Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 24. Аркадий Инин - Винокуров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да нет, я только гляну… начало и конец. Вступление и заключение.
— Точно! — Надя зажала рот ладошкой. — Ты и на сочинениях просил: только вступление и заключение. А потом катал, катал все подряд…
Надя изо всех сил зажимала рот, но смех так и лез из нее.
— Ты у Леночки списал «Как я провела лето». И все катал в женском роде: «Я была у бабушки, купалась, загорала…» Ой, не могу, прости, Сенечка!
Сеня тихонько подхохатывал ей без особого удовольствия.
— Было дело. Но сейчас я в другом смысле. Хотелось просто глянуть, сравнить. Все-таки телевидение, понимаешь…
Надя разом перестала смеяться и сказала серьезно:
— Понимаю, Сенечка. Только нету у меня никакого конспекта… Честное слово, сама бы у кого списала! Но у кого спишешь про свою жизнь…
Сизый утренний туман стелился над лесом. Внизу у реки виднелись домики пионерлагеря.
Надя плела венок и улыбалась. Кирилл сидел рядом и таращил на нее влюбленные глаза. За кустами слышались голоса их детей.
— Хорошо как, господи! — вздохнула Надя.
— Хорошо! — радостно согласился Кирилл, обнял и поцеловал ее.
— Ой, Кирюша! — ласково отбивалась Надя. — Ты когда угомонишься? Когда?
— Никогда! — Он еще крепче обнял ее. — И не надейся!
— Дети же! — вырвалась Надя.
И верно, прибежали дети — маленькая Ириша и Антон.
Мама Надя увенчала голову дочери венком, полюбовалась, потом привлекла к себе и голову Антона.
— Антошка, сколько же мы не виделись! Соскучилась! Как у тебя волосенки-то пахну-ут…
И вдруг принюхалась:
— Чем это они у тебя пахнут? Дымом… Ты что, куришь?!
Антон промолчал. Ирка съябедничала:
— Курит, курит! Я в кустах видела — у него нос дымился!
— Елки! — Кирилл ударил по карманам сына. — Где? Ну?
Антон нехотя, но спокойно вытащил из одного кармана сигареты, из другого спички.
— Ах ты сопляк! Двенадцать лет — курить… Ах ты! — бестолково суетился Кирилл.
— А чего? — упрямо сказал Антон. — И вожатые курят, и учителя… даже женщины. И вообще, знаете анекдот?
— Анекдот?! — Папа Кирилл схватился за ремень.
— Погоди, Кирилл, — остановила Надя. — Мне учительница всегда говорила: ваш Антон — большой юморист. Давай анекдот.
Антон помялся, но потом усмехнулся отчаянно:
— Старичок один встречает одного мальца. Малец курит. Старичок ему говорит: «Эй, сынок, рано ты начал курить!», а малец отвечает: «Почему рано? Уже полдень».
— Смешно-о! — Папа Кирилл опять рванул ремень.
— Погоди, — вновь остановила Надя. — Ты скажи, будешь курить?
Антон молчал. Колебался. И отважился:
— Сами учили — не врать. Ну не вру: буду.
Теперь папа Кирилл все-таки выхватил ремень из брюк.
— Не надо! — сказала мама Надя. — Тогда я тоже буду с тобой курить. На пару. Давай папиросы.
Антон не двигался, глядел на маму с кривой улыбкой.
— Ну! Дай матери закурить! И прикурить!
— Надь… Ты брось… — начет Кирилл.
Но ее уже нельзя было остановить.
Она схватила сигареты и спички, лихо закусила сигарету, лихо чиркнула спичкой, лихо затянулась — раз, другой, третий… Глубоко, еще глубже, еще… И глаза у нее полезли на лоб!
— Ой, мамочка-а! — захлебнулась она и рухнула.
Когда Надя открыла глаза, вокруг толпились все пере пуганные дети. Кирилл держал ее голову у себя на коленях, старушка докторша совала ей под нос пузырек, а сын Антон ревел белугой:
— Я не буду курить, мамочка! Я никогда… я не буду, не буду!
