Шестиклассники - Юрий Сальников

А всё придумал Стас.

— Вот что, — сказал он ещё в день переклички, познакомив Лёню с чердаком. — Надо сделать тебе альбом. Как будто ты писал летом, в лагере, а на самом деле напишешь сейчас. Я помогу, нарисую что-нибудь. Вот и получится: не обманешь, сдашь на выставку.

— А коллекция? — спросил Лёня.

— Тоже придумаем, — ответил Стас.

И на следующее утро, встретившись опять на чердаке, они немедленно приступили к оформлению альбома. Лёня принес чистую тетрадь для рисования, и Стас набросал обложку, затем картинку на первой странице, раскрасив всё цветными карандашами. Правда, природа, окружавшая пионерский лагерь, не совсем походила на ту, какую изобразил Стас на рисунке, но к таким мелочам не стоило придираться.

Лёня принялся сочинять текст. На клочке бумаги он писал черновик, вспоминая, какие события происходили в лагере. Начал он так: «Наш лагерь стоял на берегу реки, а вокруг рос густой лес».

Кабинет тогда был ещё не устроен, рисовали и писали прямо на коленях, подложив под бумагу или тетрадь пыльные доски. Должно быть, поэтому в первый день сделали очень мало. Ну, конечно, отвлекали и разговоры, а кроме того, Лёня, поработав немножко, попросил у Стаса книжки о Джемсе Джонсоне и как пробежал первую страничку, так уже не отрывался.

Стас в первый же день рассказал о находке, но уносить книжки домой не позволил. Так что, можно сказать, никакой альбом Лёне на ум не шёл. А Стас сидел, не разгибаясь, и рисовал, и писал, честно выполняя своё обещание. Вообще Лёня удивлялся, как серьёзно относится Стас к любому делу. Вот хотя бы эти приключения Джонсона! Лёня проглотил их залпом, и все! А Стас начал разгадывать разные тайны — даже в школе ко всему присматривается с подозрительным лицом. Лёне смешно, но он помалкивает: а то ещё откажется делать альбом.

Теперь альбом почти закончен: больше половины тетрадочных листов разрисованы и расписаны — и как ходили в поход и как выступали с самодеятельностью перед колхозниками. Получалось красиво.

Но всё ещё нет коллекции! До сегодняшнего дня Лёня о ней и не вспоминал, а теперь подошло самое время «придумывать», как обещал Стас.

Только почему Стаса нет так долго? Может, его не пустила мать?

Лёня приблизился к выходу с чердака и осторожно выглянул. Во дворе никого не было. Лёня уже хотел вернуться в ««кабинет», как вдруг увидел: совсем в противоположной стороне двора, вдоль стенки сарая, крался Стас с таинственным видом, на цыпочках, косясь на единственное окошко, проделанное когда-то и неизвестно кем в углу сарая и давным-давно забитое — перекрещённое досками. Лишь в одном месте подслеповато выглядывал чудом сохранившийся квадратик стекла. По всей вероятности, Стаса привлек именно этот квадратик.

Лёня крикнул:

— Э-эй!

Стас обернулся и приложил к губам палец. Лёня, недолго думая, скатился вниз.

— Что? — спросил он шепотом, подбежав к приятелю, который, словно к чему-то прислушиваясь, всё ещё косился на забитое окно.

— Мелькнуло!

— Что мелькнуло?

— Не знаю. Вышел из дверей к тебе идти, взглянул, а там, — Стас кивнул на окошко, — мелькнуло… Может, что-нибудь, а?

И он начал опять подбираться к окошку. С тщательными предосторожностями он заглянул в него. Лёня прилепился сбоку.

Видно было плохо, и пришлось долго стоять, прежде чем удалось разглядеть, что там внутри. Собственно, внутри ничего не было — сарай и сарай, заваленный разным барахлом: старой мебелью, досками, ящиками. И на одном из ящиков сидела обыкновенная серая кошка. Она удивленно смотрела на ребят. Должно быть, прижатые к пыльному стеклу носы ей не понравились. Кошка фыркнула и, мелькнув хвостом, исчезла где-то в завале досок.

Лёня с досады плюнул:

— Надоели твои тайны!

И пошёл к чердаку.

В «кабинете» стало сумрачно. Лёня, ни слова не говоря, принялся засовывать альбом в сумку. До сих пор его хранили в особом местечке: Стас уговорил делать его только здесь, чтобы никто из домашних не видел. Теперь Лёня забирал альбом.

— Ты что? — спросил Гроховский.

— А вот и то! — сердито ответил Лёня. — Мелькнуло! Только свои тайны знаешь!

— Никто не думал, что кошка, — слабо возразил Стасик.

— Ага! У тебя кошка, а у меня дело важное!

— Дело из-за этого не страдает! Лучше бы сам поменьше отвлекался, а то всё делай за тебя, пиши, рисуй, а ты ещё и недоволен!

