HHhH - Лоран Бине

Рейхсфюрер СС потрясен и подавлен. Ему уже приходилось петь дифирамбы своему новому молодому сотруднику перед фюрером, он сильно опасается за собственную шкуру, если обвинение подтвердится, и потому очень внимательно следит за партийным расследованием. Подозрения, связанные с отцовской линией, рассеялись довольно быстро: фамилию Зюсс носил второй муж бабушки Гейдриха, ее детей он не усыновлял, да и сам, несмотря на фамилию, евреем не был. Правда, в ходе расследования появились, кажется, некоторые сомнения в чистоте материнской линии, однако и тут не нашлось никаких доказательств. Гейдрих в результате официально оправдан, но Гиммлер, тем не менее, задумывается, а не лучше ли все-таки от такого помощника отделаться, ведь теперь его всегда будут преследовать слухи и домыслы. С другой стороны, молодой человек успел уже так проявить себя в СС, что воспринимается если не как незаменимый, то, по крайней мере, как весьма многообещающий работник… Так ни к чему и не придя, Гиммлер решает положиться на мудрость фюрера.

Гитлер вызывает к себе Гейдриха и долго беседует с ним наедине. Что Гейдрих мог сказать фюреру во время встречи, я не знаю, но знаю, что мнение о нем после этой продолжительной беседы у Гитлера сложилось. «Это человек чрезвычайно одаренный и столь же опасный. Было бы глупо отказываться от его услуг. Партия нуждается в таких людях, как он, и все его таланты в будущем окажутся нам весьма полезными. К тому же теперь он будет вечно нам благодарен, это умерит его амбиции и приведет к слепому повиновению с его стороны», — слышит от своего вождя Гиммлер. Слышит, однако слегка тревожится — не очень-то приятно иметь в своем подчинении юнца, которым настолько восхищен фюрер, — но тем не менее кивает, потому что не привык оспаривать мнение хозяина.

Стало быть, Гейдрих, вновь переживший главный кошмар своего детства, спасен. Только что ж у него за странная судьба: его, столь явно воплощающего в себе абсолютную чистоту арийской расы, то и дело обвиняют в еврейском происхождении! Ненависть Гейдриха к проклятому народу растет. А еще он накрепко запоминает имя: Грегор Штрассер.

Не знаю, когда это произошло в действительности, но склоняюсь к мысли, что решение немножко изменить свое имя приходит к нему именно в эти годы. Просто убрать конечное «т». Рейнхардт становится Рейнхардом. Так звучит тверже.

Это надо же, какую я сморозил глупость! Виной всему ошибка памяти и чересчур разыгравшееся воображение. На самом деле шеф английской Секретной службы вовсе не именовал себя «М», как в «Джеймсе Бонде», — нет, он именовал себя «С». И Гейдрих тоже велел именовать себя «С», а не «Н». Но вряд ли с целью копировать англичан, вполне возможно, это была первая буква слова Chef.

А проверяя свои источники, я наткнулся на вот это вот его признание, понятия не имею, кому сделанное, но явственно показывающее, что у Гейдриха в ту пору было совершенно четкое, сложившееся представление о своей работе, своих задачах: «При современной тоталитарной форме правления государственная безопасность превыше всего, следовательно, тому, кто берет на себя обязанность ее обеспечивать, следует добиться, чтобы власть его была почти безграничной».

Гейдриха много в чем можно упрекнуть, но только не в том, что он не выполнял своих обещаний.

В истории гитлеровского режима 20 апреля 1934 года — день, который стоило бы отметить особо: в этот день Геринг, создавший гестапо, уступает свое детище двум эсэсовским начальникам. Гиммлер и Гейдрих завладевают великолепным зданием на берлинской Принц-Альбертштрассе[39]. Гейдрих выбирает себе кабинет. Устраивается в нем. Садится за стол. И тут же принимается за работу. Он кладет перед собой бумагу. Берет ручку. И начинает составлять списки.

Разумеется, Геринг не от хорошей жизни передает руководство своей тайной полицией, лучшим из всего, что есть у нацистского режима, другим людям, на сердце у него тяжесть, но только такой ценой и можно заплатить за поддержку Гиммлера в соперничестве с Рёмом. Мещанин из СС беспокоит толстяка куда меньше, чем агитатор-социалист из СА. Рёму нравится провозглашать, что национал-социалистическая революция еще не закончилась, а Геринг видит все это совершенно иначе: им принадлежит власть, стало быть, единственная их задача отныне — власть эту удерживать. И Гейдрих — даже при том, что Рём крестный его сына, — наверняка подписался бы под этими словами.

