Древняя душа (СИ) - Амеличева Елена

— И не устала, — я пожала плечами. Уж лучше перемою грязную посуду, что накопилась за время готовки, чем оставаться один на один с мыслями.

— Иди, сама вымою, — мать остановила меня. — Через час выходим. Собери все.

Я с сожалением пошла к выходу с узкой кухоньки.

— Атапи, — окликнула меня мать, а когда обернулась и посмотрела на нее, та улыбнулась, — все будет хорошо.

— Угу, — пришлось кивнуть, проглотить ком слез, что встал в горле, и побыстрее уйти. Никогда не слышала таких слов от той, что произвела меня на свет! Надо же!

Все еще под впечатлением, я машинально собрала в пакет все необходимое и села на кровать. Мысли приятными не были, но погрузившись в них, мне удалось скоротать время.

— Пора, Атапи, — мать вошла в комнату. Мы молча вышли из дома и пошли вдоль нескольких десятков скромных домиков. В них уже зажигались огни, люди собирались ужинать. У нас ужин будет нескоро. Сначала подготовка к ритуалу. Потом Посвящение. Я поймала себя на мысли, что про себя произношу его по слогам, как сестренка. И уже только потом праздничный ужин. Если будет, что праздновать.

Мы подошли к одному из домов. Рука матери легла на дверную ручку.

— Что не так, Атапи? — голос был непривычно мягким.

— А если… — хрипло начала я. — Если у меня не получится?

— Чушь! Ты рождена Избранной! — тон стал жестким. — Не мели ерунды, идем!

Внутри нас уже ждали Сестры. Прошедшие посвящение — в голубых рубахах, послушницы — в коричневых. Меня провели в одну из комнат, дали длинную серую рубаху до пят. В такой сегодня буду я одна. Да и то недолго. После переодевания настала очередь ритуального омовения. В соседней комнате стоял большой таз, наполненный водой. Встав около него, я замешкалась. Не особо хотелось раздеваться перед кучей чужих людей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Если ты стесняешься обнажить перед Сестрами тело, как же будешь держать душу открытой перед ними?! — мать с треском рванула рубаху в стороны.

Изумленный вздох все сестры издали одновременно — они впервые видели мое родимое пятно — огромный люмьер в половину спины. Я скривилась — из-за него мне не разрешалось ни купаться, ни загорать, ни носить платья с приоткрытыми плечами — ведь именно на плечах начиналось это багровое уродство. Никто не должен был его видеть — знак Избранной, что подчинил себе всю мою жизнь.

Что ж, теперь они все его увидели. Оставалось лишь переступить через остатки рубахи, что упали под ноги и встать в таз. Вода была холодной. Ничего, не страшно. Бормоча молитвы, сестры разорвали ритуальное одеяние на небольшие клочки и начали обмывать мое тело, макая их в таз. Грубая ткань царапала кожу, проникая везде — и в подмышки, и между бедер, ягодиц, даже между половых губ — что было весьма больно.

В комнате царила прохлада, и теперь, когда я была мокрая, стало сложно сдержать дрожь. Сейчас бы замотаться в длинное полотенце и нырнуть под теплое одеяло! Но при Посвящении послушница должна быть полностью обнажена. И не имеет права клацать зубами от холода!

— Искренне ли твое намерение, Сестра? — в новой комнате спросила меня старуха в голубом балахоне.

— Искренне.

— Тогда испей.

Я взяла из ее рук серебряный кубок, полный до краев, и осушила до дна. Приятно пощипывает язык. Похоже на пиво, которое однажды, тайком от матери, попробовала.

— Проходи.

А вот и то помещение, в котором это произойдет. Огоньки сотен свечей затрепетали, когда я вошла. Равномерное гудение Сестер, что взяли меня в магический круг, успокоило. Прижав руку ладонью к сердцу, я закрыла глаза. Теперь нужно сосредоточиться на молитве Богине. Освободиться от суетных мыслей. Но как?! В голову лезет все сразу — от «положила ли паприку в рагу?» до «как Вселенная может быть бесконечной?»

Аромат благовоний окутал меня и, за неимением других вариантов, разум сосредоточился на раскладывании его по «ноткам». Сандал. Роза. Бергамот. Лаванда. Кедр. Кукурузная каша. Я открыла глаза. Кашей несло от старухи, что стояла напротив.

