Академия тишины (СИ) - Летова Ефимия

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Куском льда, в глубине которого ворочалась просыпающейся от векового сна исполинской змеёй вулканическая лава моего дара. Я видела, как плетения проклятия проступают вокруг обычных, светясь, точно магические праздничные гирлянды. Они казались живыми, даже разумными, и это было… восхитительно. Кто бы ни накладывал плотный рисунок убийственно разрушительного плетения, он, несомненно, был гениален. Никакого сравнения с бледной копией добровольно возложенного на адьюта вторичного проклятия. И я потянулась к этому магическому шедевру силой — почти благоговейно, почти любовно. Люди, маги — да, они были жестоки, мстительны и достойны ненависти и осуждения. А сила, чистая сила, какой бы облик она не принимала — прекрасна, или, как минимум, казалась мне таковой в тот момент. Не она виновата в преступном направлении, куда была адресована.

Прикосновение к незримой, нематериальной, сверкающей нити ударило по мне, как молния, и я попыталась отшатнуться, с ужасом понимая, что прилипла намертво, точно муха к клейкой паутине.

Однажды я видела последствия удара молнии, там, на хуторе: кое-кто из соседей неудачно порыбачил в грозу. Помню расползающуюся по груди и спине багрово-лиловую сетку ожогов, лопнувшие сосуды под кожей. И сейчас, точно деревянные брусочки выстроенных друг за другой дорожкой карточек домино, слой за слоем падала моя непроизвольная магическая защита. Если бы по какому-то нелепому совпадению во мне оказалась хоть капля крови Тарольских, тело не вынесло бы. Но этой капли, к моему счастью, не было, и я, неудержимо падая в пропасть беспамятства, замешанного на боли, рванула нить плетения на себя, выкручивая, вырывая её, точно сгнивший зуб, точно впившегося кровососущего червя.

И не могла справиться. Но и остановиться — тоже никак не могла…

Глава 62

Мэй заботливо гладит мою дурную рыжую голову, и её мягкие пальцы снимают опоясывающую боль, правда, спустя мгновение, боль возвращается снова.

— Прости, — мне так не хочется, чтобы она уходила, но, кажется, в этом своём малоадекватном после столкновения с первосортным королевским проклятием состоянии я вела себя не лучшим образом. Если воспоминания мне не врут, я что-то болтала… стыд какой. Пытаюсь приподнять голову. Кажется, я лежу на каком-то маленьком диванчике, свернувшись клубком, а Мэй сидит на корточках рядом.

— Где мы?

— Всё ещё во дворце. Скоро за нами приедет экипаж.

— Я… много лишнего наговорила?

— Я не слушала, — кажется, Мэй невесело усмехается. — Но не волнуйся, я никому не скажу. Ну, ты и влипла, Джейма.

Не зная в точности, на что жаловалась и чем делилась, опускаюсь обратно, стыдясь попросить Мэй продолжить этот её волшебный массаж. По крайне мере, в то, что Мэй будет держать язык за зубами, я верю.

Проступившая полоса света на полу заставляет меня судорожно дёрнуться.

— Как вы, Джейма?

— Нормально.

Это ложь, но не совсем. В последнее время отвратительно себя чувствовать для меня становится нормой. Мысли и тревоги, которые я упорно гнала от себя, в преддверии возвращения в Академию накидываются с новой силой. Габриэль, которому я обещала не ездить, а сама поехала. Сэр Элфант, который мог запросто выдернуть меня с любого занятия или оставить после уроков, и которого я должна была во что бы то ни стало скрыть от Габриэля… нет. Сейчас у меня не было на это сил.

— Готовы ехать?

Мэй мягко поднимается, молчаливая, незаметная, словно тень, а я будто собираю себя по кусочкам, чтобы просто оторвать голову от подушки.

— Можно мне остаться?

Они оба молчат, но это разное молчание. Молчание Мэй, как мне чудится, с некоторой укоризной, мягкой, но оттого ещё более трудновыносимой, у адьюта — очевидно удивлённое.

— Завтра я… буду уже в норме. Мне хотелось бы попробовать ещё раз, не затягивая.

— Вам надо восстановиться, — адьют отодвигается, давая Мэй пройти, и она, оглянувшись на меня с сожалением и сочувствием, выходит. — На это требуется время.

— Я в порядке. В полном порядке. И хочу быть полезной.

