Прежде чем сдохнуть - Анна Бабяшкина

После чтения книг Максимовой я уже понимала, почему Оганесян не мог оставаться с Алкой после встречи с Соколовой. Но выслушать эту историю от первого лица мне все равно было ужасно интересно.

Наташа Соколова работала в компании Рафаэля чуть ли не с самого ее основания. Она удачно попала в первый «сценарный призыв», когда новорожденному кинобизнесу срочно потребовалась орава дешевых, непритязательных и незашоренных мыслями «о великом» писак, чтобы потоком выдавать сериальное мыло. В первые годы она находилась на той нижней иерархической ступени творческих кадров, которая исключала личное общение с Главным Творцом киностудии. А стоило ей подобраться к той ступеньке, на которой уже возможно было личное столкновение с Великим и Ужасным, как она оказывалась беременной и оставалась все там же – в диалогистах сюжетчиках. Чтобы столкнуться с Рафаэлем нос к носу, надо было добраться как минимум до сторилайнера – именно они ходили на совещания в самый большой кабинет, доносили креативные разработки сценарной группы и приносили сверху Ценные Указания и Мегаидеи.

К двадцати восьми годам Натка, несмотря на препятствия в виде беременностей, которые она сама себе чинила, все-таки смогла выбиться в Главные авторы, и ей доверили разработку совершенно оригинального сериала и даже дали в подчинение сценарную группу. Несмотря на то что сериал предполагался совершенно «наш», совладельцами студии к тому времени уже стали американцы, и без их одобрения ничто в производство не запускалось. Янки же вникали в дела дотошно: им мало было ознакомиться с общей концепцией, они норовили поправить каждый диалог. Для чего все написанные серии переводились с русского на английский, а потом – в поправленном виде – обратно. Они жадно выедали мозг русским сценаристам, беспощадно расправляясь с их временем и самолюбием.

Согласования обычно проходили по ночам, как раз когда над Калифорнией вставало солнышко и бодрые голливудцы, нажравшись низкокалорийных хлопьев, вымоченных в соке, испытывали прилив бодрости, сил и болтливости. В это же время московский сценарный офис проводил на ногах уже часов шестнадцать и едва ворочал языком и мозгами. Словом, силы были не равны. В это время и начинался конференц-колл с американщиной.

За столом в московском офисе собирались сам Рафаэль, главный автор, двое сторилайнеров, главный редактор сериала, исполнительный продюсер и креативный продюсер. По громкой связи, с трудом подбирая английские слова, наши пытались отстоять свой креатив, а ихние – доказать, что все, что они получили накануне по электронке, беспомощный шит. Обстановка временами делалась довольно нервная, и некоторые творческие кадры впадали в оцепенение, подобное летаргическому. Отключались, как будто у них вылетали пробки, предохраняющие нервную сеть от слишком большого напряжения. Люди попросту засыпали прямо на рабочем месте. Никогда не засыпал только один человек – Рафаэль. Он мог связно и уверенно гнуть свою линию на неродном ему языке Шекспира, не сбиваясь на русский и армянский и не впадая в прострацию, до четырех – пяти утра. Сохранять энергетический баланс ему помогали заранее припасенные термос кофе и бутылка коньяка, которые он смешивал в стеклянной кружке в разных пропорциях. С каждым часом доля коньяка в кружке увеличивалась. Пожалуй, утренний коктейль правильнее назывался бы коньяком с кофе, а не кофе с коньяком.

Вместе с Оганесяном до конца держалась и Наташка. Это другие уже не первый год ночевали в офисе, а у нее это был первый самостоятельный и потому по-настоящему будоражащий кровь проект.

Октябрьской ночью, когда в хороших московских домах правильные девушки лежали в пуховых перинках и видели радужные сны о новых норковых шубках, а в лужи планировали снежинки первопроходцы, мать двоих детей Наталья Соколова нервно грызла ручку в залитой сырно-желтым электрическим светом переговорной. Пипл вокруг медленно, но верно застывал на стульях в неестественных позах и начинал похрапывать. Натку подвешивал этот пофигизм, и она как будто нечаянно под столом попинывала коллег мягким носком утепленных кроссовок. Рафаэль мешал оригинальные коктейли. Наташка отчаянной наседкой защищала свое детище, кудахча в селектор: «But, but, but! Listen! Listen!» И лихорадочно искала нужные английские заклинания, то бросаясь к словарю, то умоляюще глядя на начальника: «Как это будет ин инглиш?» То подсовывала ему под руку заранее написанные «отбойники» на возражения америкосов. Может, она и не умела быть убедительной в телефонном разговоре с Америкой, но заранее просчитать, к чему там на этот раз придерутся, ей было вполне по силам. Натка сама не заметила, как на полусонном автомате схватила кружку Рафаэля и, не поморщившись, вылакала его кофейно коньячную бурду. И тут же сама налила себе добавку – уже чистого коньяка. Он в ответ молча протянул руку к центру стола для заседаний, взял оттуда чистый стакан, плеснул в него коньяка, подвинул Натке и потянулся за своей кружкой.

