Московия - Сигизмунд Герберштейн

Между тем, все время, пока мы шли, решительно никто из стоящих кругом не оказал нам ни малейшего почета. Если же мы, проходя мимо, при случае приветствовали кого-либо близко нам знакомого или заговаривали с ним, то он не только ничего не отвечал нам, но вел себя вообще так, будто он никогда никого из нас не знал и не слыхал нашего приветствия{329}, а стоял или сидел, как бревно.

Все эти роскошно одетые в золото и шелка встречавшие и провожавшие нас, стоявшие перед дверями государевых покоев и даже сидевшие рядом с государем получают платье из казны, и каждый из них должен еще кое-что заплатить из расчета, что платье потом придется чистить.

И только когда мы входили к государю, где кругом сидели много старых князей и прочих советников, и сами сначала поклонились, все они встали перед нами.

Оттуда идешь в комнаты, где сидит великий князь. Сидели там и двое его братьев, один по правую, другой по левую руку, а также сын одного татарского царя, который крестился и взял себе в жены сестру великого князя. Братья государевы, как и великий князь, не встают, а сидят с непокрытой головой. И один из первых советников, который встречал нас последним — его должность примерно соответствует должности гофмейстера, — обратившись к государю, произнес по своему почину, без просьбы с нашей стороны, следующие слова: «Великий господин, царь и государь всея Руссии! Граф Леонард бьет тебе челом», и снова: «Великий господин, царь и государь всея Руссии! Граф Леонард бьет тебе челом на великой твоей милости». Точно так же было сказано и о Сигизмунде. Первое значит, что он-де кланяется и выражает почтение, второе — что благодарит за полученную милость, кушанье или подаренного коня. Ибо «бить челом» у них говорится в знак приветствия, благодарности и другого тому подобного. Именно, всякий раз, как кто-нибудь просит чего-либо или приносит благодарность более высокому по положению, он обычно наклоняет голову и торс; если он желает сделать это усерднее, то наклоняется так низко, что касается рукой земли. Если они хотят поблагодарить великого князя за какое-нибудь очень важное дело или попросить чего-нибудь у него же, то падают на руки и касаются лбом земли. Отсюда-то и пошло речение «бить челом».

Государь сидел с непокрытой головой на самом высоком и почетном месте у стены, на которой над его головой сверкало изображение Бога, ангела или какого-то святого, справа от него на скамье лежала шапка-колпак, а слева — палка с крестом, то есть посох, и таз с двумя рукомойниками, поверх которых было положено полотенце. Говорят, что, подавая руку послу римской веры, государь считает, что подает ее человеку оскверненному и нечистому, а потому, отпустив его, тотчас моет руки. Напротив государя, пониже, стояла еще одна скамья, покрытая ковром и приготовленная для послов. Государь, после того как ему был оказан почет, как уже сказано выше, сам пригласил нас туда. Он сказал послу: «Поди стань вот здесь», — и показывает рукой на место рядом со скамьей.

«Тут я передал верительную грамоту»:

Василий III принимает иностранное посольство

Гравюра из издания «Известий о делах Московитских», Франкфурт-на-Майне, 1576 г.

Когда мы с того места по очереди приветствовали государя, то при этом был толмач, переводивший нашу речь слово в слово. Услышав между прочим имена Карла и Фердинанда, государь вставал и сходил со скамьи, а выслушав приветствие до конца, спросил: «Брат наш Карл, избранный римский император и высший король, здоров ли?» Когда ему ответят, что по милости Божией здоров, он снова усаживается и выслушивает приветствие до конца. То же самое по окончании моего приветствия спрашивал он у меня про Фердинанда.

Затем он подзывал нас, сначала одного, потом другого к себе и говорил: «Дай мне руку», а взяв ее, прибавлял: «По здорову ли ты ехал?» На это мы оба, согласно их обычаю, отвечали: «Дай Бог тебе здоровья на многие лета: по благости Божией и твоей милости по здорову». После этого он велел нам сесть. Мы же, прежде чем сделать это, в соответствии с их обыкновением, поблагодарили наклонением головы на обе стороны прежде всего государя, а затем советников и князей, которые стояли, чтобы оказать нам честь. Кроме этого, послы других государей, в особенности из Литвы, Ливонии, Швеции и проч., будучи допущены пред очи государевы, обычно вместе со своей свитой и главнейшими из своих слуг, подносят каждый по отдельности дары.

При поднесении даров соблюдается такой порядок. После того как будет изложена и выслушана цель посольства, тот советник, который ввел послов к государю (а подарки несли рядом с ним), встает и четким и громким голосом во всеуслышание говорит так: «Великий господин, такой-то посол бьет челом такими-то поминками», — так они называют дары, то есть как бы дарами на память.

Он перечисляет дары, а рядом с ним становится секретарь, который также тщательно отмечает имена и дары как послов, так и каждого по порядку из приносящих.

Когда мы изложили цели нашего посольства, то те, кто стоял рядом с нашими людьми, позади нас, подсказывали: «Поминки!» — напоминая, чтобы мы поднесли дары. Но наши отвечали, что у нас нет такого обычая{330}. В свое время было принято на такие подарки отвечать подарками, втрое большими; поэтому и дарили, и взамен получали много. Но потом все переменилось, как будет сказано ниже при описании приема литовских послов.

Но возвращаюсь к предмету изложения.

После окончания приветствий государь говорит послу: «Садись», давая ему время перевести дух. После этого он подзывает толмача и говорит ему негромко, чтобы тот передал послу, что-де можно высказать то, что должно быть сказано публично, а остальное отложить до другого времени. Толмач сообщает мне это так же негромко.

Тогда