Радость на небесах. Тихий уголок. И снова к солнцу - Морли Каллаган

— Нет, ты отсюда не выйдешь, слышишь? — сказала она.

— Отойди, — сказал он.

— Я приехала сюда, Айра. Я уважаю тебя, Айра…

— Пожалуйста… — сказал он, глядя на руку, стиснувшую его локоть. Его глаза, его тон были такими властными, что она растерялась и разжала пальцы. — Благодарю вас, — сказал он коротко и пошел к двери.

— Вернись, черт тебя подери! — крикнула она почти со слезами. А когда он, даже не оглянувшись, открыл дверь, заорала: — Вернись, сукин ты сын!

На мгновение он застыл спиной к ней, не зная, действительно ли он слышал этот крик, а если слышал, то откуда он донесся. Потом медленно, удивленно повернулся и уставился на нее, словно стараясь понять, кто она. Она испугалась, но он успокаивающе поднял руку и негромко повторил:

— «Вернись, сукин ты сын». Как это? Ее точные слова.

— Извини, — сказала она дрожащим голосом. — Так трудно заставить тебя услышать.

— Да, — сказал он все с тем же удивлением. — Еще бы чуть безумнее…

— Я вышла из себя, Айра. Но, Айра, я не безумна.

— А я не Джетро Чоун.

— Джетро Чоун? Какой Джетро Чоун?

— Большой Джетро Чоун, — сказал он негромко.

— А кто это такой — Джетро Чоун?

— Профессиональный игрок, — ответил он рассеянно, все еще не совсем очнувшись. — Преступник. Сумасшедший…

— Твой друг?

— Друг? Ну, нет.

— Кто-то, с кем ты столкнулся в своей полицейской работе?

— Что? Нет… нет.

— Ах, нет? А девушка? — Она пожала плечами. — Эта девушка, которая кричала «вернись»… безумная, не такая, как я…

Но он был где-то далеко, и ее тон изменился. Она попробовала перехватить его взгляд.

— Айра… все это время у тебя где-то была девушка?

— Что? Ах, оставь, — сказал он. Уйдя в свои мысли, он уже поставил чемодан, а теперь медленно снял пальто и бросил его на кровать. Он сел, а затем, осознав, что она ждет, виновато покачал головой. — Вдруг вспоминаешь, когда голос прозвучит… или слова, — сказал он, пытаясь уклониться от ответа и в то же время ожидая, что она спросит: «Чей голос звучал так?»

Но она заметила, что он думает о своем и больше не собирается уезжать. Благоразумие подсказало ей, что не следует вмешиваться в его мысли, она села и сидела рядом с ним в молчании. Потом сняла туфли и поджала ноги. Не было сказано ни слова. Так прошло больше часа.

— Мне пора домой, Айра, — сказала она наконец. — Айра, все в порядке, правда?

— Конечно, Кэрол.

— Я знаю, — сказала она. — А мне придется ехать под этим проклятым дождем. Хоть бы он перестал!

— Будь осторожна, — сказал он. — Не гони.

— Ты же меня знаешь, — сказала она. — Ну, до свиданья, храни тебя бог, Айра. — И она его поцеловала.

— До свидания. И, Кэрол… милая Кэрол… спасибо.

Едва она вышла, он снова вернулся к окну и к смутным образам, которые принесли с собой такую легкость и изумление. Он смотрел сквозь завесу дождя на озеро за широкой лужайкой и деревьями. Смеркалось, и в сгущающемся сумраке небо и озеро слились в безбрежное серое море. Голые деревья плавали в тумане, как тени кораблей, а дождь шумел, точно морские волны. Далеко слева, на шоссе, появилось пятно света, потом второе, они исчезли, и бушующее море подняло его, а потом швырнуло вниз.

Он с удивлением оглядел комнату и медленно встал. Взял пальто, надел его, достал из шкафа чемодан, твердым быстрым шагом вышел из комнаты и спустился в холл. С обычной властной внушительностью он коротко сказал внизу Мэлони, дежурному:

— Передайте доктору Мартину, что я вспомнил про неотложное дело.

— Я вызову доктора. Будьте добры, подождите минутку, коммандер.

— Не беспокойтесь, — сказал он.

— Сэр…

— Довольно, Мэлони, — сказал он и вышел под проливной дождь. Холодные струи хлестнули его по шее, и он поднял воротник пальто, потом широким шагом пошел на стоянку к своей машине и включил фары.

