Нестандартный формат (СИ) - De Ojos Verdes
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ева? — уже с другой интонацией повторил Рома, приближаясь, мгновенно считав перемену позы, вызванной головокружением.
— Нет-нет, всё хорошо! Здравствуйте…
Аристарх Станиславович стоял в паре метров с огромной охапкой роскошных бордовых роз и озадаченно окидывал Еву изучающим взглядом.
Там, конечно, было, на что посмотреть. Растрепанные волосы, грязный теплый комбинезон и руки, перепачканные в земле. Девушка смутилась и потупила взор, совершенно не понимая, как вести себя в данной ситуации. В её планы не входило пересекаться здесь с семьей Разумовских. Она и пришла-то довольно рано, рассчитывая, что в это время никто на кладбище не ходит. Но не учла, что занятые люди, видимо, заезжают перед началом работы…
— Но…зачем? — растерянно выдал Рома, указывая глазами на небольшую кучу сорняков и ранее посаженных высохших растений, которые она успела выковырять. — За могилой ухаживают, нанят специальный человек.
— Да, я заметила, здесь всё аккуратно…
— Не надо было…
— Ром, я понимаю. Возможно, для вас это неправильно, что чужой человек… — запнулась, подбирая слова, но внезапно измученно обмякла. — Руслан всегда в этот день бывает здесь, и…мне просто захотелось сделать хоть что-нибудь для него. Чтобы традиция не нарушалась. Я, правда, не собиралась здесь хозяйничать, но увидела сухие стебли…
Ева замолкла, съежившись под ещё более тяжелым пристальным взглядом Разумовского-старшего. И отступила на пару шагов назад, будто освобождая территорию. Движение он выцепил. Изогнул бровь и подался вперед. Присел на карточки и стал распределять цветы безупречно ровным рядом на темной плите. А она…попросту зависла на этом зрелище. Казалось, в его действиях сосредоточена вселенская нежность, благоговение и любовь. Мужчина с таким трепетом поправлял шикарные бутоны, что к горлу подкатил ком из тоскливости и сочувствия к давней утрате…
Девушка была не единственной, кого захватила разворачивающаяся картина. Рома тоже наблюдал за отцом, не шевелясь. И спустя где-то минуту выдал ровным тоном:
— Спасибо, Ева. И ты нам не чужая.
После чего вытащил из внутреннего кармана пальто темный платок и протянул ей. Догадываясь, какова стоимость аксессуара с вышитыми инициалами известного бренда, она покачала головой:
— У меня есть влажные салфетки. Лучше ими.
Он коротко кивнул, тут же опустился вниз, разворачивая ткань, и собрал в неё же результат её небольшой инициативы, чем немало удивил девушку. Которая никак не могла сложить вместе всё происходящее: двух элегантных успешных мужчин, спокойно совершающих какие-то неподобающие их статусу поступки.
Ева отошла еще дальше, словно опасалась помешать их безмолвному диалогу с любимой матерью и женой. И вспомнила, как чуть больше года назад Рома говорил, что мужская линия их семьи — однолюбы, преданные своим избранницам. В это было сложно поверить. Реалии современной жизни не располагали к принятию данного факта с доверием. Но теперь…глядя на промелькнувшие в чертах лица Аристарха Станиславовича эмоции, девушка признала…что всё так и обстоит. Сердце заколотилось в груди, манифестируя о восхищении такими чувствами. Она не знала всех причин недомолвок между Русланом и отцом, но после увиденного и та малость, что ей была известна, автоматически перешла под сомнение. Почему братья обвиняют его в чем-то нехорошем по отношению к матери? Этот человек до сих пор…любит. Неоспоримо. Поразительно. Такое, вообще, бывает? Спустя десяток лет.
— Пойдемте? — завершив свой визит, предложил Рома.
Аристарх Станиславович всё так же без единого слова развернулся и зашагал прочь к выходу с кладбища. Его сын бережно смахнул какую-то пыль с гранита, затем взял накопившийся мусор и, пропуская вперед Еву, которая кинула прощальный взгляд на изображенную женщину, пошел следом. Очнувшись, она вытащила пачку салфеток и принялась оттирать грязь с рук и колен.
— Садись, завезу тебя домой.
