За гранью возможного - Владимир Киселев

...День 31 июля сорок третьего года выдался на редкость беспокойным. Через Осиповичи шли и шли составы. Крылович издергался, а поставить мину так и не смог. Тогда перед уходом домой он оголил провод входного светофора. Давно собирался дождь, и Крылович подумал, что, если ливень разразится, светофор непременно закоротит.

Пришел домой, наработался по хозяйству, устал, а дождя все не было. Не заметил, как сморил сон.

Проснулся от настойчивого стука в дверь.

Домашние всполошились: "Кто бы это?.."

На всякий случай Крылович достал из-под кровати топор.

Оказалось - охранник. Станционное начальство требовало Крыловича к себе. Пока шел - извелся: "По работе вызвать меня вроде бы не должны - в депо и на станции есть дежурный электрик, значит..."

В темном переулке хотел броситься на охранника: задушить - и дело с концом. Но что-то удержало его, и не напрасно. Выяснилось - из строя вышел светофор, а дежурный электрик внезапно заболел.

Крылович побежал за инструментом. Вернувшись в диспетчерскую, охранника уже не застал. Дежуривший на станции старый немец приказал:

- Полицай потом будет прийти, идти один делать ремонт.

Крылович бросился к тайнику, прихватил мины.

Над станцией стояла темень, крепко пахло мокрым шлаком. А кругом ни души. Впереди тяжело запыхтел паровоз. Из глубины выбился слабый луч прожектора, блеснули рельсы, замелькали черные силуэты цистерн. "Вот то, что нужно!" Крылович достал из-за пазухи мину, выдернул чеку. "Все! Механизм должен сработать через три часа, поезд к этому времени уйдет далеко..."

Крылович протянул руку к цистерне и разжал пальцы. Мина прилипла к металлу. "Вот и все!" Он смотрел, как исчезает в темноте поезд. Но вдруг, звякнув буферами, состав затормозил. "Новость..." Было похоже, что останется здесь на ночь, Крылович уже хотел бежать к вагонам, чтобы отыскать злосчастную мину, как услышал властное:

- Хальт! - Перед ним выросли два солдата с автоматами.

"Неужели видели?" - застучало в висках.

Солдаты встали с разных сторон. Крыловичу сделалось жарко. "Будут обыскивать?.."

- Документы!

Федор через силу улыбнулся, показал пропуск, объяснил, куда и зачем идет. Луч карманного фонаря ослепил его, задержался на пропуске.

- Хорошо, - наконец сказал солдат.

Со светофором, чтобы не навлечь подозрение, решил повозиться. Не торопясь, заизолировал провод, переменил лампу и только тогда пошел обратно.

Где-то впереди метался в темноте тусклый зайчик переносного фонаря, звонко постукивали молоточки обходчиков вагонов, позвякивал металл.

"Готовят к отправлению..." - понял Крылович и пошел на удаляющийся свет. Перед ним оказался прежний состав с горючим. Вторую мину, для верности, он поставил на цистерну, недалеко от хвоста поезда.

Крылович поспешил к станции, доложил начальству о том, что было со светофором. Думал, отпустят домой, но дежурный, подслеповато щурясь, посмотрел на часы и усмехнулся.

- Спешить дома не сто-о-ит, скоро работа приходит... - и приказал в соседней с диспетчерской комнате заменить электропроводку.

Хочешь не хочешь, а надо подчиняться. Крылович взялся за работу. Но чем ближе время взрыва, тем беспокойнее на душе.

С путей послышался долгожданный гудок. Крылович распахнул окно. Так и есть! Маневровый локомотив затаскивал в тупик злосчастный состав.

Не зная, как поступить, Крылович вернулся к проводке. Все валилось из рук. Опять глянул в темноту. Маневровый тянул новый состав.

Не заметил, как в комнату вошел, словно прокрался, диспетчер неприятный, желчный старик.

- Ты, парень, чего у окна вертишься, почему не работаешь? подозрительно покосился он.

Вопрос заставил насторожиться: мало ли что на уме у фашистского прихвостня?

Вновь взялся за работу. Но попробуй успокоиться, когда вот-вот грохнет, а тебе хоть краешком глаза не терпится глянуть на это зрелище. "Подойти к окну нельзя - если после взрыва начнут разбираться, этот фашистский холуй на меня первого укажет..." - подумал Федор.

И все-таки Крылович увидел взрыв. Когда начал соединять провода, обнаружил, что забыл принести изоляционную ленту. Пришлось идти за ней.

На станции было темно и тихо. Смолк маневровый, растолкав по путям заночевавшие составы. Парило, как перед грозой. И тут в ночи, там, где чернели стальные цилиндры, раздался хлопок. Во мраке вспыхнуло багровое пламя - словно кровь, просочившись, потекла сквозь черную ткань...

"Что-то теперь будет?.." Крылович уловил слабое шмелиное жужжание... "Самолет! Вот она, спасительная мысль!.."

- Русские самолеты! - закричал он и побежал по платформе.

По станции, опережая его, понеслось эхо: "Русские самолеты! Русские самолеты!.."

Завыла сирена, вспыхнули прожектора, разом осветив вереницы вагонов, железнодорожные пути...

Диспетчер, бледный и потный, стоял у раскрытого окна и охрипшим голосом кричал в телефонную трубку:

- Над Осиповичами русские самолеты, горит состав с горючим!

Увидев Крыловича, он зажал микрофон трубки рукой и процедил сквозь зубы:

- Где тебя черти носят? Беги на пути, посмотри, что к чему, и сюда. Начальство требует.

Станцию уже оцепили. На путях началась паника. Русская речь мешалась с немецкой. Все кричали. У горящей цистерны суетились солдаты, полицейские из железнодорожной охраны, рабочие аварийной бригады. Они пытались отогнать горящую цистерну, чтобы огонь не перекинулся на другие цистерны. Отцепили, но так и не сдвинули с места. Помчались искать маневровый. Нашли. Но он долго не мог попасть на нужный путь. Сквозь гвалт пробился истошный крик:

- До стрелки чеши, раззява, и сразу сюда. Того гляди жахнет.

Из разодранного, как после жестокой собачьей драки, брюха цистерны выбивалось пламя. Оно обволакивало землю, полыхало, текло...

Локомотив приблизился к горящей цистерне, стал оттаскивать ее. Наконец она взорвалась. Сделалось светло как днем. Огонь разметало на сотни метров. Потом взорвалась вторая цистерна, третья, четвертая. Пламя перекинулось на составы с танками, авиабомбами. Казалось, горело все составы, земля, небо. Будто ад разверзся. Все бежали куда-то, кричали. И вдруг земля словно приподнялась и зашаталась. Огромный взрыв потряс округу. Над станцией взметнулся гигантский огненный смерч. Бомбы и бочки, падая, взрывались.

Десять часов полыхало пламя над городом, и десять часов земля беспрестанно вздрагивала от взрывов...

В радиограмме Рабцевич сообщил о диверсии Крыловича следующее:

"...В результате пожара сгорели 4 эшелона, в том числе 5 паровозов, 67 вагонов снарядов и авиабомб, 5 танков типа "тигр", 10 бронемашин, 28 цистерн с бензином и авиамаслом, 12 вагонов продовольствия, угольный склад, станционные сооружения. Погибло около 50 фашистских солдат".