Брэд. Вот это и есть другая сторона, первая сторона, обе стороны, все стороны — возможность, по прошествии всех этих лет, увидеться, а то и помириться с братом. Майрон поерзал в кресле и уселся поудобнее. Уин молча смотрел на него. В конце концов Майрон проговорил:

— Это не может быть простым совпадением. Китти в одном ночном клубе — и даже в одном зале — с Лексом.

— Да, маловероятно, — согласился Уин. — Итак, каков наш следующий шаг?

— Постараемся найти Лекса. И Китти.

Майрон смотрел на шоколадный напиток, пытаясь — не в первый уже раз — сообразить, к чему, черт возьми, здесь эта надпись — «молочная сыворотка». Голова отказывалась работать. Мысль металась туда-сюда, описывая круги, находя несоответствия в надписях на банке, и все — в надежде избежать неизбежного. Майрон вспомнил, как он впервые попробовал этот напиток. Это было в городке Ливингстоне, штат Нью-Джерси, в доме, который теперь принадлежал ему. Брэд всегда требовал, чтобы и ему дали попробовать, потому что всегда хотел следовать примеру старшего брата. Он вспомнил, как тренировался во дворе, предоставляя Брэду честь работать на отскоках и отпасовывать мяч ему, Майрону, чтобы он мог направить его в кольцо. Майрон часами кидал мячи в корзину, делая рывки, получая пасы от Брэда, снова бросая в одиночку. И хоть ему было не жаль ни единой минуты потраченного времени, приходилось думать о приоритетах — о том, с чем сталкиваются большинство спортсменов высокого класса. То, чем мы и так восхищаемся и называем «беззаветной преданностью делу», на самом деле является самопоглощенностью. И чем же тут восхищаться?

Пропищал будильник — противный скрипучий сигнал, исходящий от «Черники», который бог знает почему называют «антилопой». Майрон посмотрел на мобильник и отключил раздражающий звук.

— Ладно, устраивайся, — сказал Уин, поднимаясь с места. — А мне еще надо кое-куда сходить.

— В половине третьего ночи? Как ее зовут, не поделишься?

— Может быть, потом, — улыбнулся Уин.

Половина третьего ночи на Восточном побережье США — половина восьмого утра в Анголе — это, в общем, единственный момент времени, когда Майрон мог застать свою невесту Терезу Коллинз одну, пусть даже для этого приходилось использовать технику — находившийся в пределах досягаемости компьютер.

Майрон набрал номер по скайпу и принялся ждать. Почти сразу на экране появилась Тереза. Майрон почувствовал легкое головокружение и легкость в груди.

— О Господи, какая же ты красавица, — выговорил он.

— Хорошее начало.

— А это мое обычное начало.

— И оно мне не надоедает.

Тереза действительно выглядела сногсшибательно — светлая блуза, руки сложены так, чтобы было видно обручальное кольцо, светлые волосы собраны в конский хвост.

Майрон заметил:

— А я сегодня виделся с клиентом.

— С кем именно?

— С Лексом Райдером.

— А-а, это меньшая часть «Лошадиной силы»?

— Он самый. Мне он нравится. Славный малый. Между прочим, Лекс открыл мне тайну удачного брака: все говорить друг другу начистоту.

— Я люблю тебя, — произнесла Тереза.

— И я тебя люблю.

— Не хочу тебя перебивать, но, понимаешь, мне просто хорошо, оттого что я могу это сказать. Раньше у меня никогда такого не было. Я слишком стара для таких чувств.

— Нам всегда восемнадцать, когда мы ждем начала жизни, — возразил Майрон.

— Банально.

— Можно подумать, ты не любишь банальностей!

— Люблю, это правда. Итак, Лекс Райдер сказал, что нельзя что-то утаивать друг от друга. А разве мы так делаем?

— Не знаю. У него есть теория по поводу недостатков. Мол, мы должны раскрывать друг другу все худшее — раскрывать, потому что таким образом мы непонятно как, но становимся человечнее и потому сближаемся еще больше.

Майрон поделился с Терезой и другими подробностями разговора с Лексом.

