Сборник рассказов - Макс Акиньшин

— Ему до ваших подарков еще год. — усмехаюсь я и выхожу на воздух, подышать. Под навесом сидит на корточках счастливый отец, увидев меня — вскакивает

.-Сын у тебя, Магомед.

— Сын? — он протягивает мне упаковку. На белом фоне черные буквы — «Мальборо». Целлофан надорван, одной пачки не хватает. Я вынимаю следующую, распаковываю и с наслаждением затягиваюсь сигаретой.

— Извини, доктор, нет больше ничего. Я завтра привезу, — говорит он и, помолчав, продолжает. — Две дочки, а сейчас сын. Иса назову.

Иса Магомедович. Одна минута первого ночи седьмого января. Над городом медленно плывет осветительная ракета, отсвечивая пыльным хвостом.

Как я люблю Елену Корикову (2020)

Все персонажи и события вымышлены. Совпадения случайны. Трюки выполняются профессионалами. ПОЖАЛУЙСТА! НЕ ПОВТОРЯЙТЕ ЭТО ДОМА!

— Меня зовут Ирина Михайловна, и я — лесбиянка, чтобы не было вопросов. Понятно?

Вопросов у меня не было и мне все было понятно. Что первое, что второе вообще не имеет смысла. Какая разница, как тебя зовут, если ты прелая бабища под сто килограммов и тебя боится вся смена?

— Здесь будет твое рабочее место, Алик. Можешь начинать ознакамливаться.

Ознакамливаться! Мое рабочее место. Впрочем, теперь уже бывшее, потому что я сделал массу вещей за эти месяцы. Вымыл километры пола, вырвался из душного звенящего ада кухни и полюбил Елену Корикову. Еще я вынес пакет со специями номер четыре. Их добавляют в котлеты. Те, в которых сто процентов говядины. Просто разорвал пленку и вынул пакет. И хотя я боялся потерять работу, все прошло на удивление легко. Работа осталась при мне. Та работа, на которой замечательный коллектив и где у меня слепящие перспективы. И ведь я когда-нибудь стану старшим смены. Просто возьму и стану, так же легко как взял этот пакет со специями.

Даром, что Ирина Михайловна неделю подозрительно меня оглядывала. Каждый раз, когда я приходил на работу. Но я ей улыбался. У меня приятная улыбка и свежее дыхание. А мама сказала, что это любовь. Ведь она понятия не имеет о лесбиянках и прелых бабищах под сто килограммов. И много курит у себя в комнате. Курит выворачивающий душу «Донской табак». И еще она не знает, что я люблю Елену Корикову. Каждым атомом своего тела. Каждым. Эта любовь — наш большой с Леной секрет.

У меня много ее фотографий. Я часто рассматриваю их вечером. Зеленые глаза с темными трещинками, расходящимися от зрачка. Глаза, которые смотрят на меня, а я смотрю в ответ. И она растворяется во мне, моя любовь, заполняя меня. Всего меня без остатка. Мы входим в противофазу и становимся одним целым. Слепые котята в поисках себя. Теплые и дрожащие. Нас переполняет кровь, стремительно отталкиваясь от стенок артерий. Я целую ее на ночь, почти не ощущая холода глянцевой финской бумаги. Ее губы теплые и пахнут фиалками. Она ждет меня где-то, я думаю. Ищет меня так же, как ищу ее я.

— Алик, ты шестнадцатого машину принимал?

— Я, Ирина Михайловна.

— Четверки сколько было мест?

— Не помню.

Она брызгает слюной, передразнивая меня.

— Не пофмнюю. Нормально говорить можешь?

— Там по накладной все было, — оправдываюсь я и улыбаюсь.

Все это потому, что она не любит Елену Корикову. И не разбирается в секретах. И она безобразна, эта Ирина Михайловна, а я красив. Я знаю это. Я рассматриваю себя в заляпанное зубной пастой «Блендамед» зеркало, когда чищу зубы. Каждый день. Потому что «Блендамед» лучшая паста. В ней больше всего жидкого кальция. А если в пасте его много, то кариеса не будет никогда.

— Ладно, иди, работай, — бурчит старшая.

— Свободная касса!

На мне красивая и удобная униформа. Я готов спасти мир, потому что я влюблен. Меня распирает этой радостью. Но я не готов ею делиться с каждым. Так как она чиста — эта радость. И не испорчена ничьим присутствием. Такая маленькая радость для двоих. Я думаю о будущем. Можно будет уехать к бабушке в Кастрополь. Все равно она живет летом у нас и ее квартира пустует. Будем только мы двое. Я и Лена. На билеты у меня уже есть, а питаться будем в Маке. Я могу договориться, и нам дадут скидку. Или нет. Попрошу корпоративную карту у Ирины Михайловны, тогда одному из нас можно будет есть бесплатно. Мама в таких случаях говорит — выкрутимся. И выкручивается, потому что приносит с работы ультракаин. Она медсестра.

— Два гамбургера и среднюю колу.

Студенты никогда не берут чизбургер — он дороже на семь рублей. Они прыщавые, худые и неоформившиеся. Растрепанные и с красными глазами. И небритые, как будто четверть часа с утра укорачивают их безрадостную жизнь. Если она настолько безрадостная, то зачем ее беречь? По мне так беречь нужно счастье. Оно утекает слишком быстро. Как ртуть — блестящими шариками. Его просто растерять, достаточно забыть о нем. И оно исчезнет, замытое настоящим. Прошлое утонет во времени, и будущее не наступит никогда. Я этого боюсь. Очень боюсь. Без будущего у меня ничего не останется.

— Извините…

Боги…Боги… Я пустею полностью… Такая пустая оболочка, за которой ничего… Вакуум… Еноно… Полный ноль… Я молчу и вдыхаю фиалки, они везде… Поле до горизонта…. Перебивая картофельный запах арахисового масла…Зеленые глаза и сероватая паутина, разбегающаяся от зрачков… губы, склеенные помадой… розовой помадой…, сладковатый запах фиалок…, и никого вокруг… Я смотрел фильм, где никого вокруг. Там люди просто исчезли. Пустой мир. Совершенно пустой: с домами, с деревьями, с машинами, замершими на дороге… Ни одного человека. Но тут они есть… Люди вокруг нас, как рыбы в аквариуме, медленные, безмолвно двигающие ртами. Залитые жидким золотом, льющимся из витрин. Витрин изо льда. Носастый Гришка мыл окна с утра.

— Извините, вы работаете? — она тоже залита этим светом. Только выделяется. Сияет самостоятельно. Я дышу, дышу, дышу шерстяным дыханием, шорохом, свистом бегущей крови. Рассматриваю бледные, еле заметные волоски, вроде тех, что на кожице у персика, и додумываю последнюю мысль о жидком золоте и Гришке.

Он существо