1977. Кошмар Чапелтауна - Дэвид Пис

Фрэнки продолжает:

– А ты кто такой будешь?

– Колин Минтон.

– Ты – комендант?

– Заместитель. Тони Холлис у нас за старшего.

– А Тони на месте?

– Он в отпуске.

– Наверное, поехал в какое-нибудь хорошее место? – тихо-тихо спрашивает он.

– В Блэкпул.

– Недалеко.

– Ага.

– Садись, – говорит Фрэнки.

– Когда это случилось, меня тут еще не было, – неожиданно говорит Фрэнки так, словно ему все это уже надоело.

Инициативу перехватывает Радкин:

– А кто был?

– По-моему, Дейв Робертс и Роджер Кеннеди, да еще вроде какой-то Джилиан.

– Они все еще здесь?

– Нет.

– Они по-прежнему числятся как муниципальные служащие?

– Понятия не имею, извините.

– А ты когда-нибудь работал с ними вместе?

– Только с Дейвом.

– Он что-нибудь говорил о Клер Стрэчен и о том, что с ней произошло?

– Что-то говорил.

– Ты помнишь что-нибудь конкретное?

– Например?

Фрэнки тут – на своей территории, поэтому мы молчим, когда он снова вступает в разговор.

– Да все, что угодно. О Клер Стрэчен, об убийстве, вообще хоть что-нибудь?

– Ну, он говорил, что она была типа не в себе.

– В каком смысле?

– Чокнутая. Дейв говорил, что ей самое место – в психушке.

– Да?

– Она все время смотрела в окно и гавкала на поезда.

– Гавкала? – переспросил Эллис.

– Ага, лаяла, как собака.

– Ни хрена себе.

– Да, так он и говорил.

Радкин ловит мой взгляд и ведет дальше:

– А о ее приятелях Дейв ничего не говорил?

– Ну, как вам сказать, она же была девушка популярная.

– Так, – киваю я.

– И еще он говорил, что она все время была бухая и давала всем здешним мужикам и что иногда из-за нее тут бывали драки и все такое.

– Как это происходило?

– Я не знаю, это вам надо спросить у тех, кто здесь тогда тусовался. Вроде бывало, что кто-то ее ревновал.

– А она-то сама была не особенно разборчива, так ведь?

– Да нет, не особенно.

– Она и персоналу давала, – говорит Радкин.

– Такого я не знаю.

– Зато я знаю, – продолжает он. – В тот день, когда ее убили, она успела принять твоего приятеля Кеннеди, Роджера Кеннеди.

Колин промолчал.

Радкин наклоняется вперед и говорит:

– А что, у вас здесь все те же порядки?

– Нет, – отвечает Колин.

– Смотри-ка, а ты покраснел, – смеется Радкин, вставая.

– В какой комнате она жила? – спрашиваю я.

– Я не знаю. Но могу показать вам второй этаж.

– Спасибо.

Мы с Колином поднимаемся наверх вдвоем.

На втором этаже я говорю:

– Значит, из прежних постояльцев здесь никого не осталось?

– Нет, – отвечает он, – хотя подождите…

Он доходит до конца узкого длинного коридора и стучит в дверь, затем открывает ее.

Он говорит с тем, кто находится в комнате, потом подзывает меня.

Пустая светлая комната, пустой стол и стул, залитые солнечным светом. На кровати лицом к стене, спиной ко мне лежит человек. Колин указывает мне на стул, потом говорит:

– Это Уолтер. Уолтер Кендалл. Он был знаком с Клер Стрэчен.

– Мистер Кендалл, я – сержант Фрейзер, сотрудник Лидского уголовного розыска. Мы расследуем возможную связь между убийством Клер Стрэчен и недавним преступлением, совершенном в Лидсе.

Колин Минтон кивает, уставившись на спину мистера Кендалла.

– Колин говорит, что вы знали Клер Стрэчен, – продолжаю я. – Я был бы вам очень благодарен, если бы вы рассказали мне что-нибудь о мисс Стрэчен или о дне, когда она была убита.

Уолтер Кендалл не шевелится.

Я смотрю на Колина Минтона и говорю:

– Мистер Кендалл?

Не отворачиваясь от стены, Уолтер медленно и четко говорит:

– Я помню вечер среды и утро четверга, когда проснулся от жутких криков, доносившихся из комнаты Клер. Это был настоящий животный вой. Я встал с постели и побежал по коридору. Она жила на втором этаже, в комнате рядом с лестницей. Дверь была заперта, и я минут пять барабанил по ней, пока она наконец не открыла. Она была одна, в слезах и в поту. Я спросил ее, что случилось, и все ли в порядке. Она сказала, что ей просто приснился дурной сон. Я спросил, что за сон? Она сказала, что чувствовала страшную тяжесть, как будто на ее грудь давила страшная сила, и она не могла дышать. Как будто из нее выдавливали саму жизнь. Она думала, что больше никогда не увидит своих дочерей. Я сказал, что она, наверное, просто что-нибудь съела. Ерунда, конечно, я и сам в это не верил, но что мне еще было говорить? Клер улыбнулась и сказала, что этот сон снится ей каждую ночь уже целый год.

