Белая Кость (СИ) - Эль Кебади Такаббир Такаббир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты издеваешься?
— Вы носите четыре месяца, — отозвалась старуха. — Он уже бьётся.
Приложив руки к животу, Янара откинулась на стену:
— Нет!
— Первородка? — улыбнулась старуха, собирая космы в пучок. — Ничегошеньки вы не знаете. Молодух себе в служанки взяли. Вам нужна опытная женщина, у которой и выкидыши были, и мёртвенькие…
— Помолчи, карга старая! — шикнула на неё Миула.
— Нет! — повторила Янара. — У меня шла кровь. Всё как обычно.
— Такое бывает, — сказала старуха, обвязывая голову платком. — Редко, но бывает. Уж поверьте, я в этом разбираюсь. Знаете, сколько я деток приняла? Считать не пересчитать.
— Вы повитуха?
— Она самая. — Старуха махнула Таян. — Проводи меня, деточка. Некогда мне с вами лясы точить. А вам пусть Бог помогает.
Янара уставилась в пустоту. В голове так же пусто.
— Вы скажете королю? — спросила Миула. — Он ведь отец, надо сказать.
— Я не верю.
— Получается, вы понесли сразу после свадьбы.
— Я не верю! — Янара потёрла лицо, пытаясь привести себя в чувства. — Должен вырасти живот, а у меня он не вырос.
— У вас грудь стала больше. Я это заметила.
Янара вернулась в свою комнату. Скинув плащ и сапоги, забралась под одеяло.
— Рэн…
Он посмотрел щурясь:
— Ещё темно.
— Рэн… Мне кажется, я ношу ребёнка.
Он прижал пальцы к уголкам глаз:
— Кажется?
— Да. Я не уверена, но мне кажется. Нельзя, чтобы мою кибитку трясло и подбрасывало на кочках. Надо ехать медленнее.
— Ещё медленнее?
— Да.
— Хорошо. — Рэн лёг на бок и обнял Янару за плечи. — Спи.
Она погладила живот:
— И ты спи.
— Уже, — пробормотал Рэн.
Янара взглянула на него с улыбкой и вздохнула полной грудью.
***
Глядя на своё отражение в оловянном зеркальце, Рэн прошёлся лезвием кинжала по заросшей щеке. Вытер клинок о тряпку:
— Мне приснилась какая-то ерунда. Ты просила не гнать лошадей. Или не лошадей… — Провёл лезвием по щетине на подбородке. — Просила ехать медленнее. Что-то в этом роде. Точно не помню. Я ещё подумал: медленнее можно только ползти.
Опустил руку с кинжалом, постоял, прислушиваясь к тишине. Быстрым шагом вышел из умывальной и уставился на жену, сидящую возле камина.
— Это был не сон.
— Не сон, — эхом откликнулась Янара.
Рэн направил на неё указательный палец:
— Не вставай! — Выскочил из комнаты. Вернулся. Схватил со спинки стула рубашку и перевязь. — И никуда не уходи!
Около полудня к постоялому двору подъехала телега, сопровождаемая двумя королевскими гвардейцами. Крестьянин отложил вожжи. Спрыгнув с козел, помог слезть с телеги старухе в рваном ватнике и вязаном платке.
Свита, не зная причины задержки королевской четы, попросту убивала время. Дворяне перекладывали покупки на повозках, эсквайры и воины проверяли подковы, подтягивали или ослабляли подпруги. Служанки топтались возле кибиток, подставляя лица яркому солнцу. Гомон голосов и пересвист птиц перекрыл окрик: «Пошевеливайся!» Все одновременно посмотрели на сэра Ардия, горой возвышающегося на крыльце. Затем взгляды перекочевали на старуху.
— Бабы орут, дети орут, мужики орут. Все орут, — проворчала она, поднимаясь по ступеням. — Как я ещё не оглохла?
Переведя дух, ступила вслед за рыцарем в дом. Прошла по коридорам, шаркая башмаками и роняя с ватника солому. Войдя в комнату, уставилась на Янару:
— Опять вы! — Заглянула ей в лицо. — Глаза не на мокром месте. Значит, всё хорошо. Ну и зачем меня сюда притащили?
— Ты повитуха? — спросил Рэн, стоя у двери.
Старуха повернулась и отвесила поклон:
— Простите, милорд. Я вас не заметила. — Держась за поясницу, выпрямила спину. — Да, я повивальная бабка. Одна на три деревни. И пока я здесь кланяюсь на все стороны, там кто-то разрешается от бремени.