— Ага! — опять воскликнул Лёня. — Сам помочь обещал, а теперь считаться начал, да?

— Ничего я не считаюсь, а только ты хочешь, чтоб все делали одно твоё, а моё не надо?

— Потому что твоё — ерунда какая-то!

— Пусть ерунда, а раз мне нравится, значит и ты должен по-товарищески!

— Ага! Значит, я не по-товарищески. Ну так иди ищи себе другого товарища! — И, перекинув сумку через плечо, Лёня зашагал к выходу с чердака.

Он понимал, что Стас в общем прав, но не хотелось отступать, и он рассчитывал, что приятель окликнет его, догонит, станет уговаривать остаться и помириться. Но тот молчал.

Уже занеся ногу с чердака на крышу, Лёня обернулся. Стас сидел на чурбане сбоку от письменного стола. Он даже не глядел в сторону Лёни и что-то жевал.

Лёня почувствовал, что сейчас из-за глупого пустяка может произойти настоящая ссора, а ссориться не хотелось.

— Эй, что жуешь?

Это был вполне подходящий повод возвратиться — уточнить, что Стас жует.

Гроховский охотно отломил и подал половину куска.

Лёня попробовал.

— Пирог с мясом? Вкусно. Мать делала?

— Да.

— Вкусно, — ещё раз отметил Лёня и сел прямо на балку, подложив под себя сумку.

— Понимаешь, — начал он, вздохнув, — без коллекции — гроб.

— Собрать надо, — отозвался Стасик.

— Как собрать?

— Очень просто. Пойдём в лес и всё найдем: и листья, и шишки, и мох.

Лёня обрадовался:

— Правда, можно так!

— Я давно хотел сказать.

— Давно, давно, — опять накинулся было Лёня, но вовремя спохватился. — А когда пойдём в лес-то?

— Когда хочешь.

— Ладно, — сказал Лёня, отдавая Стасу тетрадку-альбом. — Доделывай завтра, а в лес пойдём в воскресенье. Воскресенье весь день свободный. Идёт?

— Идёт, — согласился Стасик. Так и условились.

Однако этот блестяще разработанный план полетел вверх тормашками.

Глава 8. Непредвиденные осложнения

Прежде всего Гроховский не сумел в субботу утром закончить альбом. Когда Лёня встретился с приятелем перед уроками в школе, тот сказал:

— Понимаешь, вещи малой скоростью прибыли. Я с папой на вокзал ездил, а потом маме помогал раскладываться. Никак не удалось вырваться в «кабинет». Ну да ничего, — добавил он, заметив, что Лёня помрачнел. — Я завтра обязательно закончу с самого утра, а часам к двенадцати ты приходи, и мы сразу пойдём в лес.

Но прийти к Гроховскому в воскресенье Лёня тоже не смог — ни к двенадцати, ни позже.

И виновата во всём оказалась староста класса, эта самая Анька Смирнова. Впрочем, лучше рассказать по порядку.

Началось это на первом же уроке в субботу. После того как приятели переговорили об альбоме, Стасик получил двойку по русскому языку.

Такого результата давно следовало ожидать, потому что ни Стасик, ни Лёня за целую неделю занятий ещё не удосужились заглянуть в учебники. Подобная же расплата ждала и Лёню.

Поставив двойку Гроховскому, Таисия Николаевна грустно посмотрела на него:

— Что с тобой? В Краснодаре учился хорошо, а здесь раздумал?

Стасик, конечно, не стал объяснять, что у него всё свободное время отнимал альбом Галкина, он только согнулся над партой пониже.

А потом пожаловался Лёне:

— Ох, дома мне будет!

— А ты не говори, — шепнул Лёня.

— Как это? Я всегда маме всё говорю. Врать, что ли?

— Да не врать. Ну, не спросят, а ты промолчи. И ничего не соврёшь, и не узнают.

Стасик задумался.

На перемене к нему подлетела Аня Смирнова.

— Лентяйничаешь, да? В Краснодаре мог учиться, а у нас не хочешь?

Стасик хмуро молчал. Лёня вмешался в разговор.

— Иди, иди, — начал он отталкивать Аню.

— А ты не толкайся, защитник!

— Я тебе дам! — замахнулся Лёня.

Стас вскочил с места, схватив Галчонка за руку:

— Это ты брось!

— Пусть не дразнится!

— Оба вы хороши! — ответила Аня и пошла прочь, но оглянулась и добавила, обращаясь к Стасику. — Хотела тебя попросить о чём-то, а теперь не буду.

— О чём?

— Да вот хотела, чтоб плакат сделал для класса о чистоте.

Лёня крикнул:

— Не делай ей, Стас, ничего не делай!

— Что значит — не делай?

— Не делай! — заупрямился Галчонок. — Дружба у нас или не дружба?

— Да мне теперь и самой не надо! — заявила Аня. — В двоечниках не нуждаемся!