Тайна алмазного берега - Енё Рэйтё

– Гостиная всем хороша, но расположена в заднем крыле, на отшибе. Ничего не стоит пробраться туда по лесенке. Всякий раз, как бываю там, думаю: надо бы сюда охрану поставить.

– Проходите, проходите, гости дорогие! – восклицает адъютант Биро.

– Да-да, благодарим… Вот я и говорю, господин граф…

Наш приятель, об руку с графом, удаляется. Если я правильно усек, Хопкинс дал понять нам с Альфонсом, что будет ждать в голубой гостиной, куда попасть – пара пустяков…

Но ведь мы своими собственными глазами дважды видели его покойником! Как же этот тип ухитрился воскреснуть и заявиться на великосветский прием в капитанском мундире?

Краешком глаза я украдкой покосился на Альфонса.

Тот по-прежнему стоял как вкопанный.

Как я выдержал эти три часа, уж и сам не знаю. И дело не только в том, что караульным стоять – впору самому «караул!» кричать, но когда тебя к тому же любопытство разбирает…

Суета у главного входа стихла, празднество переместилось в залы. Гости больше не прибывают, только мы вдвоем столбами торчим.

2

Я человек не суеверный. Благодаря просвещенному воспитанию вовремя избавился от предрассудков, от слепой веры в привидения да колдовские штучки. Этим меня не проймешь, хотя однажды, туманной ночью, я сам видел безголового капитана Черного Тома на палубе его судна. Право слово, видел, он еще даже со мной поздоровался, вежливо так мотнул безголовой шеей… Но я всегда был выше суеверий.

Теперь же… Восставший из мертвых Хопкинс целиком и полностью вписывался в свод анекдотических историй о призраках. Скорей бы уж освободиться и рвануть в голубую гостиную!.. Но время, как назло, ползет чертовски медленно.

Наконец-то раздается стук кованых башмаков о булыжную мостовую… Смена караула!

Мы возвращаемся в караульное помещение.

– Видел? – шепотом спрашиваю я Альфонса, пока мы ставим ружья на место.

– Видел. Не слепой! – нервно отвечает он и торопливо закуривает. Заставить нервничать Альфонса Ничейного – это, я вам скажу, не шутка!

Больше мы на эту тему не заговариваем. Не дай бог прознают, что Хопкинс самозванец… его сразу же вздернут!

Входит разводящий.

– Идете? – спрашивает он, бросая взгляд на часы.

– Да, хотелось бы.

– Вовремя! – предостерегающим тоном говорит Ярославский и выразительно стучит по циферблату.

– Будьте спокойны, господин начальник, я вернусь вовремя.

Я выскальзываю за дверь. Альфонс даже не смотрит в мою сторону, хотя, ясное дело, догадывается, что я отправляюсь на поиски голубой гостиной.

Вперед, в глубь огромного дворцового парка, представляющего собой искусственно выращенные джунгли, где причудливо переплелись великолепные рододендроны, заросли мимозы, диковинные карликовые деревца и обвитые лианами тридцатиметровые пальмы. Прогретая за день земля источала волны тяжелых, насыщенных испарениями и одуряюще приторных запахов – от них голова шла кругом. Мощеная дорожка привела к большому пруду, поверхность которого была покрыта огромными светло-зелеными листьями с крупными чашечками цветов.

Ночь дышала ароматом таинственности. Как уже упоминалось, я не из суеверных, хотя в тот час, когда дед мой скончался в Саутгемптоне, у меня, в камере нью-йоркской тюрьмы, со стены свалился здоровенный кусок штукатурки. Это я к чему говорю? Подвержен ты предрассудкам или нет, а только знаю – бывают такие ночи, когда заранее предчувствуешь: что-то должно случиться.

Я осторожно пробирался окольными тропками, стараясь приблизиться к заднему фасаду дворца.

По небу проплывали легкие, словно дымка тумана, клочки облаков, рассекая на продольные полоски яркий серп луны.

Не удивляйтесь, что расписываю в таких подробностях, просто мне хотелось бы в точности передать свои впечатления о той ночи. Вы только представьте себе: парк, похожий на джунгли, луна в полосочку, и вдруг за поворотом аллейки передо мной как из-под земли вырастает незнакомец.

Как бы это описать его понагляднее? Лицо бледное, на высокий, умный лоб небрежно падают пряди длинных волос, явно неухоженных. Одет он был в какие-то странные, мятые холщовые штаны в полоску, разношенные до бесформенности башмаки и белую, небрежно расстегнутую рубаху. Сам не знаю почему, но я сразу же почувствовал, что этот человек – из благородных. Он, конечно, попал в беду и очутился в неподобающих для себя условиях, а может, заболел, однако осанка, гордая посадка головы, угрюмое, но спокойное выражение лица наводили на мысль, что этот человек не нашего поля ягода. С какой-то болезненной тоской он вглядывался в окна дворца и, услышав шорох, обернулся ко мне.

