Происшествие на тихой улице - Павел Вежинов

— А тебе он сказал, что хочет сходить в кафе ЦУМа?

— Этого он мне не говорил… Но разве ты забыла, что дней десять назад мы были с ним с этом кафе?

— Да, помню…

— Вот в этом-то и все дело… — сказал инспектор, массируя резиновой щеткой просвечивающее сквозь поредевшие волосы темя. — Пока мы там сидели, он не отходил от граммофона, а потом несколько дней только и говорил о нем…

Мать умолкла с виноватым видом — теперь она действительно припомнила все эти подробности.

— Ясно — мальчишка считает себя обиженным. Кто же виноват, что он не поедет на море?.. Разумеется, отец. А раз я виноват перед ним — то неизбежно роняю себя в его глазах… Вместе с этим ослабевает один из сдерживающих факторов… Ребенок чувствует, что он вправе совершить какой-нибудь дурной поступок, — хотя бы так, в отместку…

— Ишь, поганец! — сердито проговорила мать.

— Нет, он мальчик неплохой! — улыбнулся Табаков. — Но все дети ужасно чувствительны к тому, что справедливо и что нет. И вот он выходит из дому… Но куда он может пойти?.. Разумеется, туда, где за последние дни его воображение получило богатую пищу. Подумав хорошенько, я сразу же догадался, куда он мог отправиться…

Инспектор умолк на мгновение, затем тихо добавил:

— Необходимо знать детей… Знать и понимать… Это и им на пользу, и нам. Подумай об этом.

Всю ночь Зарко спал неспокойно, ворочался во сне и тихо стонал. Проснулся он очень рано. За окном алело утреннее небо, где-то в ветвях весело щебетали птички. Внезапно его охватило страстное нетерпение поскорее встать, и сейчас же взяться за дело. Ему казалось, что стоит только сделать все то, о чем ему говорил «начальник”, и он непременно узнает, нечто чрезвычайно важное, быть может, роковое. Кто знает, не зависит ли именно oт него — будет ли наконец найден пропавший Васко…

Зарко приподнялся на кровати и посмотрел на большой будильник — был шестой час. В доме все, кроме него, еще спали. Если встать сейчас, то кого разыщешь так рано? Он едва вытерпел до шести часов и поднялся вместе с матерью. Та, увидев, его торопливо умывающимся под краном, не поверила своим глазам.

— Ба! Что это на тебя нашло? — изумилась она. — Куда это ты собрался в такую рань?

— Дело у меня есть! — коротко ответил мальчик.

Мать уже забыла про вчерашний разговор, да и не верила, что у такого мальчугана может быть какое-нибудь серьезное дело. Зарко позавтракал и стремительно выбежал из дому. Но в такую рань никого из детей еще не было видно. Напрасно он обходил дворы и заглядывал во все закоулки. Убедившись, что ему не собрать никого в такой час. Зарко воротился домой и разбудил братишку.

— Вставай, вставай! — заторопил он его. — Сегодня нас дело ждет…

Мишо посмотрел на него одним глазом и опять укрылся с головой. Но не суждено ему было в это утро как следует выспаться. Зарко стащил с братишки одеяло, но тот свернулся клубком и крепко зажмурил глаза. Пришлось прибегнуть к помощи графина с водой. В следующий миг мальчик уже сидел на кровати, растерянно тараща глаза.

— Ма-ам! — плаксиво протянул он. — Зарко дерется.

— Кто дерется? — возмутился Зарко. — Что ты врешь?

— А ты зачем облил меня водой?

— Это совсем другое.

— Нет, не другое… Ма-а-ам…

В дверь просунулась голова матери — глаза ее смотрели угрожающе.

— Лгун! — бросил презрительно Зарко. — Обойдусь и без тебя!

Только сейчас Мишо вспомнил, о чем они говорили вчера вечером. Мигом вскочив, он пустился догонять брата. Сначала Зарко был непреклонен, но, увидев испуг и тревогу на лице братишки, все-таки сжалился над ним.

— Что, будешь врать в другой раз? — спросил он, немного смягчившись.

— Нет, не буду… Никогда больше не буду врать…

— Ты всегда так говоришь, — пробурчал недовольно Зарко, — а потом опять врешь.

— Если хочешь, я могу побожиться, — умоляюще произнес Мишо. — Пусть меня поразит…

Зарко снова рассердился.

— А ну замолчи! — прервал он его. — «Пусть меня поразит…» Кто тебя поразит?.. Одни неучи божатся.

Но Мишо неожиданно возразил:

— Вот и неверно! Папка-то разве неуч? Он тоже божится…

— Неправда! — сказал Зарко, пораженный этим открытием. — Когда это он божился?

