Конторщица - А. Фонд

шарик из говяжьего фарша, чуть сплюснула его и положила на сковородку, которая в ответ сердито зашкварчала, обдав ароматным паром. Чуть прикрутив конфорку, выглянула в окно: вроде послышался шум подъезжающего автомобиля (не хватало, чтобы очередные "родственники из деревни" приехали!).

Действительно, во дворе стояла неизвестная "Волга". Я закрыла окно и вернулась к котлетам. Ну и ладно, вряд ли у кого-то из деревенских есть такая "Волга".

Я как раз переворачивала первую партию на другую сторону, как раздался звонок в дверь. Таки ко мне!

Осторожно, на цыпочках, подкравшись к двери, я посмотрела в глазок.

– Лидия Степановна! – раздалось за дверью.

Я распахнула дверь и обнаружила там Альберта. В руках он держал узел какого-то тряпья.

– Принимайте гостей, – улыбнулся он. За его спиной стояла смущенная Римма Марковна.

– Заходите! – обрадовалась я. – А я тут как раз котлеты жарю. Так что скоро поужинаем.

– Котлеты я бы с радостью, – вздохнул Альберт, – но Иван Аркадьевич так делами загрузил, что вообще ничего не успеваю. Еще и время потерял, пока уговорил вашу родственницу ехать.

С этими словами он внес узел в коридор и, кратко попрощавшись, отбыл.

Римма Марковна растерянным сусликом мялась у двери и не знала, что делать дальше.

– Римма Марковна, – улыбнулась я. – Проходите, пожалуйста. Я вам сейчас вашу комнату покажу.

– У тебя, кажись, котлеты горят, Лида, – потянула носом воздух она.

Я ойкнула и побежала спасать котлеты.

С Риммой Марковной мы проговорили почти до полуночи. Мне удалось ее убедить пожить пока у меня. Я пообещала ей, что вскоре помогу вернуться обратно. Ее "историю" мы деликатно обходили в разговоре. Пока так.

– Не хочу тебя стеснять, – переживала Римма Марковна, – ты одна, молодая, вот зачем тебе какую-то постороннюю старуху у себя селить?

– Понимаете, Римма Марковна, – ответила я, – у меня тоже есть проблемы. Аж целых две: во-первых, меня достали родственники из деревни, которые едут и едут, и никак не получается их отвадить. Хамить и ругаться с ними не хочу – все-таки мои родители там в селе живут, и сестра.

– Правильно, – согласилась соседка, – с людьми нельзя ругаться.

– Поэтому вся надежда на вас, – продолжила я. – Вы человек опытный, может, что-то подскажите. Да и едут они, потому что я сама здесь живу, квартира огромная, одна комната всегда свободна. А если вы у меня поживете – то, может, и ездить перестанут.

– Я помогу тебе их отвадить, – решительно сказала она и ее морщинистое лицо разгладилось, – а вторая проблема?

– Я живу в двухкомнатной квартире одна, – вздохнула я, – в то время, как многодетные семьи ютятся в коммуналках…

– Понятно, – кивнула Римма Марковна, – можешь не продолжать.

– Поэтому вы немного поживете здесь и этим поможете мне, – заключила я, – а когда мои проблемы хоть немного разрулятся, я помогу вам вернуться обратно. Так что не переживайте и считайте это взаимовыгодным сотрудничеством.

Римма Марковна успокоилась и согласилась помочь мне и немного пожить здесь. При этом, чтобы не чувствовать себя обузой, все домашние дела (уборку, готовку) она категорически решила взять на себя. А я, в свою очередь, позволила ей курить на балконе.

Вот и прекрасно!

Но я не озвучила Римме Марковне третью, главную, причину: с моей бывшей свекровью, дражайшей Элеонорой Рудольфовной, я так и не рассчиталась.

Утром я прибежала на работу и сразу бросилась доделывать информацию с ответами на вопросы. А еще нужно успеть набросать по памяти рацпредложения до обеда, пока комиссия не приехала. Вставив листы в машинку, принялась набивать текст.

Немного поработав, я попросила у Аллочки крем для рук, свой забыла дома (вчера проболтали с Риммой Марковной до ночи, я и собраться нормально не успела, а сегодня вообще чуть не проспала). А без крема для рук я не могу – привычка еще с прошлой жизни.

Аллочка протянула невзрачный тюбик.

– Но ты же всегда "Ланолиновым" пользовалась, – удивилась я (мне он тоже нравился).

– Да ну его! – воскликнула Аллочка, – "Огуречный" – самый лучший! Вот, сама почитай.

Она покопалась в недрах сумочки и протянула мне вчерашнюю газету. На последней странице в рубрике "Советы для женщин" была опубликована моя статья, подписанная псевдонимом, которую Аллочка жирно обвела красным карандашом.

– Оказывается, он повышает упругость кожи и убирает тусклый цвет! – сообщила мне Аллочка, – и еще от него кожа обновляется. Представляешь? Сколько лет в магазинах видела – никогда его не брала. Кто ж знал, что он такой.

– Но он же вонючий, – закинула удочку я.

– Ты ничего не понимаешь! – парировала Аллочка и принялась с воодушевлением цитировать мою статью – Там есть активные вещества, они очень полезные, так что запах можно и потерпеть. Да и не особо он вонючий, скорее специфический запах. Зато какая польза!

В общем, я поняла, что моя статья однозначно имеет успех. И, походу, я слегка перестаралась.

Комиссия появилась после обеда.

Она состояла из пяти человек. Председателем была Калерия Мироновна Иванова, ее замом – Василий Сергеевич Толстых (с ударением на последний слог).

Калерия Мироновна была очень красивой видной женщиной за пятьдесят с хвостиком. Она носила дорогие импортные костюмы из хорошей ткани, любила массивные броши и отчаянно молодилась. При этом характер имела мерзкий. За эти полтора дня она выпила из меня и окружающих не один литр крови. Ее ненавидели и боялись. Один только Василий Сергеевич, пожалуй, относился к ее эмоциональным взрывам по-философски.

Таких, как Калерия Мироновна, баб-стерв с демонстративно железными яйцами я никогда не понимала и не уважала. Ну рявкнешь ты, ну нагнешь ты коллегу, самоутвердишься, потешишь свое мелочное самолюбие. А дальше что? На каждую акулу есть акула побольше. А вот мирком, да тихим сапом – самое оно. И врагов явных нету и дела делаются в нужную тебе сторону.

Иванова гоняла нас с документами, и эти полтора дня я не забуду никогда. Но все рано или поздно заканчивается. Во второй половине второго дня вызвали Ивана Аркадьевича. Продержали его за закрытыми дверями часа два, если не больше. Он вышел оттуда весь аж