Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 24. Аркадий Инин - Винокуров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тьфу, черт, — тоже рассмеялся Николай. Но вновь посолиднел. — Между прочим, ничего смешного. Завхоз, завхоз… Да кто из вас хоть чуть-чуть представляет, что это такое — иметь на руках огромное хозяйство!
Надя понимающе кивала его словам, вспоминая…
Чумазая Машка — лоб и щека в чем-то черном — разбирала отверткой кораблик. Она сосредоточенно отвинтила капитанскую рубку и уже отдирала от бортов палубу, когда раздался крик продавщицы:
— Ты что вытворяешь?! Родители, товарищи родители, чей это ребенок?
Надя метнулась от кассы к прилавку с игрушками.
— Машка, горе ты мое! На секунду нельзя отвернуться!
— Мама, не волнуйся, я сейчас все починю…
— Она починит! — возмущалась продавщица. — Кто это у меня теперь возьмет?
— Мы возьмем, мы, — поспешно заверила Надя. — Сколько стоит?
— Семь восемьдесят.
— Ой, мамочка! — ахнула Надя.
— Так он же на полупроводниках, — со знанием дела объяснила Машка. — У него три режима работы…
Надя, не дослушав, выгребла все бумажки с мелочью и показала пустой кошелек дочери:
— Вот! Кроссовок теперь не видать!
— Нужны мне эти кроссовки! — фыркнула Машка.
— Ах, тебе не нужно? А Ирише и Сашке нужны. Им после тебя эти кроссовки носить было положено.
— Мама Надя, ну извини, ну прости, — затараторила Машка. — Все равно я этот кораблик уже разобрала… нечаянно… А теперь я к нему кое-что приделаю и такое путешествие устрою… кругосветное!
Надя, нагруженная как ломовая лошадь — две сумки в руках и рюкзак за спиной, — бросилась в последний штурм к выходу из «Детского мира», этого безумного, безумного, безумного мира, наполненного гулом и коловращением потоков мам, пап и детей.
Машка катила за мамой знакомую коляску, верх которой был закрыт клеенкой, а на борту красовались уже восемь звездочек.
Но к выходу они не пробились — путь им преградили полная блондинка в черном костюме с белым жабо и молоденький сержант милиции. Он вежливо козырнул Наде, блондинка что-то сурово сказала… И Надя с Машкой не успели опомниться, как оказались в небольшой комнате администратора.
Блондинка уселась за свой стол.
— Ну, сержант, выясняй!
— Да, — снова козырнул милиционер, — мы бы хотели выяснить, что у вас, гражданочка, имеется в этих сумках?
— Покупки имеются, — не понимала Надя, — вещи разные…
— Вот именно — очень разные! — съязвила блондинка. — Я за ней долго наблюдала. Набирает все подряд во всех отделах, всех размеров — от двадцать шестого до сорок шестого. Одних пеналов пластмассовых семь штук взяла! Скупают все, а потом спекулируют!
Надя онемела от возмущения. А Машка закричала:
— Что вы врете? Что вы врете?
— Ах, они еще оскорбляют! Сержант, составляй протокол!
Может, в другой раз добродушие и улыбчивость Нади победили бы. Но сейчас она была на пределе.
— Составляй протокол! И что здесь, не забудь! — Она сорвала клеенчатый верх коляски и стала выкладывать на стол. — Сахару пять кило, хлеба три буханки, котлет любительских сорок штук, сосисок молочных четыре килограмма!
И связку этих сосисок она набросила, как ожерелье, на шею блондинки.
— Ах, что это… кошмар! — блондинка срывала с себя сосиски.
— Мамочка, молодец! Молодец! — восторженно вопила Машка.