— Узри себя в зеркале Богини, Сестра! — прошамкала она и отошла, открыв мне зеркало — старое, из позолоченного серебра, в которое должна посмотреться каждая послушница, чтобы оставить в нем себя прошлую и стать служительницей Богини.

Все зрят в нем разное. Я не раз бывала на Посвящении, видела как Сестры падали в обморок, кричали, расцарапывали свое тело в кровь, умоляли о пощаде, седели на глазах. Что уготовано мне? Что бы ни было, оно только мое. Надо лишь подойти к нему и положить ладони на золотистый холодный металл.

Я сделала это и подняла глаза. Сначала они не видели ничего, кроме поверхности, что плавно изгибалась, будто надуваясь изнутри. Потом в глубине началось какое-то движение, будто закручивался водоворот. Постепенно картинка прояснилась. Я увидела толщу воды, что может раздавить любого, если обрушится вниз. Она держала ее в воздухе — женщина с волосами цвета золота, охваченная свечением. Это и есть Богиня?..

У ее ног лежал Рафаэль с развороченной грудной клеткой, в которой затухало бьющееся сердце. Руки златоволосой были в крови. Если такова наша Богиня, мне она не нужна! Если это цена за ее возвращение в наш мир, отказываюсь платить!

Я оторвала руки от зеркала и отступила на шаг.

— Что ты видела, дочь? — мать жадно заглянула в мое лицо.

— Богиню. — Одними губами обозначила я.

— Какая она?

— Это не для твоих глаз! — отчеканила я и, оставив ее ловить ртом воздух, прошла в круг Сестер. Еще не все. Пришло время Испытания.

Передо мной снова поставили зеркало, на этот раз совершенно обычное. Потом еще, еще и еще. И вот я уже окружена ими. Длинные ряды свечей уплывают в отражения, символизируя коридор, по которому Богиня вернется к нам. Нет уж, пусть и не надеется! Если ей нужна жизнь Рафаэля, пусть сидит там, где находится сейчас! Все сделаю, но не подпущу ее к нему!

Как ни странно, эта злость мне помогла. Середину ладоней начало покалывать. Я открыла глаза и поднесла их к лицу, с изумлением глядя на белое свечение, что маленькими капельками падало с них на землю. Его видели все — и замершие в благоговейном восторге прислужницы, и Сестры в голубых балахонах, и моя мать, в глазах которой светилась гордость.

Наверное, это впервые. А может, вообще единственный раз, и больше такого увидеть не удастся никогда. Она вытравила из своего чрева три плода до меня — потому что чувствовала, что носит мальчиков. Они были ей не нужны, мать хотела родить великую Сестру — ту самую, что призовет покинувшую мир Богиню, уговорит ее вернуться.

— Иди же, — прошептала мать и указала на чаши, что поставили передо мной.

Древние, тяжеленные, выдолбленные из цельного камня. Какая же была морока таскать их с собой, когда мы переезжали с места на место после того, как отец нас бросил! Мне кажется, он не смог простить матери трех убитых сыновей и одержимость Избранной. И я отлично его понимаю!

Атапи, не о том думаешь. Сейчас это не имеет никакого значения. Важно лишь испытание, которое покажет, Избранная я или нет. Никто еще не прошел его. А мне придется. На кону жизнь Рафаэля.

Я посмотрела на чаши. Одна баюкала в себе огонь, свернувшийся змейкой. Другая хранила горсть земли. В третьей было пусто — но лишь на первый взгляд, ведь ее наполняло то, без чего никто не может — воздух. А в четвертой покоилась вода. Мне нужно смешать их воедино. Но никто никогда не говорил, как. И сейчас подсказок ждать неоткуда — все Сестры и послушницы повернулись ко мне спиной.

В огонь нельзя добавлять воду и землю, они потушат его. Воду также нельзя лить в чашу с землей, получится грязь. А вот огонь можно объединить с воздухом, он станет только ярче. Я встала на колени перед чашами и зачерпнула ладонями воздух из одной из них. Странно, ощущение, что в моих руках камень! Раскрыла ладони над чашей, в которой свернулась огненная змейка, что тут же встрепенулась, вытянулась, сделав стойку, как кобра. А теперь… Меня словно обняло какое-то тепло, пришлось даже оглянуться, чтобы убедиться, что за спиной никого нет. Зато есть еще кое-что кроме этих стихий. То, что несет информацию о нас, что нужно бережно хранить, использовать лишь в крайнем случае — ибо нет магии сильнее той, что на крови.