Десантура - Ивакин Геннадьевич

И если на том берегу были немцы, то они так же легко видели десантников, как и младший лейтенант.

Сержант Рябушка приподнялся на локте, оглянувшись назад и показал большой палец - все нормально, командир!

Гулкий выстрел тут же порвал тишину. Голова сержанта лопнула как арбуз и снег окрасился кровавыми ошметками. Тело его бессильно задергало ногами.

И правый берег зло полыхнул огнем.

Фонтаны пуль - то белые, то красные - взорвали безмятежную ледяную гладь реки.

Кто-то из бойцов бросился назад и тут же рухнул, пробитый очередью пулемета. Кто-то скорчился, вздрагивая при каждом попадании в тело. Кто-то тонко закричал, выстреливая не глядя обойму. Кто-то просто раскинул руки крестом, сгребая судорожными пальцами горячий от крови снег.

Третье отделение умерло за несколько секунд.

А на том берегу закричали что-то гортанно, и лес вдруг ожил. Хлопнул раз-другой миномет - разрывы разбили лед между лежащими трупами десантников, хлынула вода. Чье-то тело, чуть задержавшись на берегу проруби, свалилось в черную воду, чуть мелькнув на поверхности краем маскхалата и поднятой, скрюченной рукой.

Младший лейтенант, приоткрыв рот, смотрел на смерть своих ребят, а потом вдруг завопил:

-Огонь, огонь, огонь! - не замечая, что взвод уже давно палил по противоположному берегу из всего, что может стрелять.

В ответ били немецкие пулеметы, густо хлопали карабины. Еще одна команда - и по всему берегу встали серо-зеленые в страшных касках. И побежали вперед, спрыгивая с обрывчика и огибая воронки во льду. А минометчики немедленно перенесли огонь на берег, где засели русские десантники.

'Не меньше роты!' - мелькнула правильная, но трусливая мысль младшего лейтенанта.

-Отходим! - закричал он. Его бы никто не услышал, но цепь словно дожидалась приказа - рванув назад, в лес, к бригаде...

Как выяснилось позже, немцы не собирались преследовать передовой отряд десантников. Они просто отбросили их с берега Поломети, словно намекнув - 'Здесь вам не пройти!'. А заодно утопили в реке восемь мертвых и четверых тяжелораненых русских. И еще шутили: 'Раки в этом году будут мясистые...'

Этого не знал рядовой Ваня Никифоров. Он просто заблудился. Он не знал куда идти. Лыжные следы исчеркали весь лес. Они шли вдоль и поперек, крест-накрест. Но куда бы он не шел - везде было пусто. Следы поворачивали, закруглялись, пересекались...

Но людей не было.

А потом он сломал лыжу, наткнувшись на невидимый под снегом корень. Причем сломал вдоль, расщепив ее. Достав дрожащими руками скобы, попытался вогнать их в дерево. Не вышло. Не хватало сил. Тогда он достал суровые нитки и перемотал ими лыжу. Вроде бы держало. Но через пару десятков шагов нитка перетерлась об острый наст.

Тогда он сел и заплакал, уткнувшись в коленки. Обычный восемнадцати летний мальчишка. Ему было страшно. Черное небо равнодушно смотрело на него звездами из-подлобья Луны. Он посмотрел на нее мокрыми глазами. Слезы превращались в льдинки на щеках. Хотелось спать, равнодушное оцепенение мягко обняло кисти и ступни... Стало даже тепло.

Он помотал головой, стряхивая сон.

Поднялся.

И упрямо зашагал, хромая на сломанную лыжу, куда-то вперед, напевая про себя:

-Там вдали, за рекой, разгорались огни... В небе ясном заря догорала...

Через несколько десятков метров он увидел каких-то людей. И скинул непослушными руками винтовку с плеча.

-Хальт! - закричали ему люди.

-Вдруг вдали у реки, засверкали штыки - это белогвардейские цепи...

Винтовка словно сама выплюнула свинец. И ослепила Ваню, но он продолжал стрелять по направлению...

-И без страха отряд поскакал на врага...

Люди тоже плевались огнем в ответ.

Но рядовому Никифорову было все равно. Он прислонился спиной к какому-то дереву и стрелял, стрелял, стрелял - лихорадочно меняя обоймы, словно стараясь, что бы они не попали врагу в руки.

Он не замечал, что несколько немецких пуль уже пробили ему левое плечо, бедра и правое легкое. Он настолько замерз, что ему было все равно. Он не чувствовал ничего, кроме одного:

- Там вдали, за рекой, уж погасли огни, в небе ясном заря загоралась...Капли крови густой... Из груди молодой... - ему казалось, что он кричит, но он просто шептал.

