МЕМНОХ-ДЬЯВОЛ - Энн Райс

- Ты - безжалостный Бог, - сказал Мемнох, отказываясь уступить хотя бы на йоту. - Я научу их прощать Тебе Твои качества - величественность, бесконечную созидательность и несовершенство.

Бог Воплощенный тихо засмеялся и поцеловал Мемноха в лоб.

- Я - мудрый Бог, и я - терпеливый Бог, - молвил Он. - Я - тот, кто тебя создал.

Образы пропали. Они даже не потускнели, а просто исчезли.

Я лежал один на поле брани.

Зловоние исходило от облака висящих надо мной газов, отравляя мне каждый вздох.

Ибо насколько хватало глаз, я видел одних мертвецов.

Вдруг меня испугал шум. Ко мне приближалась тощая фигура тяжело дышащего волка, идущего прямо на меня с опущенной головой. Я сжался. Я увидел его узкие, поднятые на меня глаза, когда он стал нагло тыкаться в меня своей мордой. Я ощутил его смрадное дыхание и отвернул лицо. Я слышал, как он нюхает мое ухо, мои волосы. Я слышал, как из его пасти раздается глухое ворчание. Я просто закрыл глаза и правой рукой под пиджаком нащупал плат.

Его зубы прикоснулись к моей шее. Мгновенно я повернулся, встал и отбросил волка назад, и он, спотыкаясь и воя, побежал прочь от меня. Он бежал прочь по телам убитых.

Я перевел дух. Я осознал, что небо над головой - это полуденное земное небо, и я смотрел на белые облака, обыкновенные белые облака, тянувшиеся к туманному, далекому горизонту, и прислушивался к шуму от полчищ насекомых - мошкары и мух, кружащихся над телами, - и видел, как огромные, горбатые, уродливые стервятники чинно обходят это пиршество.

Издалека, послышались звуки человеческих рыданий.

Но небо было величественным и ясным. Из-за облаков появилось солнце во всей своей мощи, и тепло снизошло на мои руки и лицо и на пропитанные газами, вспухшие тела, что окружали меня.

Наверное, я потерял сознание. Мне этого хотелось. Мне хотелось снова упасть навзничь на землю, потом перевернуться и уткнуться лбом в почву, просунуть руку под пиджак и почувствовать там плат.

ГЛАВА 20

Сад в преддверии небесных врат. Спокойное лучезарное место, из которого души возвращаются иногда домой, когда им говорят, что время их еще не пришло.

В отдалении, ниже сверкающего кобальтового неба, я видел, как только что умершие приветствуют давно умерших. Встреча за встречей: объятия, восклицания. Уголком глаза мне были видны до головокружения высокие стены небес и небесные врата. На этот раз я увидел, как ангелы, по виду менее плотные, чем прочие небесные обитатели, свободно перемещаются по небу - группа за группой, иногда ныряя в небольшие скопления смертных, проходящих по мосту. Становясь то видимыми, то незримыми, ангелы надзирали за всем, потом уносились вверх, чтобы постепенно растаять в бесконечной небесной сини.

Из- за стен доносились слабые, до боли призывные звуки небес Я мог закрыть глаза и почти зримо представить их сапфировые цвета! Во всех песнях звучал один и тот же припев: «Входи, входи, останься с нами. Хаоса больше не будет. Это небеса».

Но я находился далеко от всего этого, в небольшой долине. Я сидел посреди россыпи полевых цветов, белых и желтых, на поросшем травой берегу ручья, который пересекали души, чтобы попасть на небеса. Только в месте, где я сидел, он казался пусть и прекрасным, но не более чем обыкновенным бурным потоком. Песня, которую пел ручей, была о том, как после дыма, войны, после грязи и крови, после смрада и боли все на свете ручьи одинаково прекрасны, как этот.

Вода поет на разные голоса, течет, преодолевая каменные преграды и заполняя земные впадины; она взбирается по уступам вверх, чтобы низвергнуться с них под звуки пушек и фуг. Трава тем временем склоняет голову вниз, чтобы смотреть на это.

Я прислонился к стволу дерева, возможно - персикового, на нем не было ни цветов, ни плодов, чтобы сказать точно. Ветви его свисали вниз, но не покорно, а буйно, с неким неуловимым достоинством; наверху, среди трепета неисчислимой листвы, я заметил мелькание птичьих крыльев. И выше всего этого были ангелы, ангелы, ангелы - словно сотканные из воздуха, светлые, сияющие духи, столь прозрачные, что по временам исчезали в едином вздохе небес.

Рай фресок. Рай мозаик. Только ни одна форма искусства не в силах изобразить все это. Спросите тех, кто здесь был и вернулся. Тех, чье сердце остановилось на операционном столе и чьи души прилетели в этот сад, а потом были возвращены телу. Ни словами, ни красками не передать этой красоты.

Меня окружал прохладный, ароматный воздух, медленно удаляя, слой за слоем, сажу и грязь, прилипшие к моему пиджаку и рубашке.

