Оборотни и вампиры - Ролан Вильнёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Меня также уверяли, — сказал Кот, — но я не могу поверить, будто вы можете превратиться в самого маленького зверька, например, в крысу или мышку; сознаюсь вам, что считаю это совершенно невозможным». — «Невозможным? — переспросил людоед. — Вот сейчас увидете!» И он тут же превратился в мышку, которая стала бегать по полу. Кот, едва только увидел ее, бросился на нее и съел» (Перевод А. Федорова).
Фротон, датский король, на беду свою, якшался с ведьмами. Одна из них втерлась к нему в доверие и, воспользовавшись этим, похитила королевскую казну и спрятала ее в своем хлеву. Государь застал ее на месте преступления, и тогда она, превратившись в корову, убила его на месте ударом рога (Ле Луайе, книга II). Случалось и обратное. Немецкий охотник, подстреливший дикую гусыню, с изумлением обнаружил в зарослях совершенно голую цирюльницу из ближайшего города (Бессак).
В большинстве подобных случаев стрела или шальная пуля поражали ликантропа, бродившего в своем животном обличье. Вернувшись в свой прежний, человеческий облик, они сохраняли след нанесенной зверю раны. След совершенно явственный, такой, который бросался в глаза не только особам, знающим толк в колдовстве, но даже самым грубым мужланам или охотникам, которые по следам крови или отпечаткам лап выслеживали подстреленную добычу. Фольклор любой страны сохранил рассказы о явлениях, сходных с тем травматическим воздействием, которое так занятно возвеличил Элифас Леви: «Разве посмеем мы теперь сказать, что волк-оборотень — не что иное, как астральное тело человека, чьи дикие и кровожадные инстинкты воплощены в волке и который, пока его призрак бродит по лесам и полям, спит в своей постели тяжелым сном, и ему снится, будто он — настоящий волк... Оружие, обращенное против волка-оборотня, на самом деле ранит спящего человека посредством симпатического прилива звездного света, через соответствие нематериального тела материальному» («Высокая магия»). Можно было бы составить обширную антологию из тех древних сказок, чье совершеннейшее сходство не перестает нас поражать. Мы с равным успехом можем найти их и в западной культуре, и в народных поверьях японцев, и в нагуалистичес-ких представлениях древних жителей Америки. Мы надеемся, что нескольких примеров, позаимствованных у очень далеких друг от друга цивилизаций, будет достаточно для того, чтобы показать это единство по сути, пусть даже не всегда сопровождающееся внешним сходством.
Петроний в «Сатириконе» вкладывает подобный рассказ в уста некоего слегка подвыпившего человека по имени Никерот: «На мое счастье, хозяин по каким-то делам уехал в Капую. Воспользовавшись случаем, я уговорил нашего жильца проводить меня до пятого столба. Это был солдат, сильный, как Орк. Двинулись мы после первых петухов; луна вовсю сияет, светло, как днем. Дошли до кладбища. Приятель мой остановился у памятников, а я похаживаю, напевая, и считаю могилы, потом посмотрел на спутника, а он разделся и платье свое у дороги положил. У меня — душа в пятки: стою ни жив ни мертв. А он помочился вокруг одежды и вдруг обернулся волком. Не думайте, что я шучу: я ни за какие богатства не совру. Так вот, превратился он в волка, завыл и ударился в лес!
Я спервоначала забыл, где я. Затем подошел, чтобы поднять его одежду, — ан она окаменела. Если кто тут перепугался до смерти, так это я. Однако вытащил я меч и всю дорогу рубил тени вплоть до самого дома моей милой. Вошел я белее привиденья. Едва дух не испустил; пот с меня в три ручья льет, глаза закатились; еле в себя пришел... Мелисса моя удивилась, почему я так поздно.
«Приди ты раньше, — сказала она, — ты бы, по крайней мере, нам пособил; волк ворвался в усадьбу и весь скот передушил: словно мясник, кровь им выпустил. Но хотя он и удрал, однако и ему не поздоровилось: один из рабов копьем шею ему проткнул».
Как услыхал я это, так уж и глаз сомкнуть не мог. И, как только рассвело, побежал
быстрей ограбленного шинкаря в дом нашего Гая. Когда поравнялся с местом, где окаменела одежда, вижу: кровь, и больше ничего. Пришел я домой: лежит мой солдат в постели, как бык, а врач лечит ему шею! Я понял, что он оборотень, и с тех пор куска хлеба съесть с ним не мог, хоть убейте меня. Всякий волен думать о моем рассказе что хочет, но да прогневаются на меня наши гении, если я соврал» (перевод Б. Ярхо).