— Джейма…

— Как… Его Величество?

— Ему немного лучше. Примите нашу искреннюю благодарность за ваше участие.

Моё участие! Скорее уж пол-литра крови и пара лет жизни, что-то вроде того.

— Благодарность — это лишнее. Можно мне здесь остаться?

— Какие-то проблемы?

— Ничего, имеющего отношения к делу.

Забавно. Корнелия, кажется, убегала отсюда, а я так наоборот рвусь в самый эпицентр. Поэтому мамашу загоняли, как зайца на охоте, а от меня пытаются избавиться, так, что ли?

— Хорошо, — коротко ответствует адьют, закончив дырявить меня взглядом. — Сейчас к вам подойдёт слуга и проводит в гостевую комнату. Завтра утром поговорим.

Я закрываю глаза.

Передышка. Маленькая передышка — вот и всё. Не думаю, что у них тут будут проблемы с экипажем до Академии, завтра я вернусь. Послужу своей стране и всё такое.

…не видеть ни того, ни другого. Может быть, завтра у меня будет какое-то решение или силы, чтобы это решение принять.

***

Передышка… затягивается. На следующий день мне действительно лучше, но когда я изо всех сил уверяю адьюта, что всё в порядке, и я готова на очередное рандеву с Его Величеством Грионом и его магической трагедией — я вру. Просто потому, что решение само собой на гостевую дворцовую подушку — в меру мягкую, очень удобную — за ночь не опустилось. Ни утром, ни вечером, когда я возвращаюсь, ещё более выпотрошенная, словно чучело, пытающееся прикинуться живым полноценным зверем.

И на следующий день — тоже. Надо остановиться, надо отказаться, надо возвращаться, но, как оказалось, чем дальше, тем тяжелее, и я словно бегу лошадкой из карусели по замкнутому кругу. Ем — а потом меня тошнит, иду, еле перебирая ногами, зато засыпаю, как убитая.

Да, зато засыпаю сразу, тону в кошмарах, но снится мне не Габриэль и не Джордас, а вращающиеся над головой сияющие магические лассо, которые неумолимо затягиваются на моей шее. Иногда я раскачиваюсь на них, как на верёвочных качелях, всё выше и выше, пока не срываюсь в пропасть.

Не знаю, сколько это всё продолжается. По идее, только четыре дня, ну максимум, пять или семь, но мне кажется, что год или два. На пятый — или седьмой — день, увидев в окутывающем меня тумане встревоженное лицо королевы, я с трудом пытаюсь сдержать хохот, хотя не могу объяснить, что именно меня смешит.

— Позовите меня на день рождения принца Асверуса, — доверительно шепчу я ей, подходя непозволительно близко. — Я сниму проклятие хотя бы с Его Высочества. С отца не смогу, наверное, а вот с него… Есть одна идейка, леди.

— Джейма!.. — возмущенный голос адьюта разгоняет туман, но эта удушливая муть сильнее, и, чтобы не упасть, я непочтительно хватаюсь за королевское плечо.

Интересно, мне руку после этого не отрубят?

— Магами они больше не будут, зато будут жи…

Адьют дёргает меня на себя, и я окончательно теряю равновесие, облокачиваюсь на него, смеюсь, как пьяная. Я и есть пьяная, магия мстит за такой неправомерный расход сил сверх каких-либо норм и правил, тело бунтует.

— Кто была та женщина? Кто?! Скажите, я должна знать! — я вцепляюсь в ворот адьюта.

— Какая женщина, Джейма, успокойтесь, вам нужно отдохнуть, вам нужно обратно!

— Леди Адриана так ходила, — я уже не понимаю, что несу, где земля, а где небо. — Но я же её сожгла, а если она и выжила, то должна быть в тю-юрьме! Там был такой ужас!

— Вдох, выдох, идём, вот так, держитесь за меня, идём, идём, Джейма!

— Я не хочу… с ним спать! — плачу или опять смеюсь, не важно. — Что я скажу пот-том…

— Джейма! Ус-по-кой-тесь!

— Больше ни слова не скажу, верните мои печати, с ними было луч-чше, — хнычу, как ребёнок, вырываю руку из адьютовой пятерни, затянутой в тонкую кожу перчатки, опускаюсь на корточки и утыкаюсь лбом в холодный каменный пол.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