Комната затряслась от проходящего мимо поезда.

– Она попросила, чтобы я остался у нее на ночь. Я лежал сверху, на покрывале, гладил ее по голове и спрашивал, не выйдет ли она за меня замуж. Я и раньше это часто говорил, но она только смеялась и отвечала, что принесет мне одно несчастье. Я сказал, что мне все равно, но она меня не хотела. Так – не хотела.

У меня пересохло во рту. В комнате было жарко, как в духовке.

– Она знала, что скоро умрет, сержант Фрейзер. Знала, что однажды они до нее доберутся. Доберутся и убьют.

– Кто? Что вы имеете в виду – убьют?

– В тот день, когда я с ней познакомился, она была пьяная, и я не обратил на это внимания. То есть в таком заведении, как это, можно наслушаться всякого. Но она не унималась и все время повторяла: «Они меня найдут и убьют». И она оказалась права.

– Простите, мистер Кендалл, но я не уверен, что правильно вас понял. Она не говорила, кто именно должен был ее убить и почему?

– Полиция.

– Полиция? Она сказала, что ее собираются убить полицейские?

– Особая полиция. Так она и сказала.

– Особая полиция? Но почему?

– То ли она что-то видела или знала, то ли они думали, что она что-то видела или знала.

– Она не рассказывала, что именно?

– Нет. Не рассказывала. Говорила, что не хочет втягивать нас в эту историю и подвергать опасности.

– А полицейским, расследовавшим ее убийство вы, конечно, ничего такого не рассказывали?

– Как будто они стали бы слушать. Они меня и так всерьез не воспринимали, особенно после того, что со мной случилось.

– Почему? Что с вами случилось, мистер Кендалл? – спрашиваю я.

Уолтер Кендалл переворачивается на другой бок и улыбается: его глаза – два бельма. Он слепой.

– Как это произошло? – спрашиваю я.

– Пятница, 21 ноября 1975 года. Я проснулся слепым. Я смотрю на Колина Минтона, он пожимает плечами.

– Раньше я видел, а теперь я слепой, – смеется Кендалл.

Я встаю.

– Спасибо, что уделили нам время, мистер Кендалл. Если вам придет в голову что-нибудь еще, пожалуйста…

Кендалл неожиданно вытягивает руку и хватает меня за рукав пиджака.

– Что-нибудь еще? Да я ни о чем другом и думать не могу.

Я отстраняюсь.

– Позвоните нам.

– Будьте осторожны, сержант. Это ведь с каждым может случиться. В любой момент.

Я иду по узкому коридору, на секунду приостанавливаясь у двери рядом с лестницей. Там холодно, туда не попадает солнечный свет.

Колин Минтон поднимает на меня глаза и начинает извиняться.

– Особая полиция? А дальше полный бред, а? – смеется инспектор Радкин.

Мы идем по Черч-стрит в сторону гаражей.

– Все-таки люди – скоты. Никогда не признаются, что дерьмо, в котором плещутся, они замесили своими руками. Алкоголики и наркоманы вечно ищут виноватых.

Фрэнки тоже смеется:

– Этот мудак ослеп, потому что глотнул неразбавленного ацетона.

– Вот видишь? – говорит Радкин.

– Ага, – ржет Эллис. – Не то, что приятель Боба.

– Умник хренов, – говорит Радкин, качая головой.

Мы поворачиваем на Френчвуд-стрит.

По левой стороне тянутся гаражи и склады.

Престон внезапно кажется очень тихим.

Опять эта тишина.

– Это было здесь, – шепчет Фрэнки, указывая на самый дальний гараж в конце улицы, рядом с многоэтажной автостоянкой.

– Он заперт? – спрашивает Эллис.

– Сомневаюсь.

Мы идем по направлению к гаражу.

Мне сдавило грудь. Боль.

Радкин молчит.

Впереди нас три пакистанки в черном.

Солнце заходит за облако, и я чувствую ночь, бесконечную жуткую ночь, которая преследует меня неотступно.

– Записывай, – говорю я Эллису.

– Что?

– Впечатления. Ощущения.

– К черту, – ноет он. – Уже два года прошло.

– Делай, как тебе говорят, – поддакивает Радкин.

Я ничего не могу поделать:

Я поднимаюсь в гору, качаясь. В руках у меня пакеты. Полиэтиленовые пакеты из универсама «Теско».

Мы подходим к гаражу, и Фрэнки толкает дверь.

Она открывается.

Я дрожу от холода.

Фрэнки закуривает и остается снаружи.

Я захожу внутрь.

Чертова чернота, мрак.

Мухи, мерзкие жирные мухи.

Эллис и Радкин идут за мной.

Такое ощущение, что мы на дне океана, я чувствую давление отвратительной воды, застывшей над нашими головами.

Радкин судорожно глотает.

Мне тяжело.

Все время смотрела в окно и гавкала на поезда.