— Божился, божился, я слышал своими ушами… Мама сказала ему: «Ты опять наклюкался?»

— Наклюкался? — не понял Зарко.

— Значит, выпил… А папка сказал: «Честное слово, нет!»

— Это совсем другое дело…

— Погоди, погоди! Тогда мама сказала: «А ну побожись… А папка сказал: «Порази меня бог, если я хоть глоточек выпил… Вот — перекреститься могу».

Зарко смотрел на своего братишку выпученными глазами.

— Да это он просто шутил! — внезапно осенило его, и он сразу повеселел. — Ведь папка — коммунист и не верит в бога… — заключил он уверенным тоном.

В конце Зарко согласился опять взять Мишо к себе в помощники. Будет так, как они договорились вчера вечером: Зарко соберет ребят постарше, а Мишо — маленьких, дошкольников.

— Скажешь им — пионерское задание! — поднял руку Зарко, и лицо его озарилось каким-то внутренним светом.

Но оказалось, что собрать всех детей в одном месте — совсем не легкое дело. То у какой-нибудь девочки урок музыки, то какому-нибудь мальчику нужно остаться помогать матери. И только сила таких веских слов, как «Пионерское задание» собрала наконец детвору во дворе одного большого дома. Было уже около половины одиннадцатого. Зарко терял всякое терпение. Пришедшие дети — их было уже десятка два — шумели, как пчелиный рой, и с интересом и любопытством поглядывали на Зарко, который все еще загадочно молчал.

— Все в сборе? — спросил он немного погодя.

— Филиппа нету! — крикнул кто-то из задних рядов. — Он болеет…

— А когда он заболел?

— Не знаю, — промямлил мальчуган. — Целая неделя уже прошла… Даже больше…

От него не будет никакой пользы, рассудил Зарко. Ведь он ничего не знает, раз не выходит уже целую неделю.

— Лили не пришла! — сообщила какая-то девочка. — Сказала, что придет.

Лили все же пришла, хотя и последней. Это была шестилетняя девочка, щупленькая и кудрявая, с маленькими, блестящими, как черные бусинки, глазами. Она уселась впереди и уставилась любопытным взглядом на Зарко. А тот выпрямился, и, как всегда, когда ему приходилось что-нибудь говорить, лицо его сильно побледнело.

— Дорогие пионеры, мы собрались здесь по одному очень важному делу, — начал он медленно и даже несколько торжественно.

Шепот едва сдерживаемого любопытства прошел по группе навостривших уши детей. Зарко спокойно и не спеша начал свой рассказ о пропавшем мальчике, о тщетных усилиях милиции. Но ребята знали все это и без него. Их родители говорили о Васко и утром и вечером — какие только предположения они не строили, какие только невероятные истории не выдумывали. Дети жадно слушали, ловя каждое их слово, и, в свою очередь, тоже начали сочинять разные истории — одну запутаннее и неправдоподобнее другой, а некоторые дошли до того, что даже начали верить самим себе. Что нового сказал им Зарко? Ровно ничего… Не отнимает ли он у них напрасно время?

— Дорогие пионеры, милиция очень рассчитывает на нашу помощь! — закончил Зарко. — Мы должны радоваться, что нам оказывают такое доверие. Вчера вечером я разговаривал с одним начальником…

— Где же этот начальник? — спросил с недоверием высокий и худой, как щепка, Андрейко.

— Сейчас он не может быть здесь! — нахмурился Зарко. — Начальник хочет знать, видел ли кто-нибудь маленького Васко в тот день, когда он исчез… Это очень важно.

Зарко умолк и уставился на детей. Лица у них вытянулись и стали серьезными. Они переглядывались, но хранили молчание.

— Хорошенько подумайте! — сказал Зарко. — И чтоб никто не посмел врать… Соврать в таком важном деле — это все равно что встать на сторону бандитов.

При этом страшном слове, которое Зарко произнес громко и отчетливо, все вздрогнули, однако никто не произнес ни слова.

— Значит, его не видел никто? — сказал с досадой Зарко. — Ну, что ж, так и скажем начальнику… Теперь другое… Видел ли кто-нибудь, чтобы Васко разговаривал с каким-нибудь взрослым человеком? Каким бы то ни было. Не важно, когда это было — хоть месяц тому назад.

Снова наступила глубокая, гнетущая тишина.

— Никто не видел?

— Никто! — мрачно ответил Андрейко.

— Ты не говори за всех! — осадил его Зарко. — Я и других спрашиваю…

Но и другие не знали ничего.

— Неужели же вы не видели, чтобы на вашей улице слонялся без дела какой-нибудь человек? Чтоб так просто прогуливался, поглядывал куда-нибудь, ждал чего-то? Неужели не видели?

— Я видел! — крикнул вдруг кто-то.