— Гражданка, гражданка, — оторопел сержант, — к порядку прошу, к порядку…
— А это, по-вашему, порядок?! — Надя разбушевалась. — Это порядок — не думать о многодетных матерях? Семь пеналов… Да мне, если хотите знать, одной картошки на зиму надо тонну! Тыщу килограмм! Об этом кто думает? Кто? Размеры двадцать шесть — сорок шесть? А у меня они и есть — всех размеров! Думаете, дети безразмерные бывают? Порядок, да? Это что, порядок: Герои Труда, Герои Союза — все без очереди, имеют право, а мать-героиня — нет! А между прочим, всех этих героев она родила — мать!
Все притихли от ее взрыва.
И она опомнилась, достала иэ сумочки паспорт.
— Извините, я просто хотела сказать… Вот, у меня восемь детей. Вот посмотрите…
— Все ясно, ясно, — смущенно отталкивал паспорт сержант, — извините, гражданочка, ошиблись.
А блондинка сказала то, чего лучше бы ей не говорить:
— Да, накладка вышла. Но в принципе порядки у нас правильные. А то есть и такие героини: восемь детей — и отцов восемь.
— Мама! — закричала Машка. — Она… она… ведьма она!
Машка отчаянно выхватила из кармана какую-то петарду, рванула ее перед носом блондинки, раздался оглушительный хлопок, и все заволокло облаком сажи.
Облако рассеялось — блондинка превратилась в негритянку.
Вечером в доме был траур. Бели передавали тарелку, куклу или карандаш, то делали это молча. Машки нигде не было видно. На кухне Надя и старшая дочь Наташа мыли посуду. А младший сын Антон посуду вытирал.
Обстановку несколько разрядил Кирилл, возникший с огромной сковородкой и огромным дуршлагом — наверное, с тысячей дырок.
— Готово! Можно промыть хоть три кило макарон! А здесь — жарить яичницу для всей семьи! Сразу!
— Нашел время, — только и сказала Надя.
— Елки! — огорчился Кирилл. — Сама виновата. Ни за что ребенку всыпала.
— Ни за что? Это она в магазине ничто устроила?
— Я бы им за тебя, мама Надя, еще не так дал! — грозно заверил Антон.
Надя молча терла щеткой все одну и ту же тарелку.
— Час из ванны не выходит, — вздохнул Кирилл.
— Перед ужином сама руки мыла. С мылом, представляете? — вздохнула Наташа.
— А мне она за соль «спасибо» сказала, — вздохнул Антон.
Надя не выдержала — слезы покатились по ее щеке. Кирилл поспешно сказал детям:
— Сходите-ка, гляньте, как она там?
Наташа с Антоном удалились, а Кирилл обнял жену:
— Ну, чего ты? Не казнись!
— Ой, мамочка! — всхлипнула Надя. — У нее, наверно, моральный шок… Если ребенка несправедливо наказать, он может надломиться. Я в «Здоровье» читала.
Возвратились Антон и Наташа. Опечаленные.
— Душ там шумит, — сообщила Наташа. — А Машка из-за двери сказала: «Еще раз голову помою». Представляете?.
— А я ей говорю: «Как ты себя чувствуешь?» — добавил Антон. — А она мне: «Спасибо, хорошо чувствую».
— Все! — звенящим голосом сказала мама. — Надо звать врача!
— Елки, это еще чего?! — вскрикнул Кирилл.
Под дверь кухни вползла какая-то пенистая масса.
Семейство выбежало в прихожую… и утонуло в заполнившем все пространство огромном мыльном облаке. Только руки-ноги-головы то тут, то там выныривали из него, да реял над всеми победный крик Машки:
— Я изобрела шампунь! Сильноскоромногопенящийся шампунь!
И Надя, на миг вынырнувшая из пены, облегченно простонала:
— Слава богу, ребенок здоров! Нормальный ребенок!
Юлик о чем-то переговаривался с пультом через микрофон, висевший на шее телеоператора.
Надю тронул за плечо лысенький толстячок.
— Надежда, слышь, дай глянуть твой конспектик.
— Какой… конспектик?
— Ну, этот… что сделала в жизни и чего ждешь?
— Ой, Сеня! — изумилась она. — Опять