НОЧНАЯ СМЕНА. КРЕПОСТЬ ЖИВЫХ. - Николай Берг

- Получается так, что смотреть надо. Те же кунги на КАМАЗах - мне лично понравились. Возможно, что техника еще ремонтопригодна… Все? Снято?

Снято. И мы выезжаем на Таллинское.

- Чудится, или визжит кто?

- Где?

Николаич глушит двигатель. Действительно, вроде как визжит человек.

- Справа?

- Мне тоже так кажется.

- Не наши ухари патсаны?

- Патсаны так конкретно не визжат!

- Ну, это как сказать. Там же с ним девка еще была.

- Нужна ли нам девка?

- Девки всегда пригодиться могут. Хотя если она под стать своему корешу…

- Да, Шлиппенбах ее так и рекомендовал.

- Ну что, кидаемся на выручку прекрасной даме?

- А надо ли? Патсана схарчили, доигрался член на скрипке. Девка вне себя, визжит, привлекает к себе всех, кто ходить может, скакать и прыгать. Сама она без мозгов. Делать, скорее всего, ничего не умеет, кроме как на понтах оттопыриваться да еще тусить не подеццки…

- Ну, может еще родить сможет…

- Доктор, вы сами верите, что при такой правильной пацанской жизни девка здорова будет? Ладно, если у нее хватит мозгов бежать к нам - поможем. Если она кудато понеслась в другое место - я ее по всем этим закоулкам искать не собираюсь.

Николаич берется за рацию.

- Ильяс, что наблюдаешь?

- Наблюдаю деваху. Оп, шайтаньга, уже не наблюдаю.

- Схарчили?

- Нет, она подалась через дорогу - мимо АЗС - туда, где всякие домики.

- Сейчас ее видишь?

- Неа. Там не просматривается.

- Получается так Доктор, что не судьба ей с нами ехать. Хватит мозгов до МакДака добраться целой - глядишь, кто и подберет…

- Меня больше интересует, кто патсана сожрал.

- А нам не один черт? Шустрик или морф. Все, поехали.

Стоящие на ветру у перил КАДа попивают кофеек и чтото жуют. Правда, в бинокли тоже смотрят. Причем разделили по секторам и ведут круговое наблюдение. Мне страшно интересно - перепутает кто из стоящих бинокль с кружкой и не попытается напиться из бинокля или приложить кружку к глазам, но никто предметы не путает…

- Сейчас доедайте, проглоты, да догоняйте - мы вперед проскочим - НЗ снять сбоку. Будем в прямой видимости.

Сверху с приближением база армейского НЗ тоже не шибко впечатляет. Но, учитывая, что комуто вероятно надо будет тут работать - снимать надо внятно, до деталей.

Наши пока не двинулись с места. Потому, раз гора не идет к Магомету - то Магомет едет ругаться с горой. Ну, или хотя бы ее поторопить.

Судя по тому, каким чертом подлетел Николаич к группе наших компаньонов и как вдарил по тормозам - намерения у него были самые серьезные подтянуть дисциплинку. Но ничего не вышло, потому как одновременно с визгом тормозов совсем рядом - прямо в салоне машины за нашими спинами раздался резкий крик:

- Херрасе!!!

Подпрыгиваем с Николаичем синхронно - как герои комичного мультфильма. Крик раздался над ухом, но насто всего двое в салоне машины. Лезем смотреть - кто орал.

- Чертов ара! Напугал до усрачки!

Мы и забыли, что у нас под одеялом сзади - клетки с птицами. Выражение морды, да нет - скорее лица у благородного попугая - возмущенное. Он просто кипит от негодования! Николаич конфузится под выразительным взглядом, снова накрывает клетки одеялом и, пряча свой конфуз, говорит:

- Вот, раньше эти птицы кричали «Пиастры», а сейчас - «Херасе!». Куда катится мир!

- Да уже прикатился, чего уж тут…

Колонна трогается.

Оказаться снова в теплой кабине американца после продутой насквозь УАЗовской клетушки - приятно. Николаич под предлогом заботы о тропических птицах избавился от клеток - теперь они у нас в кабине. Рассказываю об инциденте.

Спутники тихо веселятся, пока я пытаюсь найти объекты для съемки. Кроме небольшой фермы - тут особенното смотреть не на что - поля, вдали взлетная полоса аэропорта «Пулково», всякие полетные причандалы для вывода самолетов на глиссаду, а еще дальше - Пулковские высоты. Слева - Ульянка, городской район, отделенный от нашей КАД рельсами железной дороги и станцией - опять же с тем же названием «Ульянка».

