Древняя душа (СИ) - Амеличева Елена

Рядом с чашами лежали игла, нож и плоский каменный ромбик на цепочке — я перевернула его и увидела вырезанный знак — конечно же, люмьер. Рука сама потянулась к игле. Проколоть палец и отправить по несколько капель крови в каждую чашу было несложно. Затем я взяла нож, окунула лезвие в воду, поддела на его кончик комок земли, смешанной с кровью, и занесла над огнем. Он яростно полыхнул, охватив всю руку, но вреда не причинил.

— Я объединила вас, — прошептали губы. — Помогите мне, — я глянула по сторонам и прошептала, — спасти Рафаэля! — пламя взорвалось вновь, выбросив в стороны сноп золотых искр.

Послушницы и сестры вскрикнули, когда те долетели до них, и обернулись — как раз вовремя, чтобы увидеть, как я беру цепочку с каменным ромбиком со знаком люмьера, окунаю в пламя, долго держу в нем, и надеваю цепочку на свою шею. Раскаленный камень лег между моих грудей, причиняя неимоверную боль, словно прожигая тело, чтобы добраться до сердца — но ради Рафаэля я вынесу любые страдания!

Сжав зубы, я обернулась и приподняла цепочку, чтобы все видели выжженный люмьер на моей груди.

— Каара, каара, каара! — сначала тихо, а потом все громче повторяли Сестры, вставая передо мной на колени. А я смотрела на ожог, который очень быстро проходил, и старалась не рассмеяться от дурацкой мысли, что люмьер на моей груди всем кажется правильным, но вот я-то, когда смотрю, вижу его перевернутым!

Глава 14 Уже скоро

Саяна

У рассвета вкус кофе. Но это у людей. А у того недоразумения, что именуют Ангелом, утро имело вкус крови — от прокушенной губы. Я со вздохом встала, посмотрела в колыбельку — еще спят, и на цыпочках пошла в ванную. Укус уже зарос, но во рту все еще царствовал мерзкий вкус железа.

И ведь обидно — даже не помню, что снилось! В памяти остался лишь поцелуй Риэры и Алатара. Чувствую, когда эта девочка узнает о том, что он правящий принц, да еще и женат, дракон лишится яиц! А уж если еще и его супруга будет в курсе, лишится тот мир правителя, это уж точно!

Я встала под душ, улыбаясь. Но потом вспомнила, что ничего путного касаемо озера и демонов-оборотней не вспомнила, и помрачнела. Что-то Ангел подзастряла. Я вздрогнула всем телом, вспомнив, что снилось этой ночью — как стояла в черной трясине, которая затягивала меня в себя, надуваясь мерзкими пузырями. Освободиться никак не получалось, чем больше двигалась, тем глубже увязала.

— Чертовщина, — я сжала зубы и вылезла из кабинки, с опаской косясь на стену, что недавно полыхала этим таинственным знаком, который голос назвал «люмьер». Нет, стена больше не «отжигает», и на том спасибо.

встала у запотевшего зеркала и только протянула руку, чтобы его протереть, как на нем что-то начало прорисовываться — словно невидимая рука прочертила короткую вертикальную полоску, потом длинную горизонтальную полосу под ней, а в конце по три ответвления справа и слева.

люмьер! Как же мне надоели уже эти грабли! И мистика тоже! Одни загадки, все без отгадок, кто бы сомневался! Что-то мне подсказывает, что Ангелу не впервой. Злясь, я стерла проклятый знак, отошла от зеркала, чтобы взять халат и тут же ощутила, как кто-то отодвигает мокрые волосы от моей шеи. Неужели Горан не выдержал? Я резко развернулась. Никого. Сердце сдавило страхом — самым обычным, человеческим, заставив выбежать из ванной, захлопнуть дверь и прижаться к ней спиной, слыша позади визгливый хохот.

Внутри, изгнав страх, полыхнула злость. Мне уже надоело чувствовать себя тараканом, которого какая-то неведомая фигня гоняет тапком по комнате! Я рывком распахнула дверь в ванную и вошла внутрь.

— Кто ты?! Чего хочешь от меня?!

Тишина.

— Отвяжись! Поняла? Или будешь жалеть! — руки сжались в кулаки, и только в этот момент я поняла, что вокруг тела ярко полыхает то самое золотое сияние. Как же соскучилась по нему, оказывается! По лицу побежали слезы. Из груди вырвался счастливый смех. — Вы со мной, мои хорошие! — я подошла к зеркалу, на котором уже не было этого злосчастного люмьера, хотелось полюбоваться Крыльями, но в отражении увидела Горана.