— Там стоит мое такси, я специально не отпускала его, не предполагала, что задержусь. Спасибо, но лучше езжай по своим делам. Да и перед водителем неудобно…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Хорошо, сегодня не настаиваю. У меня важная встреча. Завтра всё в силе. Сам заеду за тобой.
— Да, договорились.
Поскольку Аристарх Станиславович уже успел сесть в свою машину, с ним Ева не смогла попрощаться. И сама направилась к желтому автомобилю, ныряя в тепло салона. Всю обратную дорогу мысли занимали размышления об этой семье. Не то, чтоб раньше они её не занимали, просто сегодня девушка взглянула на некоторые вещи под другим углом. Несмотря на внешнюю грозность и холодность, Разумовский-старший не вызывал негатива или обид за-за отношения к ней. Более того, она…разделяла его позицию, считая себя виноватой в том, что случилось с Русланом. Став родителем, по-иному воспринимаешь действительность. Ту, связанную с твоим ребенком. Может, поначалу ей было больно оттого, что Аристарх Станиславович категорически не признает ни её, ни Богдану, но со временем это чувство испарилось, уступая абсолютной солидарности. Будь Ева на его месте, наверное, отреагировала бы похуже. Не отделалась бы одним визитом и тотальным игнором.
Зато в отличие от остальных Разумовских, Рома на постоянной основе присутствовал в жизни племянницы. И старался заезжать настолько чаще, насколько позволяла его деятельность. Несколько раз в неделю — стабильно.
За эти полгода, что пролетели с рождения дочки, произошел ряд закономерных изменений. Во-первых, девушка переехала обратно в квартиру Руслана сразу после исполнения крохе положенных сорока дней, в течение которых ей очень помогала мама, направляя во всём. Во-вторых, Элиза уехала вместе с ней, чтобы поддерживать и не оставлять одну. Да и родителям так было спокойнее. Неизвестно, что сделал Рома, но Самвел, кажется, действительно исчез, оставив сестру в покое. Она прожила у Разумовского вплоть до родов Евы, то есть, всего лишь месяц. И оставаться дольше не намеревалась. В-третьих, их обиталище стало официальным фан-клубом Богданы, которую ежедневно приезжали навестить то друзья Руслана, то Тома с сыном, то бабушка с дедушкой, то сестры и братья, то дяди и тети из числа самых близких, которые приняли ситуацию Евы и не стали осуждать её выбор: связь с парнем, рождение ребенка вне брака, припоминание первых долгих отношений с Кареном… В общем, набрался целый букет для порицания, и большая часть родственников им активно махала. Сложнее всего было объяснять самым старшим и тем, кто на родине. Но папа как истинный защитник взял это на себя.
Первое время днем и вечером было сносно. Когда сестра возвращалась с занятий и наплывом вваливались гости после своих дел. Шум, гам, смех, разговоры, веселые ужины. А вот ночью…когда вставала кормить малышку, оставаясь во мраке собственных переживаний, и утром, когда Элиза уходила на учебу, Еву нередко накрывало. Плакать она себе по-прежнему запрещала, хоть это и было непросто. Сдерживалась, прибегая к остаткам некогда железной воли. Ходила по комнатам, пока дочь спала, и, прибираясь, одновременно предавалась воспоминаниям, выпуская на волю всю копившуюся боль. Часто вопль пробудившейся капризули заставал её у стенного шкафа, раздвинув дверцы которого, она стояла и гладила мужскую одежду и вдыхала сохранившийся аромат её владельца. И корила себя, корила, корила…
Самым сложным, наверное, было войти в его маленькую студию, где всё осталось неизменным с последнего дня, что они провели вместе. Девушка решалась на это долго и лишь спустя месяц пребывания в квартире переступила порог помещения, тут же застыв. Впитывая атмосферу, совершенно реалистично наблюдая за представшей перед глазами картиной будто со стороны — Русланом, фотографирующим её в черном шелке, а потом и самим ставшим для неё моделью, сидя на полу. И в голове что-то щелкнуло. Вихрем бросилась к ноутбуку, подключая зарядный шнур, лихорадочно мечась, пока происходила загрузка. А потом пыталась разобраться в настройках и найти нужные папки… И позже, отыскав, разглядывала любимое лицо, даже не дыша.