– Вы за мной? – тихо спросил он.

– Нет, – спокойно ответил я. – Что вы тут делаете?

– Сам не знаю.

– Кто вы такой?

– Почему вы спрашиваете?

– Потому что я несу здесь караул.

Скрестив на груди руки, он смерил меня взглядом.

– Где же ваше оружие?

– Я только что сменился.

– Как вы посмели покинуть без оружия караульное помещение?

Ну и дела! Я еще должен перед ним оправдываться.

– Это вас не касается. Объясните, как вы сюда попали.

– Перелез через каменную стену со стороны учебного плаца.

– Зачем?

– Не знаю.

Лицо, сперва показавшееся мне спокойным, закаменело в какой-то странной безжизненности. Несмотря на отдельные седые пряди, он не был старым, даже сорока не дашь. И все же при взгляде на него оторопь брала.

– Ну, так что вам угодно?

– Угодно знать, кто вы.

– Не скажу.

Уж не вздумал ли он меня запугать?

Я подступил к нему вплотную.

– Шутки в сторону, иначе вам не поздоровится. Если по той или иной причине не желаете прогуляться в полицейский участок, убирайтесь прочь. Ясно? Я парень не злой, но дурачить себя не позволю.

– Мне глубоко безразлично, позволите вы или нет… – с тоской вырвалось у него.

Я схватил его за руку. Вернее, порывался схватить, как вдруг…

В глазах у меня потемнело. А он всего лишь стиснул меня за горло и прижал мою руку к бедру. Силища у него в пальцах была необыкновенная.

Вероятно, вы догадываетесь, что несмотря на все свое добродушие, я за себя постоять умею. Меня лучше не задирай – потом пожалеешь. О мощи моей грудной клетки и мускулов лекарь из сумбавской тюрьмы накатал целую статью в специальный журнал, но сейчас, в руках этого странного незнакомца, я почувствовал себя куском растаявшего масла, которое хоть по стенке размазывай.

Все также не теряя спокойствия, он постепенно ослабил хватку.

Я сделал глубокий вдох, подобно ловцу жемчуга, вынырнувшему на поверхность.

– Теперь, если желаете, можете меня схватить. Я сопротивляться не стану.

– Больно мне надо хватать вас… А вы, видать, натворили делов, если такой участи ожидаете.

– Завтра утром меня приговорят к смертной казни.

– За какие такие подвиги?

– За измену родине и убийство двадцати двух человек.

Как вы, должно быть, заметили, я не слишком суров по отношению к представителям уголовного мира, но это уж явный перебор.

– Шутить изволите?

– Какие уж тут шутки! Завтра утром мне вынесут смертный приговор и через сутки приведут его в исполнение. На помилование ни малейшей надежды нет.

– Как же привести приговор в исполнение, раз вы здесь?

– Я вернусь. Не думайте, будто я сбежал: меня отпустили на несколько часов.

– Нечего кормить меня байками. Я и без того готов вам помочь.

– Выбирайте-ка выражения! Я не привык лгать. Один человек отпустил меня на несколько часов, чтобы я напоследок почувствовал себя свободным.

– И вы… вернетесь?

– Естественно.

– Кто же вы?

– Капитан Ламетр.

Вот те раз! Последние недели имя капитана Ламетра было у всех на слуху, даже я о нем слышал, ошиваясь в Оране без работы по причине дурацких бюрократических придирок.

– Вы вернетесь, потому что дали слово? – недоверчиво переспросил я.

– Человек, который отпустил меня, бывший фейерверкер, в войну служил под моим началом. Сейчас он старший надзиратель в тюрьме.

– Значит, вы, господин Ламетр, хотите умереть?

Он вздохнул.

– Мне бы хотелось жить, друг мой… Но тогда старшего надзирателя Бара ждет строжайшее наказание. У вас не найдется сигареты?

– Прошу вас… Знаете ли, для изменника родины и убийцы многих людей у вас слишком мягкое сердце.

Чудеса да и только! Было в этом капитане нечто такое, что заставляло подчиняться ему. Благородство души он словно бы носил на шее незримым золотым воротником.

Ламетр глубоко затянулся и смерил меня взглядом, словно прикидывая, на что я способен.

– Вы производите впечатление честного малого.

– Смею надеяться, что так оно и есть.

– Шансов у меня, в сущности, никаких, ведь мне отпущено всего лишь несколько часов. Хотя, если бы мне удалось поговорить кое с кем, кто сейчас находится во дворце… – Оборвав фразу, он задумался.

– Послушайте, – заговорил я. – Мне не известны подробности дела… Истина, справедливость… Как знать, кто там прав, кто виноват. Ясно одно: вы мне симпатичны, и если я могу что-то сделать для вас…