Правда о Первой мировой - Генри Лиддел Гарт

Единственным светлым пятном во всем этом было то, что на две недели позднее, – на другой сцене и с техникой, о которой говорили еще в начале августа, – начали постановку «интермедии», которой затем суждено было развиться в славную драму осени 1918 года.

4. Танковый сюрприз под Камбрэ

19 ноября 1917 года германские войска, стоявшие перед Камбрэ, спокойно созерцали внешне обычный вид и сравнительное спокойствие позиции британцев. Они сравнивали свое благополучие и относительную безопасность в массивно укрепленных и благоустроенных окопах «позиции Гинденбурга» с несчастной долей своих товарищей, сражавшихся в изрытых снарядами затопленных грязью ямах на фронте в районе Ипра. Они восхваляли не только неприступность своей знаменитой позиции, но и поздравляли друг друга с безумным упрямством англичан, которые, не поддаваясь никаким урокам горького опыта, так углубились в борьбу под Ипром, что можно было смело больше ничего не бояться: вряд ли до зимы будет грозить опасность новой атаки.

20 ноября 381 танк, сопровождаемый сравнительно небольшим количеством пехоты, пополз в предрассветных сумерках на изумленных германцев. Хотя бы из вежливости танки должны были предварительной бомбардировкой оповестить противника о своем скором приходе. Но этого не было. Германцы могли на этот раз обидеться за такую невнимательность и отсутствие предупреждения, которое обычно давалось им за 4–5 дней и позволяло найти время, чтобы соответствующим образом подготовиться к приему гостей.

21 ноября колокола в Лондоне радостно возвестили о славном успехе, который, казалось, позволял уже предвкушать близкую решающую победу. И Людендорф, вновь стоявший во главе германского главного командования, поспешно готовил на всякий случай инструкции для общего отступления. Звон колоколов и поспешная работа Людендорфа были преждевременны. Однако они оказались пророческими, так как примерно через 9 месяцев именно так и случилось.

30 ноября германцы организовали отпор, столь грозный, что впоследствии общество с большим недоверием и неприязнью встречало преждевременное восхваление еще незрелых успехов. Аплодисменты сменились упреками. Причина поражения начала расследоваться, и в представлении общества Камбрэ оказалось связанным скорее с последовавшим контрударом германцев и откатом британцев, чем с начальным успехом наступления.

В действительности же лучшее знакомство с обстановкой позволяет прийти к выводу, что черным днем в календаре Англии должно было стать 20, а не 30 ноября. Как ни мрачна и тяжела эта страница истории Мировой войны, она являет собой один из разительнейших примеров, подтверждающих поговорку: «После каждого ненастья все-таки засверкает солнце».

Хотя 20 ноября 1917 года само по себе – лишь ряд трагических ошибок, все же влияние его на судьбы союзников было благотворно, указав и подготовив путь победоносной тактике действий 1918 года. Если же на этот день смотреть с точки зрения исторической перспективы, то он становится одной из вех истории военного искусства, предвестником новой эпохи. В итоге мы можем сказать, что хотя веселый перезвон лондонских колоколов в этот день и был ошибкой, все же с точки зрения последующих событий этот день имел основание быть отмеченным радостью.

Эти 11 дней являются, пожалуй, наиболее драматическими из всех эпизодов мировой войны. Как ни сенсационно развивались события в эти дни, резко переходя от успеха к поражению, действительной и правдивой истории «Камбрэ» все еще нет.

Во-первых, громадное значение представляет вопрос о корнях этого сражения, так как им открылся новый цикл в истории военного искусства.

Первоначальные корни этого сражения надо искать примерно на два года раньше, а более близкие его корни примерно за 4 месяца до Камбрэ.

Руководящей мыслью тех, кто лелеял танк в младенческие его годы, было бросить танки в бой внезапно и ввести их в дело в больших количествах. Мысль эта, как мы уже видели, не только была поставлена, но и подробно разработана еще в феврале 1916 года, на семь месяцев раньше, чем горсточка танков была брошена в бой на Сомме, причем брошена в таких условиях, которые противоречили всем основным инструкциям и положениям использования танков. К счастью, в 1917 году штаб британского танкового корпуса во Франции (не в пример главному штабу этот штаб даже не видел меморандума, разработанного Суинтоном в 1916 году) на опыте дошел до таких же мыслей. Притом же вечный, но, к сожалению, так часто недооцениваемый принцип внезапности прочно засел в умах работников этого штаба. Таким образом в первые же дни «Третьего Ипра» – наступления у Пашендаля – инстинкт сразу подсказал им всю бесполезность применения здесь танков. В итоге быстро родился новый проект.