— Ты похожа на фею из детских сказок, — восхищенно прошептал он.

— Горан! — нежность омыла душу горячей волной.

— Господь всемогущий, что же ты со мной делаешь! — выдохнул он, резко прижав меня к себе. — Когда твои глаза темнеют от страсти, словно океан в шторм, теряю способность соображать!

— Вот и замечательно! — промурлыкала я, привычно уже обвивая его шею руками. — Надо не думать, а делать!

— Несносная мучительница! — Драган завладел моими губами, жестко, яростно сминая их. Но именно этого мне и хотелось — чувствовать его силу, власть надо мной, всепоглощающую страсть, от которой пламенеет и тело, и душа.

Горан уронил меня на постель, разорвал халатик, с рычанием впился поцелуем в грудь, покусывая соски. Я изогнулась под ним, бедра сами раскрылись навстречу мужчине, запустила руку в шевелюру, заставив его содрогнуться всем телом и простонать мое любимое:

— Что же ты со мной делаешь!

Снова найти его губы, пробежаться пальцами по пуговкам рубашки, стянуть с него ненужную ткань, отшвырнуть ее и гладить, гладить, гладить обжигающую спину и грудь, слегка царапая, постанывая от рук санклита, что успевают, кажется, везде и одновременно. Млеть от его рычания, которое покрывает шею мурашками, спускается ниже, до пупка, и еще ниже, туда, где между ним и мной остается лишь тонкая ткань черных трусиков.

— Обожаю, — простонал он и втянул носом аромат моего желания. — Любимая! — слегка прикусив нежную плоть сквозь белье, супруг заставил меня изогнуться с криком удовольствия. Можно ли желать мужчину еще сильнее?..

И тут из колыбели громыхнул дружный вопль двойняшек, сотрясающий стены.

— Неееет! — простонала я. — Зайчики мои, умоляю! Дайте маме пять минут!

— Дайте маме дать папе, — со смешком прошептал мне на ухо муж. — И пять минут — это ты меня недооцениваешь! Могу любить тебя сутками, лишь бы ты хотела своего супруга. Но сейчас нам надо остановиться, дети правы. Их папа совсем потерял разум от мамы.

— Но мы же продолжим? — перекрикивая детей, пустила я пробный шар. — После кормления?

— Нет, Саяна. — Горан отстранился.

— К Даниле жить уйду! — в отместку заявила бессовестная часть меня.

— Только попробуй! — прорычал он.

— Сам не любишь, и другим не даешь! — я ускользнула и подошла к колыбели.

— Никому не отдам!!! — Драган в один прыжок оказался рядом и прижал жену к себе. — Никому, никогда, забудь!

— Отпусти, наши тираннозавры есть хотят! И успокойся, не надо ломать ребра! Я и так хочу только тебя!

— Правда?

— Честное пионерское!

— Несносная! — он рассмеялся, обжигая мою шею дыханием.

— Отпусти, — я взяла на руки дочь, села на кровать и начала кормить голодного ангелочка. — Кушай, громкая моя. — Накормив и Саяна, я положила его на пеленальный столик, сняла подгузник и улыбнулась, — природа одарила тебя весьма щедро, сынок! В кого, интересно? — Ангел поняла, что сморозила, когда посмотрела на Горана, в глазах которого отплясывали чертенята. — Поняла, в папу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Тебя мой размер всегда устраивал, — промурлыкал он, — даже очень устраивал!

Меня бросило в жар.

— О, ты краснеешь! Как совращать мужа, так не стыдно было!

— Кто тебя совращал? — фыркнула я, уложив Саяна в колыбель. — Всего-то требовала погасить проценты, набежавшие из-за неисполненного супружеского долга!

— Все погашу, не сомневайся! — Горан полыхнул глазами — так, как умеет только он, и положил дочку к ее братику.

— Да когда же уже?

— Как только вспомнишь.

— Умеешь ты замотивировать! — я покачала головой и села на кровать. — Что ж, давай тогда этим и займемся. У меня куча вопросов. Первый — твоя бабушка, Алисия Драган, была ведьмой?

— Ч-что?

— Ну, главой ковена, — я наморщила лоб, вспоминая недавний сон. — Который входил в сестринство.