Девушка под сенью оливы - Лия Флеминг

Пенни потребовала встречи с дежурным офицером.

– Я приехала сюда добровольно, чтобы помогать старикам. А потому требую, чтобы меня немедленно отправили назад в Ханью.

–  Требую?  – издевательски рассмеялся конвоир. – Здесь никто не имеет права требовать! Встань в строй!

– Но это возмутительно! Меня даже не судили. У вас против меня ничего нет. Почему же вы держите меня здесь?

Конвоир с размаха ударил ее прикладом прямо по лицу.

– Заткнись, сука! Ты же у нас большая любительница евреев! Вот и получай! – Пенни отшатнулась, едва не упав на землю. – Вперед! Кому сказано! И помалкивай впредь, иначе будет хуже.

Сокамерница помогла ей удержаться на ногах, и они медленно побрели вслед за остальными. Значит, ее тоже отправят в концлагерь вместе с другими женщинами. Вот уж воистину, от судьбы не уйдешь. Возмездие по-немецки все же настигло ее. А чем она лучше, если разобраться? Пожалуй, грехов у нее перед этой властью будет еще поболе, чем у этих несчастных, особенно если вспомнить о ее активной работе в рядах Сопротивления.

Всех узников вывели во двор и погрузили в машины, целый караван крытых грузовиков. Потом началась медленная, долгая дорога через Ханью на восток к Ираклиону. Первую ночь узники провели в турецкой крепости, неподалеку от крохотного городка Ретимно. Спали прямо на каменном полу. На рассвете следующего дня их снова разбудили и снова рассадили по грузовикам. То было страшное в своей безнадежности путешествие. Даже они, молодые, чувствовали, что силы на исходе. А что говорить о стариках и больных? Тех, кто не выдерживал всех тягот этого ужасного маршрута и умирал, попросту вышвыривали из машин, оставляя тела гнить возле дороги.

Но даже в таких нечеловеческих условиях Пенни старалась не терять надежды, лихорадочно пытаясь найти выход из тупика, в котором очутилась по своей воле. Вряд ли стоит еще раз заводить разговор о Красном Кресте. У нее нет формы, нет соответствующих доказательств, что она представляет эту организацию на законных основаниях. Пожалуй, даже назови она свое истинное имя, это никого не впечатлит. Подумаешь, англичанка Пенелопа Георг! Она так долго жила под чужим именем, что мало кто теперь помнит настоящую Пенелопу. И кому сейчас до нее дело? К тому же у нее нет паспорта. Он утерян давным-давно. А без паспорта трудно будет доказать, что она англичанка.

Пенни вглядывалась в лица своих подруг по несчастью. С какой тоской они смотрят на дорогу. Быть может, все эти женщины видят свой любимый остров в последний раз. А кто оплачет ее уход из этой жизни? Разве что Брюс с Йоландой, если они еще живы. Впрочем, Брюс превратился для нее уже в почти миф. Прошло ведь столько времени с момента их последней встречи. Где он? Что с ним? Наверняка, как всегда, в гуще событий, ведет свой праведный бой с врагом не на жизнь, а на смерть. Мысль о Брюсе согревала душу и примиряла с неизбежным. «Тебе некого винить, – размышляла она, переполняемая необъяснимым чувством гордости за собственную судьбу. – Ты сама выбрала свой жребий, сама распорядилась своей жизнью, так будь же готова достойно встретить и ее конец».

Пенни только пыталась делать то, чему меня учили, и она будет это делать несмотря ни на что. Ее профессия даст ей силы выжить, сделает жизнь осмысленной, позволит даже в это страшное время сохранить достоинство и честь. Она представитель Красного Креста, и если после всего, что выпало ей на долю, ей суждено выжить, то остаток своей жизни она посвятит борьбе за то, чтобы никто и никогда больше не испытал тех ужасов, которые пережили они.

Райнер не стал тянуть с отъездом. Прощание с однополчанами и подчиненными было скорым, и спешка была вполне понятной. Все понимали, что во Франции вот-вот откроется второй фронт. Ясно было также и то, что союзники, многократно усиленные мощью американской армии, быстро вынудят Францию капитулировать. Об этом предпочитали не рассуждать вслух, но сосредоточенные, серьезные лица офицеров были красноречивее всяких слов. Согласно приказу Райнер должен был отвезти свои документы в штаб на виллу Ариадна, после чего первым же судном отправиться из Ираклиона в Пиргос.

Все последние дни Райнер пытался отыскать хоть какой-то повод, чтобы пожалеть о столь скоропалительном решении, искал и не находил. Разве он повел себя подло и трусливо? Бросил товарищей и убежал с поля боя? Напротив! Трусливо было бы оставаться здесь и дольше. Сидеть сложа руки в тепле и комфорте, ожидая неминуемой развязки.

