Тайна алмазного берега - Енё Рэйтё
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Генерал по междугородной линии разговаривал с Тулоном – пришлось ждать еще десять минут!
– Очки, ваше превосходительство.
– Мерси, сержант.
Пока Потрэн добрался до выхода, караул уже сменился.
Хочешь верь, хочешь нет, а часовые с оружием в руках застыли, будто с места не сходили.
Возможно, они переоделись и попали сюда каким-то другим путем. Но что делали два рядовых легионера во дворце, на губернаторском балу?!
Таких случаев еще не бывало! Сержант помчался в караульную будку.
– Разводящий!
Меланхоличный русский поднялся.
– Докладывайте!
– В порядке. – По своей привычке экономить слова «всё» он попросту опустил.
– Где находились сменившиеся?
– Здесь.
Вот и сейчас в караульном помещении трое. На столе шахматы, газеты и самовар, который того гляди выкипит, если Потрэн не прекратит дознание.
– Вы уверены, разводящий, что караульные в час отдыха не покидали помещение?
– Уверен.
– Вы были здесь с ними?
– Да.
Сержант вынужден был расстегнуть верхнюю пуговицу мундира – его душила злость.
2
Бурный выдался денек для караульных. Не прошло получаса, как разводящий скомандовал:
– Кружью! – что должно было означать «к оружию».
В караульную пожаловал плотный, коренастый капитан.
– Ну, как тут у вас, все в порядке? Славно, славно, отдыхайте, ребятки! Что это за ром? Наверное, контрабандный… Знаете ведь, что нельзя нарушать запреты…
– Это французский коньяк, господин капитан.
– Ах, так! Ну-ка, проверим! Проверка обошлась в полбутылки коньяка.
– И правда, французский. А что, английского, случаем, не найдется?
– Чего нет, того нет.
– Ладно, не беда… Где тут у вас солдатское снаряжение?
– Вот здесь рюкзаки с рабочей одеждой.
Капитан внимательно обследовал содержимое каждого рюкзака и отбыл. Никто не заметил, как он спрятал среди вещей Альфонса записку.
Все это произошло, пока мы с Альфонсом несли вахту.
3
Затем, в три часа пополуночи, мы сменились в последний раз и, возвратившись в караульную будку, приступили к переодеванию. Извлекли из рюкзаков грубые холщовые робы.
– Смотрите, что я нашел! – Альфонс держал в руках записку, к которой была приложена какая-то голубая бумажка.
В записке стояло следующее:
«Немедленно приходите к „Когтистой кошке"! X.»
Текст второй бумаги частично был отпечатан на машинке.
– Стоять!
Сержант… только его нам и не хватало! Глаза-буравчики уставились на нас, щеточки усов угрожающе вздыбились.
– Где вы находились перед тем, как заступить на пост?
– Здесь, в караульном помещении, господин сержант.
– Вот как? А кто отозвал часового с поста и отправил его к крепостной стене? – Буравчики сверлили меня.
– Понятия не имею, господин сержант.
– Следуйте за мной! Вы оба!
– Никак невозможно, господин сержант! – Альфонс вытянулся по стойке «смирно».
– Что-о?!
– У нас важное поручение. – Он показал сержанту голубой бланк, где стояло:
«Рядовые номер девятый и сорок пятый откомандированы в распоряжение высшего начальства. Ждать дальнейших указаний в караульной будке.
Командир батальона».Подпись, печать – все как положено…
Потрэн набрал полную грудь воздуха. Еще бы, за один день сюрпризов больше, чем за всю его предыдущую воинскую службу.
– Прочь… с глаз моих долой!.. Ужо доберусь я до вас…
Откуда было знать бедняге, что наш дружок «капитан» подкатился на балу к коменданту города и попросил отрядить в его распоряжение двух часовых, которые вот-вот должны смениться. Ему, вишь, вздумалось прогуляться по ночному городу, да страшновато в одиночку. Ведь один раз ему уже пулю в башку всадили.
…Едва мы с Альфонсом очутились на улице, я сразу потребовал рассказать мне все.
– Что тут рассказывать?
– Кто она, эта красивая блондинка?
Альфонс нахмурился.
– Она дочь генерал-майора Фредерика де ла Рубо.
Я присвистнул. Вот, значит, каким образом они попали на бал! Имя Фредерика де ла Рубо известно в колонии повсюду. Ему подчинялся весь гигантский военный механизм во французской Африке.
– Видишь ли, я дольше служу в Оране, чем ты, и лучше знаком с делом Ламетра. Капитан Ламетр был помолвлен с дочерью генерал-лейтенанта (может быть, генерал-майора?), Люси. Я сразу вспомнил об этих деталях, когда ты предостерег меня в коридоре, и поспешил на выручку Хопкинсу, если капитан и вправду попытается с ним расквитаться. Тут, откуда ни возьмись, передо мной возникла красотка, которую мы освободили из заточения на яхте. Тогда я и понятия не имел, какая важная шишка ее папаша. Но, сам понимаешь, ситуация была пиковая.
