Бандитский Петербург - Андрей Константинов

Психологи сравнили записи «600 секунд» до 12 декабря и в сам день покушения. Поведение тележурналиста, по их словам, ничем не отличалось от поведения в прежних выпусках. Но если Невзоров организовывал покушение на себя сам, то он несомненно должен был бы нервничать. Таким образом, психологи, занимающиеся «научным сыском», решили, что версия об организации Невзоровым покушения на самого себя несостоятельна. Однако психологи решили на всякий случай подстраховаться, упомянув о том, что 12 декабря выпуск «600 секунд» по непонятным причинам был на 45 секунд короче обычного. Теоретически допускалось, что передача шла не в прямом эфире, а в записи.

В ходе журналистского расследования выяснилось, что психологи Владимир Васильев и Александр Юрьев и их лаборатория, располагающаяся в бывшей даче Г. В. Романова, неоднократно оказывали консультационные услуги передаче «600 секунд». Поэтому говорить об абсолютной беспристрастности этих ученых мужей нужно с большой осторожностью. Вообще сама эта лаборатория политической психологии – тема для отдельного исследования. Несомненный интерес вызывают, например, обстоятельства выделения романовской дачи, которую хотели сначала отдать детскому саду, под лабораторию, где происходит тренинг крупных политических фигур, депутатов, бизнесменов. Кстати, перед такими тренингами проводились своего рода тестирования, дающие весьма богатый материал об опрашиваемых.

Ну и наконец, корреспондент Людмила Шалыгина – это не кто иной, как Людмила Щукина, работавшая в свое время в пресс-центре Ленсовета, а потом перешедшая в редакцию «600 секунд». Думается, что, заявляя со страниц газеты о том, что «самая скандальная из версий выстрела 12 декабря отвергнута», Людмила Щукина несколько поторопилась.

Начиная собственное расследование, мы не особенно надеялись откопать что-то там, где не получили никаких результатов милиция, КГБ и прокуратура. Но мы сделали ставку на то, что в корне изменилась ситуация – в стране, в городе, в правоохранительных органах, да и внутри «600 секунд». Мы рассчитывали на то, что заговорят свидетели. И они заговорили, правда, не сразу, не все и не обо всем, оставляя на всякий случай кое-какую информацию «в загашнике» – до поры до времени. Почти все свидетели были измучены страхом сболтнуть что-то лишнее, страхом перед возможными последствиями. Не стоит осуждать этих людей. После тарана 22 октября 1991 г. грузовиком с поддельным номером машины бывшего оператора «600 секунд» Дмитрия Логвиненко и нанесения ножевых ударов бывшему директору программы Александру Борисоглебскому, они вправе бояться и отказываться разговаривать с журналистами.

Труднее всего было сдвинуть первый камень, добиться первых рассказов. Затем, когда очередной свидетель узнавал, сколько народу до него согласилось с нами говорить, ему было психологически легче давать показания. Нам даже стали звонить и искать с нами встречи. Мы не успевали «переваривать» полученную информацию. С одними свидетелями беседовали под диктофон, с другими использовали скрытую связь, третьих, особо осторожных, не записывали, но беседовали при свидетелях. Многие просили не упоминать их имен, и мы им это обещали. Но доказательства их бесед с нами у нас есть, они хранятся в надежном месте.

В результате мы получили от свидетелей следующую информацию. Александр Невзоров задумал разыграть спектакль с покушением на себя еще месяцев за пять до выстрела на пустыре. Популярность «600 секунд» тогда начала падать, этому в немалой степени способствовала не очень красивая история, связанная с получением Невзоровым отдельной двухкомнатной квартиры на улице Достоевского. Квартиру Невзорову предоставили по личным ходатайствам министра культуры СССР Николая Губенко и первого секретаря обкома партии Бориса Гидаспова с долевым участием телерадиокомитета. То есть эту квартиру не получила семья журналистов, которая, может быть, не один год стояла на очереди. Образ борца и страдальца за простой народ стал тускнеть. Этому же способствовали некоторые из интервью ушедшей из «600 секунд» Светланы Сорокиной, которая также несколько развенчала «героя». По полученной нами информации, в отношении Сорокиной задумывалось жестокое и циничное преступление. Однако некий солидный бизнесмен, которого просили «акцию организовать», отказался это сделать, сказав: «Кого угодно, только не ее – слишком молода и красива».

Для поднятия имиджа нужно было что-то экстраординарное. Среди обсуждавшихся в окружении Невзорова планов покушения были самые невероятные «киношные» варианты с мистическим налетом, от которых отказывались из-за их полной несостоятельности – осталось бы много следов, по которым раскрыть спектакль не составило бы труда.

