Невероятный медовый месяц - Барбара Картленд

Она, правда, не раз видела герцога издали, когда тот, восседая на своем великолепном скакуне, отправлялся на охоту, но, следуя рекомендациям Ива, девушка всегда держалась на значительном расстоянии и, смотря сквозь прутья ограды, думала только о том, как прекрасно герцог держится в седле, словно лошадь и он — одно целое.

Обычно герцог проносился галопом мимо того места, где стояла Антония, и она не могла разглядеть его лица, тем более — заметить выражение глаз.

Антонии всегда хотелось встретиться с ним, и вот теперь, казалось, наконец наступит долгожданный миг — не завтра, конечно, поскольку она была убеждена, что мать с отцом не разрешат ей присутствовать во время первого визита герцога, но позднее — когда уже будет объявлено о его помолвке с Фелисией.

При мысли о предстоящей помолвке сестры с герцогом Антония сильнее обняла Фелисию, прижимая ее к своей груди.

Она знала, какую боль это известие причиняет сестре, к тому же Антония не могла не думать еще и о том, что, судя по тому, что ей было известно о герцоге, Фелисия вряд ли когда-нибудь сладит со своим супругом.

Фелисия была ласковой, мягкой по характеру девушкой, неискушенной и бесхитростной — Антония знала ее лучше, чем кто-либо, — чрезвычайно глупенькой во многих отношениях и очень капризной, если ее не баловали, не нежили и не любили.

Будет ли герцог обращать внимание на молодую жену? Будет ли баловать и любить ее?

— Что мне делать, Антония? Что мне делать? — всхлипывала Фелисия в отчаянии. И тут Антония поймала себя на том, что думает о маркизе Норто.

Глава 2

Герцог уже заканчивал свой, как всегда, обильный, завтрак, когда к столу приблизился дворецкий и почтительно сказал:

— Прошу извинить меня, ваша светлость, но леди Антония Уиндом просит принять ее.

От удивления брови герцога поползли Вверх, ему показалось, что он ослышался, и, Вопросительно взглянув на дворецкого, переспросил:

— Леди Антония Уиндом?

— Да, ваша светлость, — подтвердил дворецкий.

— В столь ранний час? — удивление герцога все возрастало.

— Да, ваша светлость, — кивнул дворецкий.

— Она пришла одна?! — с явным любопытством осведомился герцог.

— Нет, ваша светлость. С ней девушка, которая осталась ждать в вестибюле. Леди Антонию я провел в библиотеку, — почтительно ответил дворецкий.

Герцог отложил в сторону вилку и нож и в задумчивости поднес к губам чашечку с кофе.

Он всегда уделял много внимания завтраку, считая утренний прием пищи самым важным и полезным для здоровья. Всем прочим напиткам герцог предпочитал кофе и никогда не позволял себе с утра ни капли алкоголя, как бы ни злоупотребил им накануне вечером.

Таковы были правила, и герцог неукоснительно следовал им, кстати, раз и навсегда установив их сам для себя.

Согласно этим правилам он поднимался с постели чуть свет и, живя в Лондоне, каждое утро отправлялся на конную прогулку по аллеям парка еще до того, как там появлялись экипажи с дамами, назначавшими в этом модном месте встречи своим подругам, чтобы вдоволь поболтать и посплетничать, провожая взглядом молодых всадников, которые спешили покрасоваться своей хорошей осанкой и умением держаться в седле.

Первые посетители являлись в дом герцога не раньше пяти часов пополудни, и до сих пор ни одна дама, как бы настойчиво она ни преследовала его, не отважилась просить с ним встречи в половине восьмого утра.

Разве возможно, чтобы дочь графа не понимала, что для молодой девушки чрезвычайно неприлично, если не сказать — предосудительно, наносить визиты холостому мужчине в столь неурочный час?

Герцог недоумевал, пытаясь догадаться, какова цель этого необычного визита, но, решив, что вскоре все выяснится, продолжал пить кофе и бегло просматривать «Таймс», раскрытый перед ним на серебряной подставке.

Однако правила были беспардонно нарушены непрошеной гостьей, и герцог вдруг ощутил неприятное раздражение, подумав, что из-за этого визита он может опоздать на свою утреннюю прогулку.

Должно быть, жеребец, которого он распорядился оседлать, уже ждет его у главных ворот, и, несомненно, с каждой минутой конюхам все труднее сдерживать благородное животное.

Негодуя, без тени приветливости на лице герцог прошел в библиотеку.

На звук открываемой двери темная фигурка, изящный силуэт которой вырисовывался на фоне светлого окна, повернулась, и он с первого же взгляда отметил, что девушка, навестившая его, была вовсе не той, которую он предполагал увидеть.

Он прекрасно помнил, что графиня Норто, описывая ему дочь графа Лемсфорда, говорила о светлой блондинке с голубыми глазами, внешность которой как нельзя лучше оттенит красоту фамильных бриллиантов Донкастеров.

Возвращаясь мысленно к этому разговору, он также припомнил, что на самом деле маркиза сказала, будто девушку, которую она выбрала ему в супруги, зовут Фелисия.

Медленно приближаясь к посетительнице, он внимательно рассматривал ее, но девушка не произвела на него никакого впечатления.

Во— первых, она была плохо одета -на ней было платье из выцветшего голубого габардина, совершенно ей не подходившее. Кроме того, шляпка, почти ничем не украшенная, совсем скрывала ее волосы.

Однако глаза, которые она подняла на него, показались герцогу огромными на ее маленьком, с тонкими чертами, лице, а еще он заметил, что девушка очень взволнована.

— Я… надеюсь… ваша светлость извинит меня… за столь ранний визит… — смущенно прошептала она.

— Это, безусловно, оригинальный способ знакомства, — неприветливо ответил герцог. — Прав ли я, полагая, что именно с вашей сестрой я должен встретиться сегодня днем?

— Да, — подтвердила Антония, не отводя взгляда от лица герцога. — Вы намерены встретиться с моей сестрой Фелисией.

— Я подумал, что, быть может, спутал имя, — заметил герцог.

Затем, указывая рукой на диван, он предложил:

— Не угодно ли вам присесть, леди Антония, и рассказать, что привело вас ко мне в столь ранний час?

Антония присела на краешек мягкого дивана и посмотрела на хозяина дома широко распахнутыми, огромными глазами.

Она подумала, что он выглядит гораздо интереснее, чем во время охоты, когда она впервые видела его скачущим на лошади, и теперь, когда герцог оказался совсем рядом, Антония вдруг поняла, что же упускалось художниками, изображавшими его на многочисленных портретах.

В своем явном стремлении запечатлеть четкие черты, широкий лоб и глубоко посаженные глаза они обходили стороной — а может, не могли или не хотели быть откровенными — его беспутный, немного циничный, но определенно насмешливый взгляд.