Кэр-десятник - Василий Кузьмин

…- Ты. Будешь десятником. Заберешь с тела прошлого десятника рог и шлем. Потом примешь пополнение из седьмого десятка пятой сотни. Выполнять!

Сотник идет вдоль строя медленнее обычного — каждый десяток понес потери и, несмотря на то, что мы стоим четвертыми в шеренге, он уже успел назначить двух новых десятников, а второй десяток вообще расформировал, разослав четверку выживших по другим подразделениям.

— Ты.

Взор сотника останавливается на мне. Именно этого момента я и жду, чтобы нарушить стандартную процедуру:

— Разрешите доложить.

Сотник медлит мгновение, явно не ожидав этих слов, но затем кивает, позволяя говорить.

— В караульном помещении мы обнаружили тело неместного воина, командир. Мне показалось, что именно он руководил обороной на стене. У него на броне необычный знак — похожий на знак королевской гвардии.

Я замираю с чувством выполненного долга… несмотря ни на что, как я уже говорил лояльность для нас это все — и знание того, что я принес пользу господину наполняет меня, чем-то вроде радости, в той мере, в какой ее может испытывать мертвец. Правда, одновременно с этим в мозг продолжают вгрызаться мысль о предательстве, вновь растревоженная словами Фалка.

— Я передам эту информацию тысячнику, десятник. Ты хорошо выполнил свой долг. Только… откуда тебе известно о том, что, как выглядит символ королевской гвардии…

Хм… Интересно, если живые чувствуют печенкой, то, что заменяет ее у немертвых? Во всяком случае, сейчас я именно чем-то таким понимал, что это не просто формальный вопрос, а нечто большее — будь он живым, его бы выдали сжатые в кулаки руки или пристальный взгляд… на немертвых мысли никак не отражаются, но напряженность все же чувствовалась — он явно ждал какого-то конкретного ответа. Впрочем, хорош бы я был, если бы не предугадал такой вопрос — и способ обойти его я тоже уже нашел. Я же не знаю, почему именно я начал вспоминать. Догадываюсь, что из-за камня, но… разница между догадкой и знанием все же велика, а приказа изложить свои мысли не будет — ибо мыслить нам вроде как не положено.

— Не могу знать, сотник!

Гнетущее чувство тут же исчезло, а сотник кивнув — толи мне, толи своим мыслям, повернулся и зашагал дальше… Интересно, кстати, а на него мой… хм, "талисман" действует? И, если да, то как?

Пальцы, закованные в стальную броню, медленно ползли вдоль когда-то блестевших позолотой, а ныне тусклых и полустертых букв:

— Абрейн, Гаторн, Меглард… — трое братьев, они стояли в переднем полку, Фарохт Победитель… Рекат Бесстрашный… — о, да из полка правой руки, хорошие были воины, я бы дал им сотни… Верн… — я помню его, всегда такой уверенный, такой благородный — он умер первым, пав в одиночном поединке… Это был его первый проигранный поединок… Шана из Киролля — горячая, как огонь и быстрая, как молния… но слишком, слишком увлекающаяся — я же говорил, что это будет стоить ей жизни. Сигуэр, Зигн, Теккарро…

Рука скользит вдоль каменной плиты, губы тихо шепчут имена… сотни, тысячи имен. Все они, конечно, не поместились на плите — да что там, те кто ставил камень и не помнили их все — шутка ли запомнить пятнадцать тысяч имен… Пятнадцать тысяч… Первая кровь в той войне могла заполнить озеро средних размеров. И ведь это была только разминка перед предстоящими битвами…

Рука медленно скользит вдоль каменной плиты — работы здесь на пару часов, ведь надо вспомнить всех, выбрать лучших — тех, кто поведет сотни, и самых лучших, кому можно доверить тысячи… Впрочем, время есть: даже немертвые не могут быстро копать эту еще не прогревшуюся после зимы землю — они провозятся до конца дня, прежде чем извлекут все тела… Да, время определенно есть…

— Господин… — неожиданно, раздавшийся за спинами голос вынуждает отвлечься обоих — и воина в старинных, богато украшенных латах, читавшего имена на плите и человека в свободном одеянии черного цвета, стоявшего за его плечом.

— Говори. — голос обладателя черных одежд даже не звучит — он словно ввинчивается в мозг напрямик через череп, минуя уши. Впрочем, чтобы смутить скелета-тысячника нужно нечто большее…

— Господин, началось! Они прислали гвардейцев. Мне доложили, что тело командующего обороной города опознали, как сотника гвардии. Я проверил — и это действительно так. Какие буду приказы, повелитель?

— Сейчас никаких, Берэ… никаких… Действуй как обычно — и передай, что мы выступим завтра до рассвета… как только я разберусь с нашим последним пополнением. — голова говорящего чуть качнулась назад, указывая на раскапывающих поле скелетов.

Тысячник лишь молча поклонился в ответ и поспешно направился обратно к городу, не смея нарушать уединение двух своих повелителей…

— И что теперь? — хотя голос воина и звучал глухо из-за закрытого шлема, спутать его с голосами немертвых было бы весьма затруднительно уж слишком живо, можно даже сказать… эмоционально, прозвучали эти слова.

— Ничего, Виттор, ничего. Ты же слышал — все, как обычно.

Собственное имя заставило латника поежиться, но он все же продолжил:

— Как это ничего! При всем уважение, господин, гвардия это вам не ополченцы — необходимо, как минимум стянуть все силы! Тем более, благодаря вашей… хм, "стратегии" — рук, способных держать оружие у них теперь навалом — вряд ли мы сможем, с помощью имеющихся сил закрепиться на перевале, а даже если и сможем, то выбраться на равнины сил у нас уже не хватит!

— Виттор, Виттор… Видишь поле за своей спиной. Вот она — цена твоих ошибок. Ты воин и более того — гениальный командир, но все-таки не политик… Как думаешь, почему это сотник гвардии в городе был, а сотни не было, ну? Дошло, наконец? Замечательно… Три часа назад я получил свежие вести из столицы… Нас все еще не восприняли всерьез — а гвардейский сотник появился здесь не то по личной инициативе, не то по приказу командира гвардии, но исключительно в качестве разведчика… Так что единственный, кто стоит на нашем пути — это командир гарнизона на перевале, а с ним-то, надеюсь, ты управишься…о, великий полководец?!

Даже сквозь опущенное забрало шлема, чувствовалось, как по лицу Виттора расползается кровожадная ухмылка:

— Да, повелитель. Безусловно. И, если вы правы, то когда до этих дворцовых крыс дойдет что к чему, мы уже будем на полпути к столице!

— Я рад, что ты понял это… А что касается моей "стратегии"… Те, кто бежал от нас на юг, не станут защищать перевал, уж, поверь, — такова человеческая природа. Более того, лишние рты только ослабят наших врагов.

— И все же я не понимаю, повелитель, зачем? Зачем было их отпускать — мы могли действовать незаметнее, могли убить больше, еще больше! Разве не для этого мы понадобились тебе!