Охотники за прошлым - Лев Прозоровский

– Придумал сейчас, а подсказала жизнь. Я вспомнил свою поездку к больному лейтенанту Палагутину. Приятный, спокойный, хороший мужик. И жена совершенно очаровательная. А как она играет Моцарта! И малыш у них тоже замечательный. Санька. Мой тезка.

Полковник слегка нахмурил брови.

– Это не подойдет. Пограничников трогать не будем. У них своя работа, пусть границу охраняют. И ребенок тоже не годится. Вы сами понимаете, насколько это все опасно.

– Конечно, понимаю, Виталий Иннокентьевич. Я лишь предложил идею.

– А вообще в этой идее что-то есть, – подумав, согласился полковник.

Как ни дружна была весна, но на Балтике она не та, что на Черном море. Неторопливая, шагает с оглядкой, любит кутаться в облака. Промелькнули всегда остро памятные для маленьких городков кумачовые огни Первомая, к изумрудной сочности сосен прибавилась молочная зелень молодого кустарника. Над первыми цветами загудели шмели и пчелы.

Загудел и человеческий улей на пляже. Солнце уже припекало, но вода еще не согрелась, и пока только отдельные смельчаки отваживались купаться. Женщины, зайдя в море по щиколотку, набирали в пригоршни воду и обдав ею плечи, руки, грудь, тут же с визгом выскакивали на теплый песок. Мужчины бросались в воду с разбега, падали плашмя, на секунду исчезали в радужных брызгах и выбегали, шумно отфыркиваясь.

Возле красивого зеленого киоска, где торговали минеральной водой и мороженым и где в прошлом сезоне в хорошие дни обычно располагался Руйкович, теперь его место занял другой. Это был довольно длинный сухопарый молодой блондин в солнечных очках, черных шерстяных трусах и белой мятой неказистой каскетке. Звали фотографа Павлом Ивановичем. Главного врача санатория «Дайна» добродушную Анну Васильевну Павел Иванович вполне устраивал. Во-первых, он владел искусством цветной фотографии, во-вторых, окончил техникум физической культуры и имел разряд по баскетболу. К тому же, как про себя отметила Анна Васильевна, он «имел непьющий вид». Плохо только, что Павел Иванович был начисто лишен музыкальных дарований, как он сам о том сообщил с некоторым огорчением. Но он приехал с женой, а жена у него – аккордеонистка, работала в коллективах художественной самодеятельности. При условии, если питанием в санатории они будут обеспечены оба, Павел Иванович соглашался работать вдвоем за одну зарплату. Единственное, чего он твердо требовал, это чтобы жилое помещение, которое им даст санаторий, было из двух комнат. Маруся недавно перенесла операцию, еще не окрепла, ей нужна отдельная комната. Собственно, слабое здоровье Маруси – главная причина, почему они приехали на все лето сюда.

Утром Маруся и ее муж выводили отдыхающих к морю на физзарядку. Затем, после завтрака, Павел Иванович появлялся на пляже уже один. Он, как было сказано, располагался у киоска, метрах в ста от моря. Ставил в изголовье большой парусиновый пляжный зонт, стелил подстилку. В ожидании клиентов читал книгу. Справа от себя он ставил витрину с образцами фотографий, и рядом с ней – аппарат на штативе, прикрытый от солнца тряпкой.

Понемногу пляж оживал, и тогда среди отдыхающих появлялся Алеша, лейтенант Лактионов. Он «диким способом» снял койку у какой-то хозяйки и проводил все дни у моря, красуясь в широкополой «сочинской» шляпе из тонкого белого войлока, в светло-коричневых очках. На зависть многим отдыхающим, Алеша удивительно быстро загорел. С собой он всегда носил подстилку, английский детектив с бандитом на цветной обложке и термос. Сразу видно, опытный «дикарь». Если его приглашали, Алеша ловил тарелочки, подключался к играющим в волейбол. А так как «зона активного отдыха», отмеченная щитом с изображением длиннорукого детины, бросающего мяч, начиналась почти от киоска, Алеша порой по часу, а то и больше находился рядом. Но в разговор с фотографом не вступал, хотя иногда не без любопытства наблюдал за его работой.

Павел Иванович, хотя и характеризовался главврачом Анной Васильевной как непьющий, все же раза два в неделю перед обедом любил побаловаться коньячком. Он выбрал для этой цели кафе «Лето», подальше от санатория. Там каждый раз среди толпящихся у стойки людей он встречал Алешу Лактионова. Подходил к нему вплотную и, если Алеша делал вид, что не заметил его, Павел Иванович выпивал свои пятьдесят граммов и уходил.