Вдруг, словно возвращаясь к жизни после ночного кошмара, я залез рукой под рубашку и достал плат. Развернув, я поднял его за углы.

Лик горел на нем, темные глаза глядели на меня в упор, кровь казалось такой же ярко-красной, как и раньше, кожа - великолепного оттенка, глубина почти голографическая, хотя все изображение едва заметно смешалось при колыхании плата под ветерком. Ничто не испачкалось, не порвалось, не потерялось.

Я почувствовал, как у меня перехватывает дыхание, сердце забилось угрожающе часто. К липу прихлынул жар.

Взгляд карих глаз оставался пристальным, как тогда; они не закрылись при прикосновении мягкой ткани. Я поднес плат к себе, затем снова свернул его, почти в панике, и плотно прижал к телу, положив на этот раз под рубашку. Непослушными пальцами застегнул пуговицы. Наконец с рубашкой было покончено. Пиджак был грязным, хотя целым, но все пуговицы пропали, даже те из них, что были на обшлагах. Я глянул вниз на свои ботинки; они были разорваны в клочья, разбиты и едва не разваливались. Как странно они выглядели, ни на что не похожие, хотя были сделаны из превосходной кожи.

- Мемнох! - вдруг позвал я, оглядываясь по сторонам.

Где же он? Разве я здесь один? Где-то вдали по мосту двигалась процессия счастливых душ. Неужели врата открываются и закрываются, или это иллюзия?

Я посмотрел налево, на рощицу оливковых деревьев, и увидел за ней фигуру, которую сначала не узнал, но потом понял, что это Мемнох в обличье обыкновенного человека. Он стоял спокойный, с сумрачным и застывшим лицом, глядя на меня, потом образ его начал расти и шириться, выросли огромные черные крылья, и кривые козлиные ноги, и раздвоенные копыта, и ангельский лик мерцал, словно он был из черного живого гранита. Мемнох, мой Мемнох, которого я знал, снова предстал в обличье демона.

Я воспринял это спокойно и не стал закрывать лицо. Я изучал детали облаченного в мантию торса, видел, как ткань ниспадает на отвратительные, покрытые шерстью ноги. Раздвоенные копыта зарылись в землю, но кисти и предплечья оставались такими же прекрасными, как и прежде. Волосы его были как развевающаяся грива, иссиня-черного цвета, И во всем саду он был единственным существом, абсолютно лишенным цвета. Во всяком случае, я его видел таким.

- Аргумент прост, - сказал он. - Теперь тебе ведь не составит труда понять его?

Его черные крылья сошлись спереди, охватывая все тело; внизу, близ ступней, нижние их края были отогнуты, чтобы при ходьбе не задевать землю. Он пошел мне навстречу, ужасный, звероподобный монстр с удивительно совершенными торсом и головой, прихрамывающее существо, втиснутое в человеческую концепцию зла.

- А ты прав, - сказал он, медленно и с трудом усаживаясь; крылья его постепенно исчезли, иначе они не позволили бы ему сесть. И вот он уже сидел рядом - козлоногий бог - ив упор глядел на меня: волосы спутаны, но лицо безмятежное, как всегда, не строже, не приятней, не мудрее, не жестче обыкновенного, ибо оно было высечено из черноты вместо мерцающего подобия плоти.

- Понимаешь, - продолжил Мемнох, - Он фактически сделал вот что. Он повторял мне снова и снова, «Мемнох, ничто во вселенной не пропадает втуне, понимаешь?» И Он сошел вниз, страдал, умер и воскрес из мертвых, чтобы освятить человеческое страдание, взлелеять его как необходимое условие смерти; и в смерти Своей явил вдохновение, превосходство души.

Но миф о страждущем и умирающем боге - говорим ли мы о Таммузе из Шумера или Дионисе из Греции, словом, о любом земном божестве, чья смерть легла в основу возрождения мира, - человеческая идея! Идея, выношенная людьми, не представляющими себе мироздание без принесенной ради него жертвы. Умирающий бог, дающий жизнь человеку, - одна из самых ранних идей, возникших в умах тех примитивных существ, которые не могли придумать нечто абсолютное и совершенное. И вот Он привил Себя - Бога Воплощенного - к людским мифам, пытающимся объяснить явления жизни, как если бы они имели определенный смысл, когда, возможно, такового и не имеют.

- Да.

- В чем заключалась Его жертва при сотворении мира? - спросил Мемнох. - Он ведь не Тиамат, убитый Мардуком. Не Осирис, изрубленный на куски! Чем пожертвовал Он, Всемогущий Бог, чтобы создать материальную вселенную? Я не припомню, чтобы от Него что-то было отнято. Верно, что мир произошел от Него, но я не помню, чтобы от Него убавилось, или Его казнили, или изувечили в процессе сотворения материального мира! После сотворения планет и звезд Он оставался все тем же Богом! Если что-то и произошло, так это Его возвеличивание, во всяком случае так представлялось ангелам, когда они пели о новых этапах сотворения Им бытия. Сама природа Его как Создателя разрасталась и ширилась в нашем восприятии, по мере того как эволюция шла по Его пути.