Полковник Фуллер разработал 3 августа 1917 года план большого рейда танков на более подходящем участке фронта. Во введении к этому плану читаем следующие знаменательные по своему предвидению строки:

«С танковой точки зрения Третье ипрское сражение можно считать гиблым делом. Продолжать применять в данной обстановке танки – это значит не только бесполезно терять хорошие машины и лучшие экипажи, но и возбуждать из-за постоянных поражений недоверие пехоты к танкам и недоверие экипажей к возможностям танков, морально разлагая и тех и других. С пехотной точки зрения Третье ипрское сражение можно считать ненормальным, больным наступлением. Продолжать его возможно лишь ценою колоссальных потерь ради не стоящих этого успехов».

Затем шло новое предложение:

«С целью восстановить престиж британцев и нанести Германии до наступления зимы удар, обладающий театральным эффектом, предлагается немедленно начать подготовку к захвату Сен-Кантена».

Далее указывалось, что предлагаемая операция в стратегическом отношении разумна как подготовительный шаг к наступлению на Ле-Като, а затем к Валансьену в 1918 году.

При обсуждении этого проекта было выдвинуто возражение, что для этого требуется комбинированная операция британцев и французов. Это уже усложняло операцию, лишало ее необходимой простоты и могло поставить под вопрос слаженность подготовки и четкость работы, которые были необходимы, чтобы удалась новая, применяемая здесь впервые тактика действий.

Поэтому 4 августа был набросан другой проект танкового рейда к югу от Камбрэ. Слово «рейд» необходимо особо отметить, ибо, как вначале было задумано, целью операции являлось «уничтожить живую силу и орудия противника, деморализовать и дезорганизовать его, но не овладеть местностью». А в подготовительных заметках устанавливалось:

«Продолжительность рейда должна быть небольшой – 8–12 часов, чтобы противник для организации контратак не мог сосредоточить значительные силы или вовсе не успел бы этого сделать».

Если бы так и поступили, то едва ли нам пришлось бы оплакивать 30 ноября.

«Вся операция может быть подытожена как короткий удар и отступление. Такие глубокие рейды не только будут подрывать боевую силу противника, но и подорвут его инициативу, мешая ему организовать крупные сражения, что весьма полезно для любой крупной операции, которая в это время сможет нами подготавливаться».

Для этого рейда намечались три танковые бригады двухбатальонного состава каждая и «одна или лучше две пехотные или кавалерийские дивизии» с усиленной артиллерией.

Рейд должен был вестись на фронте в 8 км. Целью его, как предлагал Фуллер, было «пройти по исходящему углу, образованному Л’Эско – Сен-Кантен – канал между Рибекур – Крэвкер – Бантэ». Рейдирующие силы разделялись на три группы; главная из них должна была очистить местность в этом мешке, образуемом каналом, а меньшие две, ведя наступление на флангах, должны были прикрывать действия главной группы.

«Основное во всей операции – внезапность и быстрота движения. Через три часа после часа „X” должно начаться отступление. Танки и авиация должны будут действовать тогда, как действует арьергард, прикрывая спешенную конницу, когда она отступает с захваченными пленными».

Предложенный участок операции приходился в районе действий 3-й армии, во главе которой стоял генерал Юлиан Бинг.

5 августа подробный проект был ему передан для осведомления одним из командиров бригад танкового корпуса. Бинг охотно пошел навстречу этому проекту, но склонялся к расширению его до настоящего прорыва, чтобы овладеть Камбрэ. На следующий день он отправился в главный штаб, увиделся с Хейгом и предложил внезапную танковую атаку Камбрэ, отнеся ее на сентябрь. Главнокомандующий отнесся к этому благосклонно, но его начальник штаба, генерал Киггель, резко возражал на том основании, что армия не сможет одержать решающий успех одновременно в двух местах, поэтому лучше сосредоточить все до последнего человека на ипрском секторе. Кстати, Киггель ни разу за всю войну не удосужился даже побывать на этом секторе, и суждения его были совершенно беспочвенны.