1977. Кошмар Чапелтауна - Дэвид Пис

Я смотрю на него, он кивает, изо всех сил пытается участвовать в разговоре.

Но Олдман ему не дает:

– Короче, я не знаю, что вы там себе думаете, считаете ли вы Клер Стрэчен частью этой цепочки или нет, а мы снова поедем в Престон и выясним все подробности этого чертова дела.

– Только время терять, – вставляет наконец Радкин.

Олдман багровеет, Ноубл – темнее тучи.

– Простите, сэр, но мы с Бобом провели там в прошлый раз два дня – два, да? – и я вам точно говорю: это другой. Хотел бы я, чтобы это был один и тот же, но увы.

– Вы хотели бы, чтобы это был один и тот же? Что вы хотите этим сказать? – заблеял Эллис.

– Он оставил кучу улик, мать его. Я просто поражаюсь, что этого мудака до сих пор не взяли.

Ноубл хмыкает, всем своим видом говоря: это же Ланкашир, что там говорить.

– А почему вы так уверены, что это не он? – спрашивает Эллис.

– Ну, для начала он ее изнасиловал, а потом еще и вставил ей в задницу. Оба раза кончил, хотя, глядя на нее, я просто не понимаю, как ему это удалось, мать его.

– Уродина?

– Не то слово.

Эллис с полуулыбкой сообщает всем то, что мы уже и так знаем:

– Тогда это не наш паренек, на него это совсем не похоже.

– Да ему все равно, что трахать, лишь бы дырка была, – кивает Радкин.

– Что-нибудь еще? – спрашиваю я.

– Ага, значит, сначала он с ней как следует поразвлекся, а потом стал прыгать по ней, пока у нее не лопнула грудная клетка. Веллингтоны десятого размера.

Я смотрю на Олдмана.

Олдман улыбается.

– Ну что, закончили?

– Да, – говорит, пожимая плечами, Радкин.

– Это хорошо, потому что опаздывать вам не стоит.

– А-а, твою мать.

– Альф не любит, когда его заставляют ждать.

Альфред Хилл, начальник уголовного розыска ланкаширской полиции.

– Опять я? – спрашивает Радкин, оглядывая комнату.

Ноубл указывает на Радкина, Эллиса и меня:

– Вы трое.

– А что со Стивом Бартоном и ирландцем?

– Потом, Джон, потом, – говорит Олдман, вставая.

На стоянке Радкин швыряет Эллису ключи.

– Садись за руль.

Эллис от радости вот-вот кончит прямо в свои портки.

– Всегда пожалуйста, – отвечает он.

– А я пока вздремну, – говорит Радкин, садясь на заднее сиденье «ровера».

Солнце светит. Я включаю радио.

Пожар в ночном клубе «Кентаки» – двести жертв, пятеро обвиняются в убийстве капитана Найрака), двадцать один цветной подросток арестован в связи с серией уличных краж на юго-западе Лондона, двадцать три миллиона телезрителей смотрят Королевский конный кубок.

– Вот придурки, – смеется Эллис.

Я опускаю стекло и высовываю голову навстречу ветру. Мы набираем скорость и выезжаем на шоссе М62.

– Ты хоть знаешь, как ехать-то? – кричит с заднего сиденья инспектор Радкин.

Я закрываю глаза. Всю дорогу играли «1 °CС» и «ELO».

Где-то посреди поросших вереском пустошей, я внезапно проснулся, словно меня кто-то толкнул.

Радио молчит.

Тишина.

Я смотрю на легковушки и грузовики справа и слева от нас, на равнину за обочиной. Мне трудно сосредоточиться на чем-то другом.

Радкин просовывает голову между сиденьями.

– Ты бы видел, что тут творилось в прошлом году, в феврале, когда мы ездили к ним с Бобом Крейвеном. Попали в буран. Видимость – два метра. Жуть, мать твою. Я тебе клянусь, мы их слышали. Пересрали, бля, до смерти.

Эллис на секунду отрывается от дороги и смотрит на Радкина.

– А Альф Хилл был одним из главных, да? – спрашиваю я.

– Ага. Он первый ее допрашивал. Это его ребята нашли кассеты и все такое.

– Твою мать, – присвистывает Эллис.

– Ненавидит ее больше, чем Брейди.[10]

Мы пялимся на вересковые пустоши, солнечный свет отливает серебром, темные пятна нежданных туч, могилы без крестов.

– Этому, бля, конца не будет, – говорит Радкин, откидываясь на спинку сиденья. – Никогда.

Время – половина девятого. Мы въезжаем на стоянку главного ланкаширского полицейского управления в Престоне.

Инспектор Радкин вздыхает и надевает куртку.

– Охренеем от скуки.

В здании Радкин говорит с дежурным полицейским, а мы обмениваемся рукопожатиями, передаем приветы и поднимаемся по лестнице в кабинет Альфа Хилла.

Сержант в форме стучит в дверь, мы входим.

