Северная Аврора - Николай Никитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он обернулся к адмиралу.
– Согласно гарантии, данной советскому правительству, германские подводные лодки не станут топить суда под красным флагом. Но эта гарантия не распространяется на суда под трехцветным флагом – флагом царской России, навсегда прекратившей свое существование. И уж, конечно, она не распространяется на суда, идущие под английским флагом. Теперь скажите, может ли перемена флага обезопасить наши пароходы от германских подводных лодок?
Офицеры зашептались. Некоторые из них с интересом смотрели на Павлина.
– Вы правы, – бросив на Томсона злобный взгляд, сказал Николлс.
– Кроме того, – продолжал Павлин, – перемена флага означает перемену власти. Очевидно, командир «Аттентива» собирался свергнуть советскую власть. Не так ли?
Адмирал замялся.
– Это, конечно, не так… Капитан Томсон просто не обдумал своего поступка… Намерения у него были самые лучшие…
Павлин переглянулся с Зеньковичем.
– Нам все ясно, – сказал он. – Предлагаю перейти к следующим вопросам. Как вы объясняете расстрелы, учиненные вами?
– Какие расстрелы? – воскликнул английский комендант Кеми, толстый и коротконогий полковник Грей. – Я протестую! Ваш большевик сам стрелял из револьвера, и поэтому…
– А вы не стреляли бы? – резко возразил Павлин. – Если бы ночью в вашу канцелярию ворвалась вооруженная банда, разве вы не стреляли бы? А за что тут же на месте вы убили секретаря Совета студента Малышева и гражданина Вицупа?
– Вицуп был с винтовкой…
– Но он же не стрелял! Ствол его винтовки чистый, без нагара. Обойма полная. Да если бы он и выстрелил, то в его поступке не было бы ничего предосудительного. «Мой дом – моя крепость». Так, кажется, любят говорить ваши соотечественники?
– Простите, господин Паулин Виноградов, – приподнимаясь с кресла и не глядя на Павлина, сказал адмирал. – Английское командование очень огорчено всем случившимся. Но позволительно думать, что эти безумцы чем-то вынудили солдат к пролитию крови. Очень печально!
– Господин Николлс, вы, по-видимому, старый моряк, пожилой человек, повидавший жизнь, – сказал Павлин. – Мне стыдно за вас! Прекратите эту скверную комедию.
Он сказал эти слова очень тихо, но все услышали их среди внезапно установившегося молчания.
– Не только всем нам, присутствующим здесь, – так же негромко продолжал Павлин, – но, я думаю, всему миру эта история станет ясной, если рассказать ее самыми простыми словами и даже без всяких комментариев. Даже ребенок поймет, что случилось в Кеми и какую роль сыграла Англия во всех этих кровавых событиях.
Павлин встал из-за стола.
– Пора кончать, – сказал он, и его слова особенно резко и отчетливо прозвучали в тишине. – Я предлагаю вам, адмирал, немедленно ехать с нами на станцию Кемь. Прикажите доставить туда арестованных членов Совета – Александрова и Веселова. Их надо освободить сейчас же.
Николлс забарабанил по столу тонкими пальцами. Полковник Грей с возмущением взглянул на Павлина; два густых пятна появились у него на щеках, будто их припечатали сургучом.
– Хорошо, – сказал адмирал. – Я попробую это сделать.
Они прибыли на станцию Кемь. Веселова и Александрова вскоре доставили к поезду и ввели в вагон. Но через несколько минут на платформе послышалась брань. Солдаты, одетые в английскую форму, угрожая оружием, ворвались в купе и потребовали, чтобы им выдали арестованных. Больше всех шумел полупьяный офицер с адъютантскими шнурами.
Один из солдат двинулся на Павлина Виноградова с пистолетом в руке. Спокойно оттолкнув его локтем, Павлин раздвинул дверь соседнего купе, в котором сидели Николлс и Грей.
– Сейчас же уберите ваших бандитов! – резко сказал Павлин. – Если хоть один из них осмелится зайти в мое купе, я буду стрелять. Слышите, господин адмирал?
Зенькович молча наблюдал эту сцену. Правая рука его была опущена в карман шинели и сжимала револьвер. Он твердо решил любой ценой добиться освобождения арестованных.
Но Николлс с раздражением махнул рукой, и офицер выпроводил своих солдат из вагона.
– Ну и бандиты!.. – говорил Павлин, вернувшись в купе, где сидели взволнованные Веселов и Александров. – И этот Николлс по существу – такой же бандит… Они, конечно, надеялись, что мы испугаемся.
Поезд тронулся.
Ночью, когда «Горислава» выходила в Белое море, начался шторм. Второй котел яхты еще в начале пути вышел из строя. Но прочное судно, приспособленное даже к хождению во льдах, спорило с ветром.
