Невероятный медовый месяц - Барбара Картленд

В действительности Антония считала, что у Гарри появится шанс лишь в том случае, если Фелисия не получит в Лондоне более выгодного предложения.

А это казалось Антонии маловероятным.

Все дело в том, что, хоть Фелисия и была чрезвычайно привлекательной и мужчины обычно увивались вокруг хорошеньких девушек, как мотыльки возле пламени, они все же не спешили предлагать руку и сердце бесприданницам, к которым относилась и Фелисия — ведь за дочерью графа Лемсфорда не было ничего, кроме перспективы получить в будущем пятьсот акров не слишком-то плодородных хартфордширских земель.

И это, разумеется, лишь в том случае, если поместье не будет продано либо поделено между дочерьми графа Лемсфорда, в чем Антония, кстати, всегда сомневалась.

Младшая дочь графа во многом была права, ибо Фелисия до сих пор получала лишь комплименты и никогда не испытывала недостатка в партнерах на балах, но в то же время никто не обращался к ее отцу с конкретными брачными предложениями, никто не предлагал ничего, кроме легкого флирта в саду.

И вдруг, как гром среди ясного неба, прогремело неожиданное заявление герцога Донкастера о намерении посетить соседей, и Антония сразу поняла, что этот визит неизбежно положит конец всем надеждам Гарри Стенфорда на брак с Фелисией, которые он все еще питал.

— Я хочу выйти замуж за Гарри! Я люблю его! Я никогда не полюблю никого другого! — в отчаянии рыдала Фелисия, пытаясь в объятиях сестры найти утешение.

Но когда девушка подняла лицо, то, несмотря на покрасневшие глаза и ручьи слез, струившиеся по щекам, она выглядела прелестно — и у Антонии защемило сердце от жалости к сестре. Однако она сумела взять себя в руки и спокойно проговорила:

— Считаю, что ты должна взглянуть правде в глаза, дорогая. Папа ни за что не позволит тебе выйти за Гарри, раз уж у тебя появилась возможность стать герцогиней. Такова родительская воля, и дети должны ей подчиняться.

— Не хочу я быть герцогиней, — безутешно плакала Фелисия. — Я хочу только мирно жить с Гарри вдали от городского шума. Не отрицаю, что я получила много удовольствия от лондонских балов и праздников в этом сезоне, Антония, но я ни на минуту не переставала думать о Гарри и о том, насколько мне приятнее дома. Я всегда предпочитала тишину в деревне городской суете.

Антония знала, что сестра искренна с ней, и она понимала, что Фелисия будет глубоко несчастной, окажись она в непривычной обстановке, не говоря уже о жизни при дворе, полной пышных церемоний, подчиненной этикету.

Кроме того, Антония намного больше, чем любой член их семьи, знала о Донкастере и была в состоянии ответить на вопросы отца относительно мотивов, которые побудили герцога сделать графу Лемсфорду известное уже предложение. Она могла удовлетворить любопытство своего отца почти столь же компетентно, как его старый закадычный друг, к которому граф отправился за консультацией в клуб.

Поскольку поместья Донкастера и Лемсфорда разделяла лишь узенькая межа и при этом герцогу принадлежало около десяти тысяч акров земли, Антония всегда проявляла определенное любопытство к соседним владениям — и вовсе не потому, что интересовалась их хозяином: ее внимание привлекли лошади герцога Донкастера.

Прекрасные скакуны были единственной страстью в ее жизни, но, несмотря на то что Антония каталась на лошадях с детства, ей разрешалось брать худших из них — тех, в которых больше не нуждались ни отец, ни сестра.

И все же именно Антония обладала некой свойственной только ей чертой характера, позволявшей девушке наполнить энтузиазмом даже самую ленивую (а иногда и самую старую) клячу, вследствие чего она неизменно оказывалась первой, когда охотники загоняли зверя или настигнутого зверя убивали.

Поэтому она не могла не замечать, причем уже давно, что тут же за межой пасутся самые восхитительные и породистые кони, которые вызовут восторг у самого требовательного и искушенного ценителя этих благородных животных.

То, что отец Антонии именовал «охотой», всегда было стремительным галопом, внезапно кончавшимся на границе владений графа Лемсфорда.

Та часть Хартфордшира, в которой располагались Донкастер-Парк, а также постройки графского родового поместья, была холмистой, поросшей лесом, но в большинстве своем отведенной под пахотные земли.

Охотничьи угодья, простиравшиеся на добрую четверть мили в глубь земель, которыми сейчас владел граф Лемсфорд, пролегали всего лишь в миле от дома герцога в Донкастер-Парке.

Ив, старший грум герцога, проживший в Хартфордшире всю свою жизнь, очень скоро заметил маленькую девочку, которая издали всегда жадно наблюдала за тем, как он и конюхи выводят лошадей на утреннюю прогулку.

Когда девочка подросла, они подружились, и эти дружеские отношения много значили для обоих — и для Нее, и для пожилого человека.

В конце концов он даже как-то сказал:

— Маленькая леди знает о лошадях не меньше, чем я!

Антония с восторгом смотрела на старика.

— Как бы мне хотелось, чтобы так было, — ответила она ему и, озорно подмигнув, попросила:

— Ну а теперь расскажите мне про тот день, когда лошадь герцога выиграла дерби.

Не существует человека, которому не доставила бы удовольствия беседа с внимательным слушателем, и Ив не был исключением.

Своих детей у него не было, и те истории, которые он имел обыкновение рассказывать Антонии и которые она слушала завороженно, не сводя глаз со старого грума, доставляли обоим истинное наслаждение. Пока старик с живостью описывал скачки, в которых в молодые годы сам принимал участие, а позже — был их свидетелем, Антонии казалось, будто она тоже присутствовала на них.

Шло время, и девушка подружилась не только со старым грумом — ее друзьями стали многие слуги герцога.

Миссис Меллиш, экономка, у которой частенько оказывалось много свободного времени, с большим удовольствием водила благодарную маленькую мисс из соседнего поместья до огромному дому герцога Донкастера.

Однако настоящим кладезем знаний был мистер Лоури — дворецкий в Донкастер-Парке.

Тут необходимо пояснить, что отец Антонии не отличался художественным вкусом и никогда не увлекался искусством, поэтому, если даже его предки когда-либо и владели ценными картинами или старинной мебелью, он все это давно уже распродал. Остались только весьма плохо выполненные портреты представителей рода Уиндом, но и они сохранились скорее всего потому, что на них не нашлось покупателя, а вовсе не потому, что ими слишком дорожили.

В Донкастер-Парке же, наоборот, хранилось множество картин, старинной мебели, предметов искусства и всяческих фамильных сокровищ, которые собирались столетиями, причем каждый предмет был приобретен лично кем-то из семейства Донкастеров и каждый из них имел свою историю. И эти истории казались Антонии захватывающими.