Начальник уголовного розыска Хилл – невысокий мужичок, похожий на старика Стептоу[11] после бурно проведенной ночи. Он кашляет в грязный носовой платок.

– Садитесь, – говорит он, отплевываясь в свою тряпку.

Никто не подает никому руки.

– Вот вы и вернулись, – криво улыбается он Радкину.

– Ага, прямо как бумеранг.

– Я бы так не сказал, Джон, я бы так не сказал. Мы вам всегда рады.

Радкин подается вперед.

– Есть что-нибудь новенькое?

– По Клер Стрэчен-то? Нет, что-то ничего не припоминаю.

Он снова начинает кашлять, снова вынимает платок и, наконец, говорит:

– Вы очень заняты, я знаю. Так что давайте приступим прямо к делу.

Мы встаем и все вместе направляемся по коридору, как я предполагаю, в их отдел расследования убийств. Справа и слева от нас закрываются двери.

Большая комната с большими окнами и видом на холмы. Я уверен, что у них тут бывали Бирмингемские террористы.[12]

Альфред Хилл открывает ящик шкафа.

– Прямо как вы ее и оставили, – улыбается он.

Радкин кивает.

Помимо нас в комнате сидят несколько следователей без пиджаков и курят под надзором своих мертвецов, глядящих на них с желтеющих фотографий.

Их дела. Они смотрят на нас так, как мы смотрели бы на них.

Хилл поворачивается к какому-то усатому толстяку и говорит:

– Это – ребята из Лидса, приехали ознакомиться с делом Клер Стрэчен. Если им что-нибудь понадобится, поможешь. Сделаешь все, что попросят.

Мужчина кивает и докуривает свою сигарету.

– Обязательно загляните ко мне, когда поедете, ладно? Обязательно, – говорит Альф Хилл, выходя обратно в коридор.

– Спасибо, – говорим мы хором.

Он уходит, Радкин обращается к толстяку:

– Слышал, что он сказал, Фрэнки? Так что давай, принеси-ка нам газировки или чего-нибудь холодненького. И оставь свои папиросы.

– Отвали, Радкин, – ржет Фрэнки, кидая ему пачку «Джей-Пи-Эс».

Радкин садится, поворачивается к нам с Эллисом и говорит:

– За дело, ребята.

Клер Стрэчен: в ее двадцать шесть ей можно дать шестьдесят два.

Опухшая и затраханная еще до того, как он до нее добрался.

Дважды замужем, двое детей в Глазго.

Предыдущие судимости за проституцию:

Полностью разложившееся существо, как сказал судья.

В конце концов попала в ночлежку Св. Марии, где жила с такими же, как она, проститутками, наркоманами и алкоголиками.

В четверг, 20 ноября 1975 года Клер вступала в половую связь с тремя мужчинами. Полиции удалось установить личность только одного из них. И исключить его из списка подозреваемых.

Утром в пятницу, 21 ноября 1975 года Клер была мертва.

Исключена.

С ботинком во влагалище и плащом на голове.

Я смотрю на Радкина и говорю:

– Я хочу поехать в ночлежку, а потом к гаражам. Эллис перестает писать.

– Зачем? – вздыхает Радкин.

– Не могу себе всего этого представить.

– Вот и не надо, – говорит он, туша сигарету.

Мы говорим дежурному сержанту, куда направляемся, и выходим на стоянку.

Фрэнки бежит, задыхаясь, за нами следом.

– Я вам помогу.

– Да ладно, не надо, – говорит Радкин.

– Начальник говорит – надо. Типа проявить гостеприимство.

– А заодно и пообедать, да?

– Думаю, можно что-нибудь сообразить, ага.

– Чудненько, – улыбается Радкин.

Эллис кивает, как будто мы, бля, замышляем что-то запретное.

А меня тошнит.

Ночлежка Св. Марии оказалась в двух шагах от Престонского полицейского отделения. Заведению – сто лет в обед.

На стене над входом написано: Кровь и Огонь.

– Кто-то из прежних сотрудников еще работает? – спросил я Фрэнки.

– Сомневаюсь.

– А как насчет постояльцев?

– Шутишь? Тут уже через неделю было никого не найти.

Мы проходим по темному вонючему коридору и заглядываем в каморку коменданта.

Мужчина с прямыми сальными волосами до плеч что-то пишет. Работает радио.

Он поднимает глаза, поправляет на носу очки в черной оправе и шмыгает носом:

– Чем могу?

– Полиция, – говорит Фрэнки.

– А-а, – кивает он, как бы говоря: ну что они опять натворили, мать их?

– Есть пара вопросов.

– Конечно, пожалуйста. О чем речь?

– О Клер Стрэчен. Где мы можем поговорить?

Он встает.

– Там, в комнате отдыха, – отвечает он, указывая на дверь.

Мы во главе с Радкиным идем в очередную загаженную комнату с незакрывающимися окнами и вонючими диванами в сигаретных подпалинах и засохших пятнах.

Фрэнки продолжает:

– А ты кто такой будешь?