1974: Сезон в аду - Дэвид Пис

Дэвид Пис

1974: Сезон в аду

Часть первая

ЙОРКШИР ЗОВЕТ

Глава первая

— Как всегда — у нас новый лорд Лукан[1] мать его, да чертовы вороны, — улыбнулся Джилман так, будто это был лучший день нашей жизни.

Пятница, 13 декабря 1974 года.

Предвкушаю свою первую в жизни передовицу. Свершилось наконец: Эдвард Данфорд, североанглийский корреспондент по уголовным делам. С опозданием на два дня, блин.

Я посмотрел на отцовские часы.

Девять утра — и ни одна сволочь еще не ложилась; прямиком из Пресс-клуба, все еще воняя пивом, в эту преисподнюю.

Конференц-зал полицейского отделения, Милгарт, город Лидс.

Вся чертова компания сидит в ожидании гвоздя программы, ручки наготове, диктофоны на паузе; комната без окон светится от жарких телевизионных софитов и сигаретного дыма, как городской боксерский ринг во время Ночи Ночных Боев; газетчики клянут телевизор, парни с радио сидят смирно и как будто ничего не слышат:

— Футбольная ассоциация — супер.

— Спорю, что она — труп, раз они отдали это Джорджу.

Сзади Халид Азиз, Джека не видать.

Я чувствую, как меня толкают в бок. Опять Джилман, Джилман из «Манчестер ивнинг ньюс» — и из прошлого.

— Слышал про твоего старика, Эдди. Мне очень жаль.

— Да, спасибо, — сказал я, подумав, что новость распространилась чертовски быстро.

— Когда похороны?

Я снова посмотрел на отцовские часы.

— Через пару часов.

— Господи Иисусе. Хадден-таки получит свой фунт кровавого мяса.

— Да, — сказал я, зная, что похороны не похороны, а я эту сволочь Джека Уайтхеда к этому и близко не подпущу.

— Ну, в общем, мои соболезнования.

— Угу.

Чуть позже.

Открывается боковая дверь, все стихает, все замедляется. Сначала детектив и отец жертвы, затем начальник отдела уголовных расследований Джордж Олдман, наконец, женщина-инспектор и мать.

Включаю карманный диктофон «Филипс покет мемо», пока они рассаживаются по местам за пластиковыми столами у двери в комнату, шуршат бумагами, касаются стаканов с водой, смотрят по сторонам, но не на нас.

В синем углу.

Начальник отдела уголовных расследований Джордж Олдман, лицо из прошлого, крупный мужик, густые черные волосы зачесаны назад, чтобы не казались слишком густыми, на бледном лице узор лопнувших сосудов, лиловые паучьи лапки бегут по выбеленным щекам к крыльям его пьяного носа.

Я думаю: его лицо, его люди, его время.

В красном углу.

Мать и отец в мятой одежде, с немытыми головами, он стряхивает перхоть с воротника, она теребит обручальное кольцо, обоих передергивает от воя включаемого микрофона, они гораздо больше похожи на преступников, а не на потерпевших.

Я думаю: а может, вы сами свою дочь убили?

Инспектор прикасается к руке матери, мать оборачивается, смотрит на нее в упор до тех пор, пока та не отводит глаза.

Первый раунд.

Олдман стучит по микрофону и прокашливается:

— Спасибо, господа, за то, что пришли. Ночь сегодня выдалась длинная для всех, в особенности для мистера и миссис Кемплей. День тоже будет длинный, так что говорить мы будем кратко.

Олдман делает глоток воды.

— Вчера, 12 декабря, около четырех часов пополудни, Клер Кемплей пропала, возвращаясь домой из школы Морли Гранж для младших и средних классов. Клер покинула школу без четверти четыре в компании двух одноклассников. На перекрестке улиц Румс и Виктория Клер попрощалась с друзьями. Последний раз ее видели около четырех, она шла по Виктория-роуд в направлении своего дома. Это был последний раз, когда видели Клер.

Отец смотрит на Олдмана.

— Клер так и не вернулась домой, и поэтому вчера ранним вечером полицейское управление Морли начало поиски, в которых участвовали мистер и миссис Кемплей, их друзья и соседи, однако никаких улик, которые могли бы пролить свет на исчезновение Клер, до сих пор не найдено. Клер никогда раньше не пропадала, и мы, разумеется, беспокоимся о ее местонахождении и безопасности.

Олдман снова взял стакан, но сразу отставил.

— Возраст Клер — десять лет. У нее светлые длинные прямые волосы и голубые глаза. Прошлым вечером она была одета в оранжевый непромокаемый плащ, темно-синюю водолазку, светлые джинсы с ярким рисунком в виде орла на левом заднем кармане и красные резиновые ботинки фирмы «Веллингтон». Когда Клер уходила из школы, при ней был полиэтиленовый пакет с эмблемой «Ко-оп» с черными кедами.