Может ли быть, чтобы этот игривый роман или другие книги в том же роде, написанные только лишь для развлечения читателя, были восприняты демонологами буквально? И тем не менее вот как Боге, великий поставщик костра, бич ликант-ропов, передает приговор суда в Риоме:
«Здесь хорошо было бы прибавить историю, которая произошла в 1588 году в деревне, отстоящей примерно на два лье от Апшлона высоко в горах Оверни: один дворянин, сидя вечером у окна в своем замке, увидел знакомого охотника, который шел мимо, и попросил принести ему часть добычи. Охотник, продолжая свой путь по равнине, подвергся нападению огромного волка и выстрелил в него из аркебузы, однако не ранил, хотя это позволило ему приблизиться к волку и схватить его за уши; но, выбившись из сил, он, в конце концов, от волка отделался и, отступая, взял бывший при нем большой охотни-'чий нож, ударил им волка и отрубил у него одну лапу, которую после того, как волк убежал, спрятал в свою сумку для дичи; а потом отправился в тот замок, рядом с которым сражался с волком. Дворянин попросил охотника дать ему часть добычи, и тот, желая это сделать и думая, что достает из сумки лапу, вытащил руку с золотым кольцом на пальце; дворянин узнал кольцо, принадлежавшее его жене и, заподозрив неладное, отправился в кухню, где его жена грелась у огня, спрятав руку под передник, за который он потянул, и тогда увидел, что у нее отрезана кисть руки. Он приступил к ней с расспросами, но она сразу же, и даже прежде, чем ей была предъявлена рука, призналась, что именно она под видом волка напала на охотника; она впоследствии была сожжена в Риоме» («Трактат о колдунах»).
Этот дворянин рад был найти предлог, позволивший ему отправить жену на костер; случалось и обратное, когда женщины, которым припала охота к любовным приключениям, искали случая наказать мужа. Доказательством тому может служить «Le Lai de Bisclavret» Марии Французской (Marie de France), жившей в XII веке: бретонский барон пропадал на три дня каждую неделю, в эти дни, он, раздевшись донага, превращался в волка и жил разбоем. Жена выспросила у него, где он прячет одежду, и послала любовника ее украсть. Король случайно поймал барона во время охоты, но тот все-таки сумел отомстить неверной, откусив ей нос. Процитированный выше рассказ о приключении апшлонского дворянина, происходивший из такого замечательного, не допускающего сомнений источника, как «Трактат о колдунах», перекочевал оттуда во множество трудов. В одной только Европе можно было бы вспомнить немало других историй о волках-оборотнях, которых следовало убить, дабы оградить от них род человеческий. Мы могли бы, кроме того, упомянуть о жабах и суках (Гуаччиус), о котах и кошках, которые нападали на прохожих и на постояльцев гостиниц; избитые, они вновь принимали человеческий облик, и тогда у них на теле обнаруживались следы побоев, раны и даже увечья (Боге, Креспе, Реми).
В одной из епархий Аргентины, как пишет Вальдерама, «три девицы-ведьмы напали в кошачьем обличье на крестьянина, который рубил лес, и он, защищаясь, сильно их поранил; за это его вскоре арестовали, и он в свое оправдание указал, что ранил не женщин, но трех кошек, которые в то же время были злыми духами и напали на него, желая убить; таким образом обнаружилось присутствие дьявольских чар» («Всемирная история» — «Histoire generale du monde». Париж, 1619).
Подобные явления встречались и в Китае, где люди превращались в тигров, и в Японии, где один самурай, поставив капкан на лису Кицуне, вскоре после этого увидел свою любовницу с отрезанной рукой. В старину японцы нисколько не боялись барсуков и лис-оборотней. Эманации или символы сельских божеств, они услаждали женщин, заблудившихся в сосновом бору или затерявшихся среди рассеянных камней некрополя. Томные и беспечные, девушки отдавались мощному натиску оборотней и стремились в их объятия так страстно, что некоторые юноши даже надевали звериную маску, чтобы наверняка добиться благосклонности.
Зато народы Сулавеси (Индонезия) оборотней боятся, и в племенах тораджа рассказывают о них ужасные истории: «Говорят, будто однажды волк-оборотень пришел в обличье человека к дому своего соседа, оставив свое настоящее тело спящим, как обычно, дома; он тихонько позвал жену соседа и назначил ей свидание на следующий день на табачной плантации. Но муж не спал и все слышал; однако он ничего никому не сказал. Назавтра в деревне выдался хлопотливый день: надо было накрыть крышей новый дом, и все мужчины пришли пособить; среди них, конечно, был и оборотень, я хочу сказать, его человеческое «я»; он стоял на крыше и работал так же усердно, как другие. Но женщина отправилась на табачную плантацию, а муж тайно последовал за ней, пробираясь сквозь заросли. Когда они пришли на плантацию, этот человек увидел, как оборотень направился к его жене, бросился на него и ударил палкой. В одно мгновение оборотень превратился в листок; но человек оказался проворным и ловким, он схватил этот листок, бросил в полый стебель бамбука, в котором хранил свой табак, и накрепко закрыл. Потом он вернулся в деревню вместе с женой и с оборотнем, заключенным в стебле бамбука. Он увидел, что человеческое тело оборотня по-прежнему стоит на крыше и работает вместе с другими. Он бросил бамбук в огонь. Тогда оборотень-человек, смотревший с крыши, сказал: «Не делай этого». Человек вытащил стебель бамбука из огня, но немного погодя снова его туда положил; и снова оборотень-человек крикнул с крыши: «Не делай этого». Но на этот раз тот оставил бамбук в огне и, когда дерево вспыхнуло, оборотень в человеческом облике замертво упал с крыши» (Дж.Дж.Фрэзер. «Легендарная сокровищница Человечества», Париж,