— Что ж, разумно, — сказала она в итоге.

— А я про твои недостатки знаю? — спросил он.

— Майрон, помнишь нашу первую ночь в Париже, в гостинице?

Молчание. Он помнил.

— В таком случае, — мягко проговорила Тереза, — ты знаешь мои недостатки.

— Пожалуй. — Он изменил положение, стараясь сесть так, чтобы смотреть ей прямо в глаза. — Но я не уверен, что ты знаешь мои.

— Твои? Недостатки? — прикинулась изумленной Тереза. — Какие такие недостатки?

— Начать с того, что у меня проблемы с мочеиспусканием.

— Думаешь, мне это не известно?

Он засмеялся, чуть принужденно.

— Майрон?

— Да?

— Я люблю тебя. Жду не дождусь, когда мы поженимся. Ты хороший человек, может, лучший из тех, что мне встречались. И никакая правда этого не изменит. Ты что-то от меня скрываешь? И от этого возникают язвы, или как там Лекс выразился? А может, и не возникают. Искренность тоже может быть чрезмерной. Так что не терзай себя. Я тебя все равно люблю.

— Ты и сама не знаешь, какая ты потрясающая женщина. — Майрон откинулся на спинку стула.

— Оставим это. Лучше скажи мне еще раз, какая я красивая. Мне это всегда не терпится услышать.

7

«Даунинг, три» закрывался на ночь.

Уин смотрел, как расходятся, подслеповато щурясь в предрассветной дымке Манхэттена, завсегдатаи клуба. Он выжидал. Несколько минут спустя Уин заметил здоровяка, который пустил в ход против Майрона электрошокер. Этот тип — его звали Кайл — кого-то вытаскивал словно тюк грязного белья. Уин сохранял хладнокровие. Он вспоминал, как не столь уж давно Майрон на несколько недель исчез — может, его пытали, а он был не в состоянии помочь лучшему другу и даже потом отомстить за него. Уин вспомнил владевшее им тогда угнетающее чувство беспомощности. Ничего подобного он не испытывал со времен своей юности, проведенной в богатом пригороде Филадельфии, когда кто-то возненавидевший Уина за один только внешний вид унизил и избил его. Уин тогда поклялся себе, что подобное не повторится. И слово сдержал. Теперь, уже взрослым человеком, он испытывал что-то в этом роде.

Если тебя заденут, отвечай. Серьезно. Со смыслом. Майрон не всегда был согласен в этом с Уином. Ничего страшного. Они друзья, лучшие друзья. Они кому угодно шею свернут, пусть порой и спорят.

— Привет, Кайл! — окликнул Уин.

Мистер Мускул поднял голову и набычился.

— Есть минутка пообщаться? — спросил Уин.

— Шутишь?

— Вообще-то я большой шутник, настоящий комик, но нет, Кайл, сейчас я не шучу. Хотелось бы поболтать с тобой наедине.

— На сей раз никаких мобильников? — У Кайла буквально слюнки потекли.

— Нет. И электрошокеров тоже.

Кайл оглянулся, убеждаясь, что вокруг никого.

— И этот коп ушел?

— Давно.

— Значит, ты и я?

— Ты и я, — подтвердил Уин. — Честно говоря, при одной только мысли об этом у меня соски твердеют.

Кайл приблизился к нему.

— Знаешь, красавчик, твои знакомства меня не волнуют, — сказал он. — Сейчас я из тебя душу выну.

Уин улыбнулся и кивнул Кайлу — мол, показывай дорогу.

— Жду не дождусь.

Когда-то сон был для Майрона забвением.

Но эти времена прошли. Теперь он мог часами лежать в кровати, уставившись в потолок и боясь закрыть глаза. Потому что во сне он возвращался в то место, которое следовало забыть. Он знал, как справиться с этим — показаться мозгоправу или кому-нибудь в этом роде, — но знал и то, что скорее всего ни к кому не пойдет. Банально, но чем-то вроде лекарства для него стала Тереза. Когда он спал с ней, ночные кошмары отступали.