Берлин полон слухов, в Берлине царит атмосфера заговора — и все из-за одного переходящего из рук в руки документа. Это напечатанный на машинке список. Нейтральные наблюдатели поражены тем, с какой смелостью люди передают эту бумажку друг другу в кафе, на глазах у официантов, которые — кто ж этого не знает! — все на жалованье у Гейдриха.

В машинописном документе содержится — ни больше ни меньше — состав гипотетического кабинета министров. Гитлер в будущем правительстве остается канцлером, но фамилий Геринга и Папена в списке не значится. Зато в нем есть имена Рёма и его друзей — Шлейхера, Штрассера, Брюнинга[40].

Гейдрих показывает этот список Гитлеру. А тому только дай случай укрепиться в своих параноидальных наклонностях — он просто-таки задыхается от бешенства. Правда, фюрера озадачивает разнородность коалиции: Шлейхер, к примеру, никогда не числился в друзьях Рёма, напротив, сильно его презирал. Гейдрих на это возражает, что генерал фон Шлейхер был замечен за беседой с послом Франции, вот и доказательство, что он заговорщик.

На самом деле разнородность странной коалиции доказывает в первую очередь то, что Гейдриху надо бы получше вникнуть в проблемы внутренней политики, ведь составил и пустил в оборот этот список именно он. А принцип был очень простым: он вписал туда имена врагов двух своих начальников, Гиммлера и Геринга, равно как и своих собственных.

Глядя на солидное здание из серого камня снаружи, ни о чем не догадаться, разве что входят и выходят из него сегодня чаще обычного. Но внутри эсэсовского улья творится бог знает что: люди бегают взад-вперед, на всех этажах хлопают двери, в большом белом зале звучат громкие голоса, во всех кабинетах непрестанно звонят телефоны… А в самом центре здания, посреди суматохи, — Гейдрих, который уже играет ту роль, что станет лучшей в его репертуаре, — роль бюрократа-убийцы. Вокруг него столы, телефоны, люди в черном берут трубки, вешают трубки, он отвечает на все звонки.

— Алло! Он мертв?.. Оставьте тело там, где оно есть. Официально это самоубийство. Вложите ему в руку ваше оружие… Что? Вы стреляли в затылок?.. Ладно, не имеет значения. Самоубийство.

— Алло? Все в порядке?.. Очень хорошо… И жену? Отлично, скажете, что они сопротивлялись при аресте. Да, жена тоже!.. Вот! Она вмешалась и не давала его арестовать, так будет лучше!.. Прислуга?.. Сколько?.. Перепишите имена, мы займемся этим потом.

— Алло! Закончили?.. Хорошо, выкиньте все это в Одер.

— Алло?.. Что?.. В теннисном клубе? Он играл в теннис?.. Перепрыгнул через ограду и сбежал в лес?.. Вы что, издеваетесь надо мной?! Прочешите все вокруг и найдите его!

— Алло!.. Как это «другой»?.. Как это «фамилия такая же»?.. И имя такое же. Везите сюда, отправим его в Дахау и будем дальше искать, пока не найдем того, кого надо.

— Алло!.. А где его видели в последний раз? В отеле «Адлон»? Да все же знают, что обслуга там работает на нас, маразм какой-то! Он сказал, что хочет сдаться?.. Отлично, идите к нему, дождитесь и пришлите сюда, к нам.

— Алло!.. Соедините меня с рейхсфюрером! Алло? Да, дело сделано… Да, и это… Это на мази… Это сделано… А что у вас с номером первым?.. Фюрер отказывается? Но почему?.. Необходимо, чтобы вы убедили фюрера! Напирайте на его нравственность, да, да! А все эти скандалы, которые нам приходилось гасить… Напомните ему о чемоданчике, забытом в борделе!.. Хорошо, я сейчас же позвоню Герингу.

— Алло? Это Гейдрих. Рейхсфюрер мне сказал, что фюрер хочет пощадить руководителя СА!.. Естественно, ни в коем случае! Надо ему сказать, что армия никогда не согласится! Мы казнили офицеров рейсхвера, и, если Рём останется в живых, Бломберг откажется поддержать операцию! Да, да, речь идет о справедливости, вот именно!.. Хорошо, я жду вашего звонка.

Входит эсэсовец. Вид у него встревоженный. Он приближается к Гейдриху, склоняется к нему и что-то шепчет прямо в ухо. Оба выходят. Минут через пять Гейдрих возвращается один. По лицу его ничего не прочтешь. Он снова берется за телефон.

— Алло!.. Труп сожгите!.. Пепел отправите вдове.

— Алло!.. Нет, Геринг не хочет, чтобы его трогали… Оставьте там, у дома, шестерых. Никто не входит, никто не выходит!

— Алло!..

И так далее.

И все это время Гейдрих аккуратно заполняет маленькие белые карточки.