«Значит, вы обманули меня в тот раз! – взволнованно произнесла она. – Вы агент секретной службы, прихвостень маркиза де Сюрьена… И освободили меня лишь в надежде, что я скомпрометирую отца. Но ваши расчеты не оправдались!»
«Мадемуазель, – ответил я ей, – здесь совсем другой расклад. Я нес караул у входа и проник сюда… как бы это поточнее выразиться… по семейным обстоятельствам. Признаюсь вам как на духу, поскольку считаю вас девицей благородной и не опасаюсь, что вы меня выдадите после того, как мы с приятелем обошлись с вами вполне деликатно».
– Здорово ты ей врезал! – искренне восхитился я. Ораторское искусство никогда не оставляло меня равнодушным.
– Не знаю почему, но я испытывал доверие к этой девушке и выложил все как есть. Стоило ей услышать, что Ламетр здесь, во дворце, и она чуть не хлопнулась в обморок. Потом совладала с собой и провела меня в голубую гостиную. Остальное ты знаешь.
– А как она оказалась на яхте?
– Под замком ее держал отец, потому что Люси рвалась в открытую выступить на стороне своего жениха. После того, как мы выпустили ее на свободу, генералу Рубо удалось убедить дочь, что подобное геройство бессмысленно.
– Ну, а наш Хопкинс? Он-то с его подзаборными манерами как попал в высший свет?
– Он и сам не знает. Сидел на барже, дожидался, пока ты принесешь ему хоть какую одежонку, прикрыть наготу. И вдруг услышал громкий хлопок, почувствовал удар, а когда очнулся в белоснежной постели, над ним склонился военный врач и стал заботливо допытываться: «Вам лучше, господин капитан?» Словом, оказался он в гарнизонном лазарете, а в кармане у него обнаружился документ на имя капитана Мандлера. Харчи хорошие, обхождение предупредительное… Чурбан Хопкинс быстро вошел во вкус и решил укрепить свои позиции: чуть что, ссылался на ранение в голову, отчего, мол, у него память отшибло…
– Зачем ему это понадобилось?
– Видишь ли, неотесанный Чурбан никак не тянет на армейского капитана. Поэтому, стоило ему что-нибудь ляпнуть невпопад, он тотчас принимался ощупывать голову. Имени не помнит, откуда явился, чем занимался – не знает. Что взять с человека, у которого мозги набекрень? Его лечили по-всякому, даже электрическим током, но ему – как мертвому припарки. Наконец доктора порешили на том, что пуля задела какой-то важный нерв, отчего несчастный капитан в одночасье лишился и памяти, и хороших манер.
– А как они схлестнулись с капитаном Ламетром?
– Подлечили Хопкинса и потянули в суд, потому как капитана Мандлера вот уже несколько недель ждали из Юго-Восточной Африки: он проходил важным свидетелем по делу Ламетра. Хопкинс, натурально, на суде тоже заявил, что он, мол, ничего не помнит. А Ламетр, который утверждает, что является жертвой организованного заговора – и наверняка он прав, – вообразил, будто бы нашим «капитаном» манипулируют чужие руки. Ведь его последние надежды были связаны с тем, что Мандлер даст показания в его пользу, и тогда он, Ламетр, будет оправдан. Когда же Ламетр узнал, что этого не произошло, в нем вскипела ярость, и он чуть не порешил Хопкинса.
– Выходит, все мы влипли в историю, о которой, почитай, ничего и не знаем, а главное – она вообще не касается нас.
– Поглядим, куда кривая вывезет. Пока что нам ничто не грозит.
– Только Хопкинс увяз по уши.
– Выкарабкается, я в него верю.
Мы блуждали по узким, извилистым закоулкам портового квартала: там находился кабачок «У когтистой кошки», где назначил нам свидание Хопкинс.
4
Доктор Квасич, с опухшей от пьянства рожей, бренчал на рояле и между делом клевал носом. В этом у него была большая практика.
Едва мы переступили порог, кабатчик указал на занавеску позади стойки.
– Туда пожалуйте…
Там находилась отдельная комнатушка, где по будням с нами вели переговоры подельники, барыги и прочие деловые партнеры. Сейчас нас поджидали Чурбан Хопкинс и… Люси де ла Рубо!
Как ни старалась она одеться поскромнее, насколько позволял гардероб ее горничной, прекрасная мадемуазель так же резко выделялась на фоне окружающей обстановки, как Чурбан Хопкинс – несмотря на свою новехонькую, с иголочки, униформу – среди изысканных гостей в залах губернаторского дворца.