Олдман поднял над головой увеличенную фотографию улыбающейся девочки:

— Копии этого недавнего школьного снимка мы раздадим вам после пресс-конференции.

Олдман глотнул воды.

Скрип стульев, шелест бумаг, всхлип матери, остановившийся взгляд отца.

— А сейчас миссис Кемплей хотела бы сделать краткое сообщение в надежде, что кто-нибудь, кто видел Клер вчера после четырех часов дня или располагает какой-либо информацией о ее местонахождении или исчезновении, сообщит о себе и поможет расследованию. Спасибо.

Начальник отдела уголовных расследований Олдман мягко подвинул микрофон к миссис Кемплей.

Конференц-зал взорвался фотовспышками, мать, испуганно моргая, смотрела на нас.

Я уставился на свой блокнот и колесики, мотающие пленку во чреве диктофона.

— Я прошу всех, кто знает, где моя Клер, или кто видел ее вчера вечером: пожалуйста, позвоните в полицию. Клер — очень счастливая девочка, она не стала бы убегать, не предупредив меня. Пожалуйста, если вы знаете, где она, если вы видели ее, пожалуйста, позвоните в полицию.

Сдавленный кашель, потом тишина.

Я поднял глаза.

Миссис Кемплей сидела, закрыв рот руками, закрыв глаза.

Мистер Кемплей встал, потом опять сел, когда Олдман снова заговорил:

— Господа, это вся информация, которой мы располагаем на данный момент, и боюсь, что у нас не остается времени на вопросы. Мы назначили еще одну пресс-конференцию на пять, если до тех пор не будет никаких новостей. Спасибо, господа.

Скрип стульев, шорох бумаг, бормотание превращается в гул голосов, шепот — в слова.

Никаких новостей, мать его.

— Спасибо, господа. Пока это все.

Начальник отдела уголовных расследований Олдман встал и собрался было идти, но никто из сидящих за столом не шелохнулся. Он снова повернулся к свету прожекторов, кивая журналистам, чьих лиц не мог разглядеть.

— Спасибо, ребята.

Я снова уставился на блокнот, на крутящиеся колесики, так и видя, как новость в оранжевом непромокаемом плаще лежит в канаве вниз лицом.

Я опять поднял глаза, один из детективов помогал мистеру Кемплею встать, придерживая его за локоть, Олдман открывал боковую дверь для миссис Кемплей, что-то шепча ей на ухо, от чего она продолжала моргать.

— Вот, возьмите. — Толстый детектив в дорогом костюме раздавал фотографии.

Я почувствовал, как меня толкнули в бок. Снова Джилман.

— Говняное дело, а?

— Ну, — сказал я, глядя на улыбающуюся Клер.

— Бедная курица. Нелегко ей, наверное, пришлось, а?

— Угу. — Я посмотрел на отцовские часы, запястьем чувствуя холод.

— Тебе, похоже, уже хочется свалить.

— Угу.

Шоссе M1, магистраль номер один, на юг из Лидса в Оссетт.

Разгоняю отцовскую «виву» до шестидесяти с лишним под дождем, радио выдает роллеровскую «Шэнг-а-лэнг».

Семь с лишним миль, я повторяю, как мантру:

Мать сделала эмоциональное заявление.

Мать десятилетней девочки выступила с эмоциональным заявлением.

Миссис Сандра Кемплей сделала эмоциональное заявление, опасения нарастали.

Эмоциональное заявление, растущие опасения.

Я остановился у дома моей матери на Уэсли-стрит, в Оссетте, без десяти десять, удивляясь тому, что «Роллеры» так и не обновили аранжировку «Маленького барабанщика», думая, ну давай же, сделай это, и как следует.

По телефону:

— Да, извините. Повторите первый абзац, и готово. Ну хорошо: миссис Сандра Кемплей сделала эмоциональное заявление сегодня утром о возвращении своей дочери Клер на фоне растущих опасений за жизнь этой десятилетней жительницы Морли.

— Следующий абзац: Клер исчезла по дороге домой из школы в Морли вчера ранним вечером, однако продолжавшиеся всю ночь поиски не принесли никаких сведений, касающихся местонахождения девочки.

— Ладно, значит, раньше так и было…

— Спасибо, милая…

— Да нет, я тогда уже закончу, смогу хоть немного отвлечься…

— До встречи, Кэт, пока.

Я положил трубку и глянул на отцовские часы.

Десять минут одиннадцатого.

Я прошел по коридору к задней комнате, думая, что теперь это сделано, и сделано как следует.

Сьюзан, моя сестра, стояла у окна с чашкой чая в руке и смотрела на сад, на моросящий дождь. Моя тетушка Маргарет сидела у стола, перед ней стояла чайная чашка. Тетушка Мадж сидела в кресле-качалке, держа на коленях чашку. В кресле моего отца у буфета не сидел никто.