Кино, масоны и любовь (СИ) - Чайка Лариса

Я стала ритмично размахивать руками и притопывать ногами, вспоминая мою аэробную разминку. Наверняка, потусторонние зрители снимают все на телефоны. Кусочек пиара? Так сделаем все красиво!

Я уже не чувствовала такой скованности. Изо рта шел пар, а мое тело медленно разогревалось. Было ощущение того, что сверху меня покрыла корка, как наст на снегу. А под ней — мягкое, рыхлое естество, которое не задушишь, не убьешь. И настроение, действительно, поднимается.

— Госпожа Вареску, — послышался все тот же девичий голос, — пять минут прошло. Вы останетесь еще?

— Достаточно, — рявкнула я. — Открывайте.

Дверь в соседний отсек с температурой минус тридцать мгновенно открылась. Я, вываливая клубы пара, переместилась в предбанник. Минус тридцать? Забавно! А мне тепло. Я стала нагреваться. Еще полминуты и мне открыли главную дверь. С достоинством я вышла из нее и, как и ожидала, увидела целую толпу людей в форменной одежде. Все тянули ко мне руки с листочками и ручками, просили автограф.

Тело мое стали пронизывать иголочки, а настроение стремительно поднималось вверх. Мое благодушие било через край.

Я что — то вспомнила из прочитанных мною книжек: после низких температур, при вхождении в высокие, улучшаются обменные процессы, кровь с большей скоростью начинает циркулировать, и в организме образуются бесценные эндорфины. Приход без наркоты. А эти хитрюги, набившиеся сюда, знали об этом, специально поджидая моего выхода. Я хмыкнула и подняла руку:

— Господа, — обратилась я к ним. — Я благодарю вас за доставленное удовольствие. Все свои листочки оставьте на ресепшене, я подпишу их после. И хочу вам напомнить, что если хоть одна запись с ваших гаджетов попадет в общий просмотр, я вам не завидую. У меня лучшие адвокаты в столице, — я вспомнила судорожные причитания Стефана об адвокатах Ливси (как пригодилось — то). — Я оставлю смельчака без трусов и возможности устроиться хоть на какое — нибудь тепленькое местечко. Я ясно излагаю?

Послышался разочарованный гул. Лица сразу поскучнели.

— А теперь разрешите мне пройти в мой отдельный кабинет.

И актриса Габриэлла Вареску с надменно поднятой головой, в одном раздельном купальнике и в валенках, гордо удалилась в комнату для переодеваний.

ГЛАВА 7

Эндорфины действовали долго. Я вернулась домой в прекрасном настроении, с аппетитом поела, выслушала восторги и благодарности Милены по поводу вчерашнего дня и принялась одеваться на встречу с Фридом. Стефана не было, и я возблагодарила всех святых за его отсутствие. Зачем мы живем с ним вместе? Ведь у каждого из нас своя жизнь. Но так было не всегда. Сразу вспомнила, как я впервые попала на съемочную площадку.

Переехав от Хельги в столицу, я устроилась в миленькой квартирке, недалеко от центра и целую неделю маялась ерундой. Ходила по городу, узнавала новое и неизведанное для себя, смотрела, запоминала. Наконец, проснувшись однажды утром, сказала себе: «Стоп, хватит. Пора устраиваться на работу». Вытащив рекомендательное письмо от Хельги, я отправилась на фабрику грез.

На удивление, место мне нашлось очень быстро. Подающий надежды молодой режиссер Стефан Голден, как раз снимал в павильоне свою первую картину. Меня определили в его съемочную группу ассистентом второго режиссера, а проще говоря — «девочкой на побегушках». Я выполняла сто пятьдесят дел одновременно и, когда вечером падала на кровать, мгновенно засыпала.

Стефан сначала вообще не обращал на меня внимание. Оно было приковано к главной героине нашего будущего проекта — Монике Бонатти. Знойная кареокая красотка уже тогда имела успех у зрителей, а с нашим режиссером у нее был роман, поэтому выбором главной героини никто даже не задавался.

Я безропотно носила актерам кофе, обзванивала их и предупреждала о времени съемок, ругалась с осветителями и костюмерами, помогала нашему пьянице декоратору Максу собирать воедино все его чертежи от выстроенных конструкций, и всегда, при любом раскладе, находила время присутствовать на съемочной площадке.