– Я схожу помою ее! – вяло трепыхнулась, изображая раскаяние, Ната.

Рафаэль только отрицательно покачал головой. Хмыкнул и приглашающе приподнял брови. Натка поняла без слов: взяла стакан. Чокнулись.

Конечно же еще задолго до этого эпизода Оганесян был оценен Наткой как вероятный и перспективный отец ее ребенка. Его жадность к жизни, энергичность, авантюризм, несомненный талант и задорная доброжелательность давно отложились в ее мозгу в короткую формулу: «Хочу такого же пацана себе. Навсегда». Но она долго не знала, как подступиться к Рафаэлю. Тем более что она хорошо знала его жену Алку – та то и дело появлялась на студии, когда надо было разработать общий визуальный стиль для актеров очередного сериала. Максимова сгоняла всех актеров в переговорную, смотрела на них, разговаривала, а потом ссылала к себе в салон, откуда они выходили уже настоящим ансамблем, каждый со своим характерным образом, чтобы зритель не путался в одинаковых блондинках с голубыми глазами на экране, пытаясь понять, новый ли это персонаж или та же девица, что показывали и в предыдущей сцене. Алка была безусловно хороша: холеная, с подтянутой фигурой нерожавшей женщины. Умело вколотый антиморщинный ботокс слегка парализовал ее лобик (от мимических морщин удивления) и верхнюю губу (от скорбных складок), что придавало ее лицу легкую маскообразную пикантность. Всю палитру эмоций она научилась передавать одним взглядом – вероятно, из нее вышла бы неплохая актриса. Всегда благоухающая, как-только что из салона красоты. Впрочем, именно из салона она и приезжала на студию. В отличие от Натки, которая мчалась в офис то из поликлиники, то из детского сада, то, как сегодня, из детского магазина. Наташка уже даже ощущала легкую депрессию: ей казалось, что она сильно поторопилась, когда принялась выстраивать свою жизнь под «детскую коллекцию». Очевидно, что уже с двумя детьми она сделалась не слишком-то привлекательна для мужчин. Она выглядела слегка старше своих ровесниц. У нее вечно не хватало времени на важное: маникюр, солярий, педикюр, перманентный макияж, массаж, пилинги, сауну, чистки и анти эйдж процедуры. Ну, хорошо, третий малыш, может, еще как-то и сложится. Неужели на этом все и закончится, а она сделается совсем малопривлекательной, преждевременно потерявшей кондицию старухой?

Она еще не знала, что именно дети ей и помогут снова поверить в себя и понять, что все она делает правильно. Что она очень разумно инвестирует свое сегодняшнее время в будущее – куда как более разумно, чем растратить его на лежание на косметическом столе, на обжимания массажиста, обертывания и поглаживания косметички, касания маникюрши.

В седьмом часу утра – по просыпающемуся, но еще не захлебнувшемуся трафиком городу, Натку вез к дому знаменитый рафаэлевский «бентли», профигурировавший не в одной фотосессии. Соколова впервые оказалась в его кожаном чреве. Рафаэль, не то чтобы кристально трезвый и не совсем бодрячок, все же вел машину куражисто. Но не настолько рисково, чтобы Соколова захотела выскочить на ходу. Водил Оганесян сам – он не понимал, в чем кайф покупать машину своей мечты и доверять рулить ею какому-то водителю. За что это шоферу дарить такое счастье? Нет, он хотел сам кайфовать от своей тачки.

Разговаривать уже не осталось сил. К тому же было очевидно, что Оганесяна так увлекает дорога, что всякий треп туг же выбесит его. Наверное, чтобы предупредить всякие потуги на «задушевную беседу», он врубил на полную громкость Black Sabbath. И Натка молчала, вслушиваясь в слова песен.

Только на прощание, отстегивая ремень безопасности, выдохнула:

– Это было… м-ммятежно!

Рафаэль подмигнул в ответ:

– А то!

Натка потянула из салона пакет со сделанными с утра впопыхах в «Детском мире» покупками. Приближался день рождения старшего – Олега. Но без подарка по этому поводу невозможно было оставить и младшего – Сашку. Иначе праздник именин превратится в затяжную и кровопролитную войну между братьями, с воплями и соплями. Из размокнувшего под октябрьским снегодождем пакета вывалились коробки с двумя идентичными моделями машинок.