Все последние дни он не переставая думал о медсестре из пещер . Он знал, что арестованных уже вывезли из тюрьмы под конвоем. В сущности, ему больше не было дела до всех этих обреченных на верную смерть людей. Но ведь недаром говорят, что все зло в мире происходит только потому, что хорошие люди поворачиваются к злу спиной и стараются ни во что не вмешиваться. Печально наблюдать за собой со стороны. Несколько лет, проведенных на Крите, сделали его черствым и бездушным эгоистом. Жертвы среди гражданского населения его вообще перестали трогать. Главное, о чем он пекся всегда, – это безопасность его солдат. А сейчас вот он бросает и их.

Ходили слухи о том, что очень скоро Ханью превратят в неприступную крепость, отгородят от остального острова железным кольцом дзотов, а если случится худшее, то гарнизон будет обороняться до последнего. Нет, все же хорошо, что он уезжает. И будь что будет.

В порт его везли в сопровождении вооруженной охраны. Передвигаться по дорогам острова без конвоя стало опасным. Конечно, лучше было бы отправляться в путь из бухты Суда, но вражеские подлодки атаковали там корабли, стоявшие на рейде. Несколько кораблей затонуло, перекрыв выход в море. Всю ночь накануне отплытия Райнер пропьянствовал в портовой таверне неподалеку от виллы Ариадна в компании других офицеров. Те рассказывали ему о бесконечных военно-полевых судах, трибуналах, отставках и понижениях по службе, которые последовали после похищения Крейпе. Но все хитросплетения местной политики уже мало занимали его. Скорее бы на фронт, думал он, туда, где еще сохранилось настоящее фронтовое братство и где люди просто выполняют свой военный долг, и ничего более.

– Между прочим, ты плывешь в Афины в веселенькой компании! – развязано пошутил один из его собутыльников. – Правда, все решено! Но тебе скажу по большому секрету.

Райнер посмотрел на него непонимающим взглядом.

– На твоем судне перевозят евреев. Много, несколько тысяч! Их потом всех отправят в Аушвиц.

– Откуда ты взял эти тысячи? – удивился Райнер, чувствуя, как все внутри у него напряглось. – Их здесь от силы было несколько сотен.

– О, один еврей – это уже тысяча! – пьяно расхохотался офицер и залпом осушил кружку пива.

Райнер промолчал. А какой смысл вступать в полемику с пьяным? Итак, рок идет за ним по пятам. Даже покинуть этот проклятый остров ему не удастся как другим: спокойно и без излишних эмоций. Или он всерьез полагает, что его судьба каким-то странным образом связана с судьбой этих евреев?

Май 2001 года

Райнер устроился на скамейке неподалеку от кафедрального собора, прямо напротив музея. Он уже ознакомился с экспозицией, увидел все археологические находки, полюбовался красивейшей керамикой и античными статуями. Он постарался все сделать по максимуму, чтобы забыть о последних днях своего пребывания на Крите. Сегодня здесь все иначе: сотни туристов со всех уголков мира приезжают, чтобы полюбоваться памятниками античных цивилизаций, восхититься красотой архитектурных и скульптурных шедевров, чему-то научиться у древних мастеров. Вот группа школьников с блокнотами, в которые они прямо на ходу зарисовывают самые интересные экспонаты. Глаза у них горят, им все так интересно, все хочется потрогать. Дети красиво одеты, все они ухоженные, здоровые. Ничего общего с теми нищими замарашками, которые когда-то жалобно выпрашивали у оккупантов хлеб, протягивая к ним свои исхудалые ручонки. Тем детям не довелось посидеть за школьной партой.

Вся бухта расцвечена государственными флагами. Идет неделя памяти битвы за освобождение Крита. В субботу вечером состоится торжественная церемония в самой бухте Суда. Интересно будет взглянуть на их ветеранов. Поди, такие же старики, как и он сам. Когда-то говорили, что подлецы не доживают до старости. Он мысленно улыбнулся подобной наивности. К разочарованию для всех этих романтиков, старость приходит ко всем. И к подлецам тоже. Интересно, интересно! А вдруг кто-нибудь из английских ветеранов поможет ему прояснить послевоенную судьбу медсестры из пещер?

Ираклион Июнь 1944 года

Еще одна ужасная ночь на каменном полу, в давке, в духоте, в зловонии, от которого передохли бы даже крысы. Тюрьма была забита до отказа. Судя по всему, депортации подлежали не только евреи и партизаны, но и военнопленные, которые все еще находились на острове. Говорили, что за всеми ними пришлют большой пароход.