Голубое шампанское - Джон Варли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Какое-то время в комнате слышалось лишь ее негромкое всхлипывание. Купер взглянул на произошедшее с разных сторон, и с любой их них все выглядело паршиво. Но ему столь же хотелось действовать по сценарию, как и ей.
– Я ни за что не согласился бы на твою работу, – сказал он.
– И я бы тоже, – выдавила она, немного придя в себя. – И не соглашусь, будь она проклята. Хочешь узнать, что произошло сегодня утром? Маркхэм мне продемонстрировал, насколько он на самом деле оригинален. Я сидела и завтракала, и тот парень – он спасатель, ты готов? – споткнулся и вывалил свою тарелку мне на колени. Так вот, пока он меня чистил, он начал меня охмурять со скоростью, от которой позеленел бы Нил Саймон[5]. Извини, опять полезла в историю. Достаточно сказать, что парень словно читал текст по сценарию… после него та дерьмовая сценка, что мы вчера разыграли вместе, покажется просто чудесной. Улыбка у него была фальшивая, как бронзовый транзистор. Я поняла, что происходит, что я сделала с тобой, поэтому сунула того сукиного сына мордой в его французский тост, отыскала Маркхэма, сломала его гребаную челюсть, уволилась с работы и пришла сюда извиниться. И слегка психанула и вышибла твою дверь. Так что извини, мне на самом деле очень жаль, что так случилось, и я бы ушла, но сломала свой протез, а я ненавижу, когда на меня пялятся, как те зеваки, и я осталась бы здесь еще немного, пока не придет ремонтник, и даже не представляю, что я теперь буду делать.
Тут остатки ее самообладания разлетелись на куски, и она горько зарыдала.
* * *
К моменту прихода ремонтника Гэллоуэй опять взяла себя в руки.
Фамилия ремонтника была Снайдер. Он был и врачом, и кибертехником, и Купер предположил, что такая комбинация позволяет ему самому устанавливать за услуги любую цену.
Гэллоуэй прошла в спальню и получила все чистые полотенца. Она расстелила их на кровати, потом сняла одежду. Легла лицом вниз на толстую подкладку из полотенец, поместив их от коленей до талии. Устроилась со всем удобством, которое позволяла заклинившая рука, и стала ждать.
Снайдер поколдовал кнопками на диагностическом приборе, коснулся острыми, как иголки, щупами различных точек на ядре протеза, и рука Гэллоуэй расслабилась. Он сделал еще несколько подключений, в ядре что-то взвыло, и протез раскрылся наподобие «железной девы». Все браслеты, цепочки, амулеты и кольца разделились вдоль невидимых соединительных линий. Затем Снайдер подошел к кровати, ухватил протез одной рукой вокруг центра ядра и поднял его с тела Гэллоуэй. Он поставил протез на «ноги», и тот быстро встал по стойке «смирно».
Купер как-то видел эстамп Эшера[6] под названием «Корка», на которой с бюста женщины словно бы срезана полоской кожа и причудливо расположена в пространстве, занимая объем больше первоначального. Там видны и внешняя, и внутренняя поверхности кожи, как если бы ленту нарисовали на невидимой поверхности неправильной формы. Протез Гэллоуэй – минус Гэллоуэй – смотрелся очень похоже. Это было одно-единое, хотя и скрученное, целое, конструкция из пружинок и проводков, слишком хрупкая, чтобы стоять самостоятельно, но, тем не менее, каким-то образом стоящая. Купер видел, как она слегка покачивается, сохраняя равновесие, и кажется слишком живой.
Гэллоуэй, с другой стороны, напоминала тряпичную куклу. Снайдер взглядом попросил Купера о помощи, и они перевернули ее на спину. Она немного владела руками, а голова у нее не болталась по-кукольному, чего ожидал Купер. Вдоль усеянного шрамами позвоночника тянулась металлическая проволока.
– Я тоже была спортсменкой – до несчастного случая, – сказала она.
– Неужели?
– Ну, не твоего класса. Мне было пятнадцать, когда я сломала шею, и весь мир не рукоплескал мне, как бегунье. Девушки в таком возрасте уже слишком стары для бега.
– Это не совсем так, – возразил Купер. – Но после пятнадцати все намного тяжелее.
Она потянулась к одеялу руками, которые действовали не очень хорошо. Вкупе с ее неспособностью приподняться на кровати, наблюдать за этим было больно. Купер протянул руку к краю одеяла.
– Нет, – твердо произнесла она. – Правило первое. Никогда не помогай инвалиду, если тебя не попросили. И неважно, как плохо у нее получается, просто не помогай. Она должна научиться просить, а ты должен научиться позволять ей делать то, что она может.
– Увы, у меня не было знакомых инвалидов.
– Правило второе. Негр может называть себя негром, а инвалид может называть себя инвалидом, но не дай бог здоровому белому человеку произнести любое из этих слов.
Купер откинулся на спинку стула.
– Может, мне проще будет заткнуться, пока ты не перечислишь все правила?
Она улыбнулась.
– На это уйдет весь день. И, если честно, некоторые из них противоречат друг другу. Мы можем быть довольно раздражительными, но я не собираюсь за это извиняться. Это не твоя вина, но мне кажется, что я тебя из-за этого немного ненавижу.
Купер поразмыслил над ее словами.
– Думаю, я бы тоже, наверное, стал.
– Да. Тут нет ничего серьезного. Я с этим уже давно примирилась, после пары тяжелых лет.
Она так и не смогла дотянуться до одеяла и в конце концов, сдалась и попросила его помочь. Купер укрыл ее до шеи.
Он подумал, что еще многое хотел бы узнать, но почувствовал, что она, скорее всего, больше не сможет отвечать на вопросы, что бы она по этому поводу ни говорила. Да и он уже не так горит желанием узнавать ответы. Он уже собрался было спросить, для чего нужны полотенца на кровати, и тут для него внезапно стало очевидным, для чего они нужны, и Купер даже не мог представить, почему не понял этого сразу. Он попросту ничего не знал о ней, и совсем ничего – об инвалидности. Ему было немного стыдно такое признавать, но он не был уверен, что хочет знать об этом
