Кэр-десятник - Василий Кузьмин

Стоп! Не может быть! Не в смысле, что я не мог быть десятником- это как раз факт, а в смысле… в смысле, что я помнить-то этого не могу! Ну, хотя бы потому что я вообще о своей жизни до смерти ничего не помню, как любой из нас, между прочим! И имени своего я, кстати, тоже не помнил… пока камень тот в руку не взял. Нет — тут дело нечисто явно… Впрочем, время обмозговать все это у меня еще будет, надеюсь, — а сейчас дело есть: мешок, еда и девочка — в любом порядке. Хотя начать лучше с девочки — остальные два пункта возможностей сбежать и попасться в руки патруля, слава богам, не имеют…

Глава 2

Говорят смерть приходит беззвучно… Может и так, но мы не она… Наше приближение слышно за километры — ритмичный нарастающий шум. Шум, достигающий апогея здесь, в центре немертвого войска… Звук шагов… Десятков тысяч шагов. Это идем мы… Живым никогда не понять того, что немертвые вкладывают в эти слова… У вас просто нет ничего сопоставимого с этим… движением, единым усилием, фактически стихийным по своей природе… Армия немертвых на марше — это… это, как текущая река — ее можно задержать, можно заставить повернуть, но остановить невозможно… Мы идем дни и ночи, под солнцем и звездами, не сбиваясь с шага и не теряя скорости… фактически, как одно существо с единой волей… У немертвых нет понятия идти куда-то… Мы просто идем — также, как и в бою мы просто сражаемся, а не бьемся за что-то, как вы: за идею, за богатство, или там за родную деревню — у нас же нет целей, есть только состояния… состояния, возведенные в абсолют… Так и здесь — мы просто идем, ради самого движения… Странные слова не так ли? Ну, я же говорил, что живым этого не понять… Никому, кроме, может быть, одной… Кроме той, кто сейчас сладко спит у меня за плечами…

… Самой трудной была первая ночь — а все потому, что я не рассчитал с мешком. Ну, забыл я, что вам нужно дышать, забыл… Мы-то не дышим — и правильно, кстати, делаем, хлопот гораздо меньше получается. Если б не левый номер, показавший как правильно вырезать часть ткани, пришлось бы искать другой мешок — а это еще куча времени, и этот-то еле нашли! Но это были еще цветочки… Ягодки ждали меня на марше — мешок, как оказалось, потряхивало на каждом моем шаге, не по мощеной дороге ведь топаем! И, если обычному грузу это в принципе безразлично, то наш трофей укачало еще за первый час… Нет, я ничего не имею против маленьких людских слабостей, но… как же все-таки было легче, если б она была немертвой! Впрочем, я бы покривил душой, сказав бы, что она жаловалась или доставляла какие-то трудности — нет, девочка с завидным упорством держалась до последнего, пока я, наконец, не додумался нести мешок в руках перед собой, прижав его к груди — так качало гораздо меньше. Ей этого оказалось достаточно. Волнения и усталость взяли свое, заставив забыть и о продолжавшейся тряске, и о шуме марширующей армии — не прошло и пары минут, как она прямо вот так, фактически у меня на руках, прижавшись щекой к холодному нагруднику, провалилась в сон. Люди верят, что мы ничего не чувствуем — это неправда. Я чувствовал — не вспоминал чувство, а именно чувствовал — тепло, радость… счастье. Она доверилась мне, положилась на меня, пока еще сама того не сознавая — а доверие для нас это все. Лояльность, доведенная до абсолюта — вот основа нашего существования. Мы не можем не оправдать доверия, никогда! Теперь я либо сберегу ее, либо лишусь нежизни, пытаясь сберечь. Не правда ли удивительное решение для того, кто вообще не должен принимать решений?! А еще более удивительно то, что в этот миг я был не одинок в своих мыслях:

— Не, правда ли… Она будоражит что-то внутри, десятник?

Знакомая речь на секунду повергла меня в изумление, не сумев, впрочем, заставить сбиться с шага. Клянусь своими костями, не будь я твердо уверен, что слева от меня стоит такой же немертвый как и я, я бы решил, что он принадлежит живому… наверное даже живой женщине! А левый номер тем временем продолжал, а может и продолжала, рассуждать вслух:

— Эта живая, эта плоть и кровь…Она чудесна, во всяком случае, когда спит, а не дает советы, какого размера должно быть отверстие в мешке. Я теперь понимаю, почему вы сохранили ей жизнь, десятник…

Сюрприз, сюрприз…После подобных слов у меня осталось лишь два варианта: либо у нас такой уж специфический десяток, где все немертвые какие-то слегка живые, либо… либо то, что произошло со мной — это начало эпидемии, и, рассыпаться мне на части, если это не связано с тем стариком в горах и камнем у меня в напоясном мешке!

— Так значит, боец, вы тоже не так просты, как кажетесь, да?

— Да, командир. И я благодарна вам за это.

— Мне?

— Да. Вам. В тот миг, когда вы объяснили мне, что эту плоть и кровь нельзя убивать, что-то изменилось. Я заметила это позже, но именно в тот миг я начала мыслить, Не перебирать варианты исполнения приказа, а именно размышлять, оценивать себя и свои действия. Так что еще раз спасибо.

Хм, хм, хм — первый симптом налицо. Неужто все-таки свободомыслие — это заразно? Впрочем, есть еще второй симптом.

— Вам не за что благодарить меня — случилось, то, что случилось и, боюсь я здесь не причем. Но в любом случае рад знакомству, левый номер — мое имя Кэр. А вы… или так и оставить "левый номер"?

— Нет, уж "правый номер" — лучше не надо. Хотя, конечно, как сочтете нужным, десятник.

— Десятник считает нужным знать ваше имя.

А заодно, в порядке эксперимента, вернулась ли к тебе память или это на других немертвых, кроме меня не распространяется…

— Я… Я… Я помню! Мое имя Валешка, сэр! Рада служить под вашим командованием, десятник Кэр!

… Больно. Очень больно. Как мечом по сердцу резануло… хоть его у меня и нет. Эти слова — я уже слышал их, сотни, тысячи раз… О, да теперь я помню… помню все! Войну. Солдат. Мой десяток. Осаду. И смерть… Каждый час, каждый миг… Я помню все!

От нахлынувшего я на мгновение сбиваюсь с шага, чуть не сталкиваясь спиной с идущим сзади солдатом…

— Десятник, что с вами?!

— Ничего, ничего — я машинальным, таким человеческим, жестом приглаживаю непослушные детские волосы — просто вспомнилось кое-что…

Ну, да кое-что: например, как мы еще живые маршировали по этой же самой дороге. Только в другую сторону. Или как осаждали тот же город, освобождая его от войск врага… От войск, того, кого теперь называем Хозяином…

Если бы кто-нибудь мог наблюдать за марширующим войском со стороны, первым на ум ему бы обязательно пришло сравнение с морем. Разумеется, не с ласковым, теплым морем юга, но с безжалостным и мрачным северным морем, чьи воды год за годом, день за днем накатываются на пустынные берега и моют гранитные утесы фиордов. Те же серо-стальные, блестящие на солнце волны и тот же нескончаемый гул… Впрочем, одно явное отличие все же было: оказавшийся на пути морской волны имел несравнимо большие шансы на выживание, чем пересекший дорогу армии немертвых…