Третья жена шейха - Зинаида Хаустова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Смотрю через зеркало на брата. Всем своим видом выражает немую мольбу. А я не представляю, как я снова смогу вернуться в тот блок. Вспоминаю Князева и перехватывает дыхание. Я должна держаться от него подальше. Петя требует невозможного.
— Это не мои знакомые, — пытаюсь отбиться я, — Наташа их знает, а я нет. Я не могу познакомить тебя с теми, кого сама почти не знаю.
— Попроси Наташу, — не отстает брат, — такой шанс бывает раз в жизни, систер. Я мог бы заняться фарцой, а не работать ослом на комбинате.
— Петя, не неси бред, — раздраженно бросаю я, — фарцовщиков сажают. Лучше меньше, но честно.
— Может и сажают, зато гёрлы любят, — скалится брат, — у кого есть доступ к фирме, тот неотразим в глазах чувих.
Так и хочется запульнуть в него щеткой.
— Зато зэков девушки не сильно любят, — замечаю я.
— Систер, прости, но папа прав, тебя нужно побыстрее замуж выдать. Ты совершенно неприспособлена к самостоятельной жизни, — хмыкает брат, — просто попроси Наташу, я не заставляю тебя помогать мне в преступной деятельности.
Закрываю шкаф, отбрасываю щетку на стол и вздыхаю. Остается только тянуть время, или он сегодня с меня не слезет.
— Тогда услуга за услугу, — задумчиво говорю я.
— Что угодно! — твердо произносит брат.
— Ты теперь постоянно берешь трубку, если звонит Николай, то меня нет дома, — выдвигаю я условие. — А я спрошу у Наташи, но ничего не обещаю.
— Спасибо, систер! — Петя бросается мне на шею, — только отцу ничего не говори, я тоже не скажу, что ты общалась с иностранцами.
От нежданных объятий чувствую себя неловко. Будто я обманщица. Но я же ничего не обещала.
Глава 8. Первый отдел
Елена
Куратор нашего института от КГБ немного морщится, когда указывает мне на стул. Всем своим видом показывает, что я вызываю в нем чувство брезгливости. Присаживаюсь на краешек, выжидающе смотрю на мужчину.
— Елена, чем вы занимались в комнате иностранцев в общежитии МГУ?
С того момента, как меня вызвали к куратору, я продумывала ответ на этот вопрос. Сейчас выдаю свою версию:
— Повышали уровень разговорного английского. Практиковались с носителями.
— Запрещенные фильмы весьма помогают практиковаться, как я понимаю, — лихо заламывает бровь мужчина.
Горблюсь и смотрю в пол. Что тут ещё скажешь.
— Я не буду играть в кошки-мышки, Елена. Это серьезное правонарушение, но я закрою глаза на первый раз. Просто сразу предупреждаю о принципиальном вопросе. Если вы выйдите замуж за иностранца, карьера вашего отца в армии будет закончена. Свободны.
Вскакиваю на ноги и быстро иду к двери. В коридоре начинает потряхивать. Запрещенный фильм? Господи. Меня могли арестовать за такое. Что совершенно несправедливо. Почему никто не трогает Князева? Раз англичанин, то все можно?
Быстро добираюсь до аудитории. Колени резко слабеют, и я просто падаю на скамью. Ко мне пододвигается Наташка и шепчет уголком рта:
— На улице все обсудим.
Ставлю локти на стол и падаю лицом в ладони. В ушах шумит, в глазах красное. Просто какой-то позор. Снова все повторяется. Каждый мой порыв страсти неизменно оказывается втоптанным в грязь. Снова меня топит чувство стыда. Постоянно одно и то же. Нужно поскорее выйти за Николая и почувствовать себя достойным членом общества. Чтобы больше никогда не видеть этих скользких взглядов.
Выдыхаю и пытаюсь сосредоточиться на лекции. Мысли снова текут к неприятному разговору. Вспоминаю каждое слово. Наконец-то вычленяю главное, из сказанного куратором. Папу уволят из армии, если я выйду замуж за иностранца.
Это же будет выход? Я могу спасти отца от Афганистана. Нужно просто каким-то образом выйти замуж за Князева.
Лихорадочно вспоминаю все, что мне говорил Алексей. Его слова не внушают оптимизма. Сколько я должна быть его любовницей, прежде чем он на мне женится?
Я должна его увидеть и прояснить этот вопрос. Ещё один унизительный разговор. Нужно переступить через себя. Но сколько уже было этих бесед. Одной больше, одной меньше. Неприятнее, чем с куратором не будет.
Мне предстоит позор посильнее, чем болезненный разговор. Я должна буду стать любовницей. Закрываю глаза и зажмуриваюсь. Надо просто помнить, ради чего это все.
Соня Мармеладова ради своей семьи продавала себя разным мужчинам. Здесь же вопрос жизни и смерти.
Пытаюсь договориться со своей гордостью. Мне нужно отдаться только одному. К тому же он мне нравится. Я пожертвую своей честью, но спасу своего отца. Ради чего ещё жить, если не ради своих близких?
Все пары говорим с Натальей на нейтральные темы. Наконец-то дожидаемся окончания учебного дня. На улице сегодня промозгло и ветрено, но мы не спешим к метро. Заворачиваем на территорию бассейна «Чайка». Укрываемся от ветра, прислонившись к стене.
— Тебе тоже пригрозили карьерой отца, если ты выйдешь замуж? — интересуется Гаврилова.
Киваю и издаю смешок:
— До этой угрозы я ни о чем подобном не думала.
— А я думала, — огорошивает меня Наташка.
— Тебе очень понравился Лукас? — сразу же нахожу для себя разумное объяснение.
— Мне он симпатичен, — пожимает плечом Гаврилова, — но больше мне нравится, что он из ФРГ.
Смотрю на подругу в полном недоумении. По-моему, это его главный недостаток, а не достоинство. Наташка делает несколько глубоких вдохов и смотрит мне в глаза.
— Эта информация не для разглашения, — многозначительно говорит Гаврилова, я торопливо киваю головой в знак согласия, — папа говорит, что в комитете давно творится что-то нехорошее. По слухам, Андропов создал что-то типа тайной ложи внутри КГБ, которая преследует свои цели. Какие точно никто не знает, выводы отец делает по отдельным разрозненным данным.
— И какие выводы он делает? — срывающимся голосом уточняю я.
— Судя по всему, готовится переход к рыночной экономике. В Питере создали какой-то институт, который готовит экономистов. Но это не самое страшное.
Бледнею. Что может быть страшнее этого?
— Что еще?