— Ну, знаете, уважаемая, Макаренко из вас не выйдет, — сказала докторша. — Что за методы? Как это вы воспитываете?!
— Как умею… Извините, — улыбнулась Надя и закрыла глаза.
Перебирая струны гитары, задумчиво наигрывал что-то кудрявый Леша.
— Чего я достиг в жизни? На мои стихи пишут песни. О чем еще мечтаю? Писать стихи хорошие. А как разобраться? Недавно написал — вроде не очень. А Кобзон спел, понравилось, — откровенно улыбнулся Леша.
— Кобзон не из нашего класса, — заявил Юлик, — так что петь придется тебе.
Леша тронул струны. Все притихли. Он негромко запел. Песня была о любви — о первой любви…
Долговязая Валентина точно вышла к волейбольной сетке, взлетела и неотразимым «колом» врезала мяч в землю.
Семейство — Надя, Кирилл, Юра, Наташа, Олечка, Петька, Антон, Машка и Ирина — бешено зааплодировали. Вся южная трибуна небольшого стадиона тоже аплодировала. Вся северная — молчала.
Снова разыгрывали мяч… Удар Валентины… Игроки ее команды бросились обнимать друг друга. А судья, сидящий петушком в своей корзине на уровне сетки, такой же, как и игроки, долговязый акселерат с редкими висячими усиками, просвистел трижды. Игра закончилась.
— Мама, папа! Мне надо с вами поговорить! — возникла перед семейством разгоряченная битвой Валентина.
— Поздравляем! — сказал Кирилл. — С выигрышем. Одевайся, дома поговорим.
— Нет, здесь. А все пусть идут домой! — решительно заявила Валентина.
Старшая дочь Наташа передернула плечиком, высказывая презрение к Валентининым тайнам. А старший сын Юра солидно сказал:
— Надо поговорить — значит, надо. Мам, мы вас в парке подождем.
— А мороженое? — заканючила Ириша. — Обещались, если Валька выиграет…
— Обещали — будет, — заверил Юра.
Вся команда удалилась за ним.
— Вы только сядьте, — посоветовала Валентина родителям.
— Спасибо, мы уж постоим, — сказал Кирилл.
Валентина пожала плечами — как хотите. И бухнула:
— Я выхожу замуж!
Мама в ужасе плюхнулась на скамейку трибуны. Папа медленно опустился на ступеньки.
— Я говорила: сядьте, — опять пожала плечами Валентина.
— Чего сядьте! — вскочил Кирилл. — Ты уж прямо скажи: лягте! Лягте, дорогие мама-папа, в гроб! А я вас крышкой укрою и гвозди вколочу!
— Погоди, Кирюша, — тихо сказала Надя. — Ты что, его любишь?
— Люблю! — с вызовом крикнула Валентина.
— Любишь, и хорошо, — спокойно сказала Надя. — А почему ты решила поговорить здесь?
— А мы загадали: если выиграю — сразу скажу!
— Серьезно вы загадали, — чуть улыбнулась Надя. — А он кто?
— Сережа Клюев. Из нашего класса.
— Елки! — опять взвился Кирилл. — Жених из класса?
А?!
— Ты же его не знаешь! Он замечательный, он такой… он…
— Это он? — указала Надя на корзину у волейбольной сетки, где одиноко сидел судья-акселерат.
— Откуда ты?.. — изумилась Валентина.
— Вычислила, — улыбнулась Надя. — Позови его.
Валентина убежала. Кирилл набросился на Надю.
— Ты что, елки! Разговоры собираешься разговаривать? Да я его — в шею. И ее могу! Невеста — шестнадцать стукнуло!
— И мне шестнадцать было. А мы с тобой познакомились.
— Сравнила! Мы самостоятельные были, я на год старше тебя, и в шестнадцать мы только знакомились, а не женились. И вообще, ты что, одобряешь?
— Не одобряю, конечно, но нельзя же и так…
Она не договорила. Вернулась Валентина, ведя Сережу с болтающимся на груди судейским свистком.
— Добрый день, — сказал Сережа.
— Здравствуй, — кивнула Надя.
— Интересно! — петухом посмотрел на него снизу вверх Кирилл. — Вы