По показаниям свидетелей, разрабатывать план «покушения» стал генеральный спонсор «600 секунд» Юрий Шутов, «особо близкий» Невзорову человек, который, кстати, в ходе следствия не допрашивался. Незадолго до «покушения» Невзоров привез из заграничной поездки патроны малого калибра с так называемыми «золотыми пулями». Он считал, что такие пули гораздо безопаснее и стерильнее. Стрелять должны были из газового пистолета, переделанного под боевой путем удаления из дула рассекателя, высверливания и нарезки ствола. За несколько дней до самого выстрела Невзоров дал интервью корреспондентке «Ленинградской правды» Наталье Дубровской. Дубровская подтвердила, что идею публикации в газете фотографии неистового телековбоя в оптическом прицеле она разработала вместе с ним самим.

После «покушения» началось затыкание ртов всем, кому можно, и уничтожение вещественных доказательств. Так, например, свидетели говорили, что у супруги Невзорова Александры Аасмяэ дома была хлебница, пробитая пулями малого калибра, однако изъять ее для экспертизы не удалось. Свидетели утверждали, что и в самой редакции «600 секунд» неоднократно производились выстрелы, следы от которых были потом частично уничтожены, а частично выданы за следы от стрельбы из арбалета и газового пистолета Борисоглебского, который последний переделал так, что из него можно было стрелять металлическими шариками.

По словам свидетелей, тайна «покушения» была известна многим, которые предпочли ее не раскрывать, а использовать для управления журналистом путем шантажа. Отсюда – и съемки «наших» в Прибалтике, и многое другое. История с «покушением» стала личной трагедией Александра Невзорова, во многом предопределившей дальнейшую деятельность журналиста…

P.S. Расследуя обстоятельства «встречи на пустыре», мы поняли, что дело тут, скорее, не в самой личности Невзорова, а в тех людях, которые стояли и стоят за ним и которые используют его как прикрытие и как рупор для пропаганды своих идей.

После того как результаты расследования были опубликованы в феврале 1992 г. в газете «Смена», в Петербурге, да и не только в нем, возникло много шума, который, конечно, постепенно затих. Это было естественно: люди не успевали «переваривать» новые скандалы, которые взрывались чуть ли не каждую неделю. Нельзя, правда, сказать, что правоохранительные органы не проявили тогда никакого интереса к результатам нашего расследования – меня даже вызывали в прокуратуру, где пытались допросить на предмет того, каким образом я получил доступ к «секретным делам» и т.д. В некоторых службах были проведены служебные расследования по фактам «утечки информации» – насколько мне известно, результатов эти расследования не дали… А дело о ранении репортера Невзорова 12 декабря 1990 г. было успешно забыто.

Тогда, в феврале 1992 г., мы никак не могли предполагать, что в скором времени Невзоров станет депутатом Государственной Думы и будет заниматься законотворческой деятельностью на благо любимой Родины. Мы не знали, что буквально через несколько лет в России для подавляющего большинства общественных, политических и государственных деятелей отомрет за ненадобностью понятие «репутация», а в такие слова, как «честность» и «ответственность», будет заложен новый смысл: «как бы ответственность» и «как бы честность». Мы еще очень многого не знали и не предполагали тогда, в феврале 92-го. И поэтому думали, что расследование будет продолжаться…

Февраль 1992 – февраль 1996 г.

Библиофил Дима

Под занавес уходящего 1994 г. в нашей стране грянул очередной уголовный скандал с очень нехорошим псевдополитическим душком.

20 декабря 1994 г. в Москве был задержан заведующий 59-й юридической консультацией Межрегиональной коллегии адвокатов Дмитрий Якубовский. Месяц спустя Дзержинский народный суд в Санкт-Петербурге признал обоснованной избранную для Якубовского меру пресечения – содержание под стражей. В этой сенсационной истории одно из самых удивительных обстоятельств то, что официальные комментарии по поводу задержания и ареста Дмитрия Якубовского долгое время были крайне скупыми. В ходе подготовки этого материала, при сборе информации пришлось столкнуться с беспрецедентным нежеланием правоохранительных органов, ведущих следствие по краже рукописей из Российской национальной библиотеки, контактировать с прессой. Мотивировка позиции следствия проста – нежелание формировать какое-либо общественное мнение по чисто уголовному делу до суда. Но известно, что если журналисту не дают информацию, то он начинает брать ее сам, может быть, иногда даже спорными методами. В ходе проведенного расследования использовались как официальные источники (крайне скупые), так и свои собственные.