Рэн подошёл к Янаре, сел на подлокотник её кресла:
— Это ты сказала, что моя супруга в тягости?
Старуха скорчила обиженную мину:
— Не верите? Принесите землю — я съем.
— Но… — Рэн потёр подбородок. — Это как-то странно.
— А чего тут странного? Вы с супругой спите?.. Или не спите?.. — У повитухи вытянулось лицо. Она с досадой посмотрела на Янару. — Я проболталась?
Рэн велел Ардию выйти и бережно притронулся к плечу жены, словно она превратилась в чашу из тончайшего стекла и он боялся разбить её неосторожным прикосновением.
— Я слышал, что о беременности узнают, когда прекращаются регулы.
Старуха облегчённо выдохнула:
— Ах, вот вы о чём. О грязных днях… Вы больше слушайте и столько всего услышите, милорд! Вам любая повитуха скажет, что такое случается. Был даже такой случай, когда баба не знала о птенце, пока он не вылупился. Думала, что глист выходит. Теперь представьте, как обрадовался её муженёк. Он дома два года не показывался, господину крепость строил. А тут явился на побывку, и нате вам. — Хрипло смеясь, бабка приложила ладонь к животу Янары. — Спит. Ночью прыгал как кузнечик — напрыгался.
— Как же нам теперь ехать? — озадачился Рэн.
— Далеко собрались?
— В Фамаль.
— Эка куда вас занесло. — Старуха почмокала губами, раздумывая. — Так и ехать. Потихоньку. Наши-то бабы крепкие, до родов вёдра с водой таскают. А ваша жёнушка хрупкого здоровья. Потихоньку доедете. А меня с собой не зовите. Я на три деревни одна. После жатвы крестьянам делать нечего — плодят детей. А теперь у меня с десяток баб на сносях. Как я их оставлю? Хоть колотите, хоть кожу сдирайте — не поеду. Да и не нужна я вам. Кроме Бога, никто вам не поможет.
Рэн вложил в сморщенную ладонь стопку серебряных «корон». Выпроводив повитуху, прошёлся по комнате, подбирая слова, которые наиболее точно передали бы его чувства.
— Как-то мы устроили привал. Развели костёр, поели, выпили…
— Мы? — отозвалась Янара, делая вид, что разглядывает половицы.
Рэн опустился перед ней на корточки и сжал её руки:
— Нас было около полусотни. Сыновья лордов, с нами вольные рыцари. Все молодые, но бойцы опытные, не раз сражались на поле брани. Мы сидели вокруг костра, и кто-то завёл разговор о том, что нужно мужчине для счастья. Мы сошлись во мнении, что в жизни ничто не доставляет такого удовольствия, как бешеная скачка, жаркая битва, звон мечей и вкус крови на губах.
— Надо же, — произнесла Янара едва слышно.
— С нами был разведчик. Немолодой, жилистый и сильный как буйвол. Он побывал в таких переделках, из которых сам чёрт бы не выбрался… И вот, когда мы пришли к единому мнению, он назвал нас желторотыми птенцами. Мы вздёрнули подбородки: как смеет выходец из низов называть дворян глупыми и наивными?! А он усмехнулся и сказал, что сражения, скачки, мечи и кровь — это всего лишь мужские забавы, но никак не счастье. Сказал, что в жизни нет ничего лучше, чем обнимать любимую женщину и держать на руках своего ребёнка. Мы смотрели на него: седовласого, изуродованного шрамами, не знающего ни страха, ни жалости, орущего в исступлении всякий раз, когда отсекал врагу голову. Мы смотрели на него и думали, что он шутит.
— Интересно, — прошептала Янара, не смея смотреть на мужа.
— Он не шутил. — Рэн обхватил её за талию. — Я обнимаю любимую женщину и задыхаюсь от счастья. — Прижался щекой к её животу. — Когда я возьму на руки своего ребёнка — наверное, сойду от счастья с ума.
Янара запустила пальцы ему в волосы:
— А если это будет дочь?
— Сын или дочь — какая разница? Это же моя плоть и кровь!
Рэн отправил гонца в столицу, чтобы навстречу процессии выслали лекарей и карету на мягких рессорах. Вышел во двор и обвёл взглядом дворян:
— Господа! Сегодня выяснилось, что моя супруга в тягости. Я не хочу…
Его голос утонул в радостных криках и аплодисментах.
Рэн вскинул руку:
— Я не хочу рисковать, поэтому мы поедем очень медленно. Моих рыцарей и гвардейцев — для охраны более чем достаточно. Если кто-то торопится, уезжайте без угрызений совести.