Но однажды Павел Иванович увидел Алешу сидящим с рюмкой за столиком. Тогда, получив свой коньяк, он подошел к столику, попросил разрешения и сел. Выбрав минуту, когда на них никто не смотрел, Алеша сказал:

– Решили открыток тебе все же не давать.

А случилось вот что. Незадолго до этой встречи к Павлу Ивановичу на пляже подошел какой-то старичок в соломенной шляпе и спросил, нет ли у товарища фотографа цветных почтовых открыток с видами разных городов. Павел Иванович отослал старичка в киоск «Союзпечати»...

Операция «Культработник» не давала никаких результатов уже сорок дней. Майор Савин, возглавлявший группу, стал перебирать в памяти все по камушку – искал, где была допущена ошибка. И, как ему показалось, нашел. Ошибка была в главном.

Операция была рассчитана на то, что второй агент подойдет к Руйковичу.

А он не подойдет никогда!

Потому что Руйкович – такая же пешка для отвода глаз, что и Бергманис. Больше того, и Руйкович, и нелепые цветные открытки, и какая-то пустячная просьба, за которую будут заплачены хорошие деньги, – все это придумано специально, чтобы чекистов после допроса Бергманиса направить по ложному пути.

Этими мыслями майор поделился с Виталием Иннокентьевичем.

Полковник слушал своего помощника с вниманием и, как показалось Александру Степановичу, даже с удовлетворением, словно майор говорил именно то, чего ждал от него начальник. У руководителей такого уровня, как полковник Сторожев, степень осведомленности о практике западных спецслужб была иной, большей, чем, скажем, у майора Савина, и категории, которыми мыслили эти начальники, были иными. Если Виталий Иннокентьевич слушает так спокойно, значит, он что-то знает. И объяснит.

Но полковник Сторожев начал с вопроса:

– Александр Степанович, если Руйковичем не собирались воспользоваться, тогда зачем же, спрашивается, было проявлять заинтересованность, так подробно расспрашивать о нем Бергманиса?

– Вот этого я и не могу понять, – ответил майор Савин.

– Прежде всего напомню вам, Александр Степанович, что поиски агента номер два ведутся не по одному нашему направлению. Но нашу операцию я считаю самой перспективной. Агент должен прийти. То, что Руйковича уже нет, для нас и хуже и лучше. Хуже потому, что новый человек – новое недоверие. Но оно должно рассеяться. А лучше потому, что мы не знаем, как еще повел бы себя Руйкович в предложенной ситуации. Хватило ли бы у него порядочности, чувства гражданского долга да и просто мужества.

Хитрость тех, кто готовил переброску агента, не в том, о чем вы говорите, а как раз в обратном. Руйковича они умышленно «засветили» настолько густо, что он как бы автоматически должен перестать нас интересовать. В крайнем случае он подозрителен на «разовую проверку».

А когда все успокоится, вот тогда-то агент на Руйковича и выйдет.

Так что давайте ждать. Это должно случиться вот-вот. А открытки нужно исключить совсем.

Кроме открыток, Алеша сообщил Павлу Ивановичу и о другом.

Собственно, ничего особенного не случилось. В управление заповедника «Межаварты» приехал «жигуленок» с молодежью. Три парня и две девушки ввалились в кабинет директора заповедника.

– Нам нужен лесник Розенберг. Как его найти?

Директор, у которого было одиннадцать лесников, ответил, что такого в заповеднике нет и что он вообще не слыхал о леснике с такой фамилией.

– Подумайте, может, он уехал или умер? – настаивал, играя ключами от автомашины, один из молодых людей.

– Не знаю, – сказал директор, – я здесь с момента создания заповедника и ни разу не слышал такой фамилии.

– Жаль, – огорченно протянула одна из девиц, – а нам сказали, что он старый бобыль и что у него можно хорошо отдохнуть.

Майору Савину об этом эпизоде сообщили в связи с тем, что заповедник «Межаварты» сливался с лесами пограничной зоны. А Павел Иванович был поставлен в известность потому, что от управления заповедником до Янтарного – двадцать километров. Вдруг услышит эту фамилию?

– Розенберг. Запомни на всякий случай.

– Хорошо, запомню.

Погода продолжала радовать всех, кто в эти недели отдыхал и лечился в Янтарном. На участке «активного отдыха» стало еще теснее. Тарелочники и волейболисты швыряли теперь свои мячи и тарелки в опасной близости от фотовитрины. Местечко за киоском, почти рядом с парусиновым зонтом Павла Ивановича, облюбовала какая-то молодая компания, две пары. Один из парней, невысокий бородач, оказался заядлым любителем активного отдыха. На нем была голубая каскетка с рекламными буквами по всему околышу, желтая рубашка с напечатанной на груди женской головкой, и – мечта всех модников! – белые кроссовки фирмы «Адидас».