Мне так нравился этот волшебно — безумный мир! Это было настолько ново и интересно для меня, что я влюбилась. Я любила звук щелкающей хлопушки, одевания — переодевания актеров, их страсти на площадке, очень любила вечерне — ночные съемки, когда существующая реальность полностью размывалась, и я ощущала себя по — новому в этой заново созданной действительности. Я любила всех этих чудесных людей, беззаветно отдававшихся своему делу. И, естественно, я почти сразу влюбилась в режиссера.

Наивная семнадцатилетняя девушка с обожанием смотрела на кудесника Стефана, произносящего перед группой пламенные речи о великом искусстве кино.

Потом, между любовниками — Моникой и Стефаном, произошел грандиозный скандал. Кинозвезде поступило предложение от более именитого режиссера, она ответила согласием, что сразу же закрепила сексом с ним, а ее адвокаты нашли лазейку в контракте, позволяющую ей вообще отказаться от съемок у Стефана Голдена.

Наш режиссер неделю бесновался, съемки срывались, он много пил и, практически не осознавал себя в тот день, когда предложил мне, подошедшей к нему с чашкой кофе, покидать реплики главному герою. Я их и покидала.

Что он там во мне увидел? Не знаю. Но, мне предложили сделать кинопробы, а уже через день утвердили на главную роль. Стремительная карьера, да? Только я одна знала, что все это не просто так.

Я — эмпат и телепат, как это называют здесь, в этом мире: умею ловить чужие чувства и внушать свои. В нашем мире это называется Дар. Я получила его от мамы. Папа был известным алхимиком — зельеваром. Мамины способности у меня проявлялись еще в детстве, отцовские пока молчали. Я осталась последней носительницей Дара ванн Рей.

Когда уходила из своего мира, Дар мой был еще слишком слаб и неразвит, я не могла его контролировать, так как полностью проявляется и подчиняется он своему владельцу с двадцати одного года, с момента совершеннолетия после определенного ритуала. В этом не магическом мире я не знала, будет ли он развиваться вообще, но все — таки свою стремительно развивающуюся карьеру, я связывала именно с ним.

Моя влюбленность в кино в общем, и в Стефана, в частности, скорее всего, сделала свое дело. Ведь мой Дар — это эмоции, а эмоции тогда били у меня через край. Пробы прошли успешно. Мои чувства были услышаны, Стефан нашел меня неотразимой. А еще мне повезло, что события фильма разворачивались в шестнадцатом веке. Потом, уже после премьеры, все критики в один голос твердили — «очень органичный образ», «незабываемое лицо данной эпохи» и прочую лабудень.

Тогда, во время съемок, я познала, что такое физическая любовь. Стефан стал моим первым мужчиной. Я любила его со всем пылом первой страсти, я заглядывала ему в рот и не видела больше никого вокруг.

Наш первый фильм очень хвалили: Стефан Голден получил Золотого грифона за режиссуру, а я — за лучшее исполнение главной женской роли.

Не откладывая в долгий ящик, Стефан взялся за второй проект, а я переехала к нему в пентхауз в качестве официальной возлюбленной. Казалось бы — живи и радуйся? Но, что — то стало не так.

Стефан стал много пить, поздно являлся домой, срывал на мне свое плохое настроение. Я для себя объясняла эти вспышки профессиональными метаниями. Второй фильм шел туго. Сценарий был недоработан, плохая погода срывала съемки на натуре, не хватало денег на производство, и мы на всем экономили. А потом настал ТОТ день.

Нам дали часовой отдых, ждали, когда солнце сместится. Я ушла к себе в вагончик, но подремать не смогла, вышла в близлежащий лесок прогуляться и наткнулась на чудесную сцену: Стефан, сверкая голой задницей, вколачивал в дерево Джессику, молодую актрису, играющую эпизодическую роль. Он рычал, как раненый зверь с каждым толчком — яростно, гортанно, исступленно, а эта девочка смотрела на меня расширившимися глазами и победно ухмылялась.

Меня затошнило, и я, не разбирая дороги, ломанулась сквозь лес, не обращая внимания на колючие кусты терна, на крики позади себя. Я прибежала в вагончик и рухнула на кровать. Напрасно Стефан орал и бегал вокруг, дверь ему я так и не открыла.