Немцы для верности еще несколько раз выстрелили по упавшему большевистскому фанатику. Потом обыскали его и не нашли ничего, кроме двух гранат Ф-1, десятка обойм для винтовки СВТ и пяти рыбных консервов. Табака не было. Ваня так и не научился курить. Он просто пропал без вести. До сих пор никто не знает, попал ли он хоть в кого-нибудь...

6.

-Итак, давайте, герр Тарасов перейдем к действиям вашей бригады...

-Не моей...

-А чьей же? - удивился лейтенант.

Тарасов глубоко вздохнул:

-Цель бригаде была поставлена простая. Взять Демянск. По расчетам командования Северо-Западным фронтом, в котле должно находиться пятьдесят тысяч солдат и офицеров второго армейского корпуса. Из них сорок пять тысяч на передовой, пять тысяч в тылу.

Фон Вальдерзее так удивился, что перестал писать:

-Сколько, сколько?

-Пятьдесят тысяч.

Лейтенант покачал головой:

-Военную тайну я не раскрою, если скажу, что ваше командование ошиблось почти в два раза...

Тарасов криво улыбнулся:

-Я уже понял. Примерно девяносто тысяч. Так?

-Вы хороший офицер, господин подполковник... - удивленно покачал головой лейтенант.

-Наша бригада, а также двести первая должны были рассечь котел на четыре части, взять Демянск и парализовать второй армейский корпус путем уничтожения штаба группировки.

Лейтенант еще больше удивился:

-Ваше командование...

-Генерал-лейтенант Курочкин...

-Он... Представлял себе трудность подобной задачи?

Тарасов засмеялся...

**

Февральское небо било гроздьями звезд по земле.

Тарасов стоял на крыльце избы, где располагался штаб фронта, и смотрел в эти звезды. Медведица, Кассиопея, Орион... Он не был романтиком. Он был военным. Надя всегда ворчала на него, что он не видит красоты, а только воображает позиции предполагаемого противника.

-Коль, смотри как красиво! Какая излучина...

-Вижу... Вот там и там поставить два пулемета и под фланкирующий огонь...

-Коля! Ну так же нельзя!

-Подполковник! Тарасов! Зайдите ко мне...

Круглолицый и вечно улыбчивый Ватутин махнул Тарасову рукой, приглашая его обратно в дом.

-Николай Ефимович! - начал начштаба фронта, когда они зашли в маленькую спальню. Видимо здесь, обычно, и квартировал генерал-майор. Над узкой кроватью висела огромная, исчерканная разноцветными карандашами карта. На маленькой тумбочке и на полу валялись книги.

-Итак, Николай Ефимович, чаю?

Тарасов кивнул.

Ватутин приоткрыл дверь и крикнул:

-Два чая мне. С лимоном. И это... Печенья овсяного!

-Николай Ефимович, задача перед вами стоит архисложная. Вы сами это прекрасно понимаете, осторожно начал Ватутин.

-Товарищ генерал-майор, я понимаю, - Тарасов никогда не был деликатным. - Вы что-то хотели от меня?

Ватутин почесал нос:

-Тезка, а давайте без иконопочитания? Вы комбриг, а я начштабфронта. Если бы не известные нам обстоятельства, то мы могли бы поменяться местами. Так?

-Вы про колчаковский фронт? Или про арест? Так я был, между прочим, реабилитирован товарищем Берией и войной! - оскалился Тарасов. Не в его характере было играть в игры...- Если не доверяете мне, тогда меняйте на любого другого, но...

Ватутин зло сплюнул на пол:

-Тьфу! Да я совершенно не об этом хотел поговорить!

-А о чем, Николай Федорович? - Тарасов держался ровно и отстраненно, хотя при его взрывном характере это было неимоверно сложно.

-О бригаде! Спасибо! - Дверь приоткрылась и адъютант, в звании старлея, протянул поднос двумя стаканами чая и двумя блюдцами. На одном желтил посахаренным лимон, на другом коричневело овсяное печенье.

Тарасов взял за ручку подстаканника свой чай и осторожно подул на кипяток. Потом взял печеньку с блюдца. Надя такие любила, да...

-Николай Ефимович! - Ватутин бросил дольку лимона в стакан и зазвенел ложкой. - Ваша бригада идет первой. Идет тихо, осторожно, обеспечивает лагерь в котле у немцев. За вами идет гриневская - двести четвертая. Параллельно вторая маневренная под Лычково свою задачу выполняет...

-Я уже знаю, Николай Федорович, - отхлебнул Тарасов чай. Крепкий, кстати. И положил в стакан лимон.

-Я волнуюсь за связь, товарищ подполковник. Не будет связи, не будет операции. Сумеете обеспечить?

-А что мне остается делать, товарищ генерал-майор? Конечно, обеспечу!

Ватутин потер красные глаза:

-Ошибка в одну цифру и продукты с боеприпасами будут сброшены немцам. Понимаете?

-За кого вы меня держите-то? - начал вскипать Тарасов.