В кают-компании расположились кемские большевики Веселов и Александров. Сегодня Павлин спас их от смерти. Англичане уже приговорили их к расстрелу за сопротивление так называемой законной власти. Если бы не Павлин, казнь состоялась бы этой ночью…
Павлин сидел в капитанской рубке возле штурманского стола, покрытого картами. Волны с остервенением подбрасывали судно. Огни фонарей, горевших на горизонте, как бы описывали зигзаги в белесой мгле июльской ночи. Рядом с Павлином стояли Зенькович и капитан яхты, не спускавший глаз с компасной стрелки.
Возбуждение, владевшее Павлином весь этот день, до сих пор не улеглось. Он почти не чувствовал качки, швырявшей яхту из стороны в сторону.
– Да, был денек, – сказал он Зеньковичу. – Честное слово, я с большим удовольствием ухлопал бы этих подлецов из Кеми!.. Какие мерзавцы, какие опустошенные, черные души!..
7
Архангельск насторожился. Обо всем случившемся было немедленно сообщено в Москву Совету Народных Комиссаров.
В Архангельском исполкоме днем и ночью шли совещания с военными специалистами. Предполагалось создать береговую линию обороны, так как со стороны моря Архангельск был беззащитен: северная флотилия состояла из нескольких мелких судов и трех неповоротливых старых ледоколов. Усиливалась эвакуация военных грузов. Грузы направлялись в Вологду, которая стала штабным центром Северной армии. Армия пока что состояла из мелких гарнизонов и разрозненных отрядов, разбросанных по огромному тысячекилометровому пространству нового фронта.
Еще продолжались белые ночи, еще проносились июльские грозы…
Павлин Виноградов редко бывал дома, почти не спал. Он либо работал в Совете, либо выступал на митингах, либо выезжал на «Гориславе» в море, где появились иностранные патрульные суда. С одним из таких судов он даже вступил в бой и задержал высадившийся уже на берег небольшой разведывательный отряд английской морской пехоты.
Однажды вечером, вернувшись с очередного митинга в Соломбале, он застал у себя в кабинете моряков Северной флотилии.
Двое сидели в креслах. Третий примостился сбоку на диване. Молодой, опрятно одетый морячок, черноволосый, с очень смуглым красивым лицом, беспокойно ерзал в кресле и теребил в руках бескозырку с ленточкой «Аскольд».
Крейсер «Аскольд» стоял на Мурманском рейде. Предательство Юрьева и измена офицеров привели к тому, что этот корабль оказался в руках англичан. Часть матросов еще месяц назад сумела скрыться из Мурманска и, добравшись до Архангельска, перешла на корабли Северной флотилии. К числу этих моряков принадлежал и молодой матрос Иван Черкизов.
Другой моряк, тонкий, худощавый, сидел, опустив голову. Его офицерский китель с серебряными пуговицами сильно выгорел. На плечах, где раньше были погоны, виднелись две широкие полоски.
Когда Павлин вошел, худощавый моряк встал и представился: – Бронников.
Павлин понял, что это старший.
– Слушаю вас, товарищи! Прошу садиться! По какому делу?
– От имени всех военморов! Насчет угля и хлеба! – с задором отрапортовал молодой матрос.
– Погоди, Ванек… – остановил его Бронников.
– Хотите помочь? ускорить отправку эшелонов?
– Нет, совсем не то… – Бронников опять встал и как будто приготовился к докладу. – Совсем наоборот! Хлеб отгружается. А что будет есть население? Отгружается уголь, а на чем пойдет наш Северный флот? Как поведем суда?
– Чего же вы хотите? – спросил Павлин.
– Чтобы ни хлеба, ни угля не отправлять! – запальчиво ответил вместо Бронникова Иван Черкизов.
Павлин внимательно посмотрел на него и обратился к Бронникову.
– Вы бывший офицер?
– Да. Я бывший прапорщик флота. Но прежде всего я большевик.
– Видите, в чем дело, товарищи… – тихо проговорил Павлин, закуривая и кладя на стол открытый портсигар. – Я вас отлично понимаю. Но… но ведь то же самое вопят меньшевики и эсеры. Вопят все, кто хотел бы задушить советскую власть…
Молодой матрос попробовал было вскочить, но Бронников остановил его.
Павлин поглядел на «аскольдовца».
– Ты, друг мой милый, сам не ведаешь, что творишь. Я верю в то, что ты парень честный. Но честностью твоей пользуются сволочи.
Бронников переглянулся с матросами.
– Я говорил, что объективно выходит так.
– Именно так!.. – подтвердил Павлин. – Такие заявления на руку нашим врагам! Уголь нужен питерским заводам. Эти заводы готовят сейчас вооружение. Для фронта!.. Ясно? В море вы не пойдете ни сегодня, ни завтра. Но запас для флота забронирован. Конечно, не для дальнего плаванья… а для охраны берегов. Ясно? Надо суметь удержать берег в своих руках. Уголь будем отправлять! Теперь о хлебе… Питер, рабочий Питер сидит без хлеба. Там голод. Самый настоящий голод. А мы разве голодаем? Вы голодаете? Зачем же этот крик? Кому он на руку?