Выехав на шоссе, он понял, что поступил правильно, и его угрюмое удовлетворение сменилось радостной легкостью. Он хотел вернуться домой, ему нравилось ехать сквозь сплошную стену дождя. Туман был таким густым, что светящиеся окна ферм казались неясными пятнами, и с каждой остававшейся позади милей ожидание становилось все радостнее. Мощные фары его машины вырывали из темноты белую линию, разделявшую шоссе вдоль. Он проезжал через городки. Когда до города осталось двадцать миль, он решил остановиться у следующей бензоколонки, позвонить Хорлеру и предупредить, что возвращается и надо приготовить ужин. Там, где шоссе перед мостом через реку описывало крутую дугу, он увидел в тумане фары грузовика, и вдруг грузовик занесло, швырнуло в его сторону — ослепительная вспышка фар, чудовищный удар, а потом рев в ушах и чернота, сдавившая голову. «Роллс-ройс» пробил парапет и, медленно переворачиваясь, заскользил вниз по склону, ломая и сминая кусты и молоденькие деревца. Машина перевернулась три раза, ударилась колесами о дно ложбины и замерла с разбитыми фарами, скрытая в густом тумане под завесой дождя.

На шоссе лучи фар ударили в пролом парапета, но под этим углом они только образовали светящийся нимб над ложбиной. Рядом вспыхивали фары других машин, и вскоре эта часть шоссе превратилась в чашу света. Два человека, разбрызгивая жидкую грязь, спустились по откосу. Направленная вниз фара полицейского мотоцикла выхватила «роллс-ройс» из темноты. Голос полицейского, говорящего в микрофон радиопередатчика. Другие голоса возбужденно кричали «алло», «алло», «алло».

Но прошло полчаса, прежде чем им удалось вытащить его из машины, уложить на носилки и унести вверх по склону на шоссе, где ждала машина «скорой помощи». Затем откуда-то издалека он услышал, как переговариваются санитары — невнятный ропот голосов, — и понял, что жив. Однако полной уверенности не было. После давящей черноты — сколько времени это длилось, он не знал — вокруг разлился мягкий белый свет, неся с собой покой и легкость. Но этот белый свет мало-помалу угас, и теперь он слышал голоса. Его челюсть невыносимо болела, а на грудь навалилась непомерная тяжесть.

Его доставили в травматологическое отделение городской больницы Сент-Майкл и вкатили в кабинку за приемным покоем. Вокруг него задернули занавеску. С него сняли пальто, вынули документы.

— Господи, председатель полицейской комиссии! — сказал кто-то.

Сообщили дежурной сестре, и она позвонила к нему домой. Трубку взял Хорлер, который сказал, что сейчас же приедет — ни жены, ни близких у коммандера нет.

Два врача занялись сломанной челюстью Айры Гроума. Его рот был полон крови, но они знали, что челюсть тут ни при чем. Они накладывали повязки и пытались дозвониться доктору Онслоу, хирургу.

Хорлер подошел к справочному столу. Весь посеревший, путаясь в словах, он пытался дать необходимые сведения девушке за машинкой, которая печатала очень терпеливо, а он стоял, вцепившись в край стола.

— Ближайшие родственники? — спросила она, и он объяснил, что жена коммандера умерла, а сын где-то в Африке. Ну, а кого следует известить немедленно, продолжал Хорлер, и вдруг запнулся. Ни одно имя не приходило ему на память. Никого, кто кинулся бы сюда как самый близкий и дорогой коммандеру человек. Никого. Потом он сказал:

— Ах да, миссис Финли, — но, диктуя ее адрес, он чувствовал себя неловко: все-таки замужняя женщина. — А, берите фамилию любой шишки! — сказал он. — Мэр, генерал-губернатор. Послушайте, а нельзя мне пройти к коммандеру? Он захочет меня видеть. Говорю вам, он захочет меня видеть, — сказал он угрожающе.

— Тише, тише, — сказала девушка и позвала сестру, которая сходила в кабинку и вернулась с молодым бородатым врачом. Хорлер спросил:

— Коммандер — как он?

— Успокойтесь, — сказал доктор. — Вероятно, вас к нему пустят.

Хорлер сел возле стола лицом к улице, по которой подъезжали машины «скорой помощи». В ночное время травматологическое отделение городской больницы — совсем не место для такого человека, как коммандер, подумал Хорлер, чье лицо, как всегда, оставалось суровым и угрюмым, и тут в дверь, распевая, вошел тощий пьяный старик. Сестра провела через приемную наркомана, сердито ему выговаривая, и выставила его за дверь. Наркоман тут же вернулся и попытался ухватить сестру за волосы. Из коридора выбежали два охранника. Потом двое полицейских вошли с тремя окровавленными арестованными в наручниках и усадили их рядом с Хорлером. Сгорбленный старик подошел к столу и заявил, что у него было сорок долларов, когда он был тут час назад. Его увел охранник.

Потом встревоженный молодой врач выглянул из коридора, ведущего к кабинкам, неуверенно позвал: «Мистер Хорлер!» — и поглядел по сторонам.

— Здесь, сэр.

— Можете пройти к нему.

— Он в сознании?

— Думаю, что да.

— Он про меня спрашивал?

— Да… Но только на несколько минут, вы понимаете? — И он повел Хорлера по коридору.