Давно тут не был - а ведь детство тут прошло - причем уже такое - сознательное… Как после переезда пришел в новую школу - удивился - тогда еще была такая игра «Зарница» - пионеры бегали с деревянными автоматами и все вроде как сейчас так понимаю, было предармейской тактической подготовкой школьников - как и НВП к слову. Но обычно делалось это под руководством холодных сапожников, а то и учителокженщин - и получалось коряво и глупо. Тут же первые попавшиеся на глаза трое мелких первоклашек поразили меня тем, что на полном серьезе бегали с ржавоватым ПТРД. Я аж глазами захлопал - нет, все верно - троица мальков волочит противотанковое ружье.

Оказалось, что район Ульянки - весьма своеобразен - тут шла ожесточенная молотилка весь период блокады и две армии дрались с невиданным ожесточением на весьма небольшом пространстве, то отбивая, то теряя жалкие куски территории в одиндва километра.

Естественно - все мальчишки копали. Не копать тут - означало быть белой вороной со всеми последствиями. Разумеется и я стал рыть.

Для того чтобы на месте боев можно было вести сельхозработы, саперы прочесывали это место раз десять. Потом довелось пообщаться с теми, кто тут разгребал завалы из ВОПов. Оказалось, что поговорка «мина на кочке, мина в кочке, мина под кочкой и фугас сбоку» вовсе не было поэтическим преувеличением, а являлось сухим протокольным описанием реальности. Ну и, разумеется, хоть саперы и почистили, что могли, хоть потом все запахали, и теперь на полях росла капуста и турнепс - на нашу долю все равно хватило сполна. К тому же на наше счастье мины - самая страшная угроза оставшаяся с войны - уже проржавели, взрыватели их закисли да и взрывчатка погнила. Если у нас кто и рвался - то практически всегда по своей вине - и обычно на снарядах да минометках. Это было крупным везением - как я сейчас понимаю, потому что до конца шестидесятых годов, подрыв на старой мине был частой вещью. Ну а такой пустяк, как оторванные взрывом детонатора пальцы были обыденной штукой.

Достаточно было пройти по дорожкам, огибающим поля подальше от станции - к Пулковским высотам - как начинался участок под названием «Разбитое». Что тут было - кто знает, но сельхозугодья огибали это место как черт церковь.

Судя по торчавшим из земли искореженным огрызкам бетонных плит, молотого кирпича и свитых штопорами арматурин - стояли здесь какието дома.

За 900 дней боев естественно все это было разнесено вдрызг, щедро засыпав строительным хламом землю. Пахать тут было невозможно. А копать - получалось отлично. Чуток в стороне оставались окопы в русле речки, которую незамутненные школьники дружно прозвали «Говнотечкой» - там тоже по склонам не пахали.

Тут конечно копали все - от мала до велика. Самые мелкие и начинающие не брезговали и бродить по вспаханным полям и собирать всякую чушь - патроны, гильзы, хвостовики от минометок, корпуса от ПОМЗ - это такие стаканы из чугуна с рифлением для большего числа осколков… И разумеется кости, пробитые и мятые ржавые каски, короба от пулеметных лент и дисков, рваные цинкачи, сплющенные футляры от немецких противогазов - и сами противогазы - без стекол, прострелянные - наши с хоботами и немецкие на резинках…

Поэтому те, кто похитрее, шли дальше - стоило перебраться через какойто канал - метров пятишести в ширину, что делало его труднопереходимым - и начинались кусты и сравнительно молодой болотистый лесок. Место было добычливое, только все время лез в гости «сапер Водичка». Поэтому наша группка шла дальше - на Пулковские высоты.

Вот там, на основной линии немецкой обороны мы и шарились. А для того, чтобы перебираться через канал в любую погоду наша артель стырила металлическую лестницу со стройки. Как ее перли - отдельная песня, но дотащили до канала, где и притопили, привязав предварительно веревку. А дальше в любое время выдергивали утоплое сооружение, перекидывали ее через канал и снова притапливали.

В это милое время ни о каких гаджетах типа нынешних металлодетекторов и речи не шло, поэтому кроме собирателей было только два типа поиска - «копательство» и «бульканье». Копатели без затей подыскивали понравившийся лично им кусок окопа или блиндаж и проверив как можно перспективность - ну например воронки на бруствере, гильзы, что говорило о том, что тут шла стрельба - начинали откачивать воду и рыть, рыть, рыть… После этого доступной на дне окопа или блиндажа становилась всякая фигня и мелочь - поэтому рыть было интересно, было в этом чисто археологическое ощущение - тогда я впервые ощутил дикое чувство временного пробоя - когда мы нашли баночку с кремом после бритья и свернув крышечку, увидели четкие отпечатки на креме трех пальцев - даже и папиллярные линии сохранились - как взял немец последний раз крем - так след и остался, словно и не было десятков лет, словно это было сейчас. А наличие вероятного хозяина баночки, совсем рядом оставшимся в позе молящегося на коленях - тем более впечатляло.