Наследство Карны - Хербьёрг Вассму

Анна несколько раз пыталась поговорить с ним о будущем Карны. Но он отвечал невнятно, на бегу. Она подозревала, что он даже не слышит, что ему говорят.

Когда он бывал дома, ее пугал его отсутствующий взгляд. Словно он был где-то в другой комнате, в другом месте. Словно готовился к разговору, но только не с ней.

Жизнь с Вениамином стала напоминать Анне жизнь ее родителей. Они больше не разговаривали друг с другом, разве что где-нибудь в гостях.

Они спали в одной постели. Но расстояние между ними было так велико, что только сонное дыхание напоминало им друг о друге. Вениамин спал крепче, чем Анна. И кто же станет упрекать спящего человека?

Однажды вечером незадолго до Рождества они сидели в гостиной одни. Анна знала, что скоро он вскочит, чтобы идти на очередное собрание.

— Летом я поеду в Копенгаген, — сказала она, не обращаясь к нему.

В этом не звучало обиды. И это не была демонстрация. Однако Анна ждала, что он закроет газету. В худшем случае, раздраженно бросит ее в сторону. В лучшем — объявит, что они поедут вместе.

Но он не отозвался. Даже не оторвал глаз от газеты. Она встала и подошла к окну. Она все еще ждала.

Газета зашелестела. Он перевернул страницу. Анна поняла, что он даже не слышал ее слов.

Она подождала еще немного, потом, несмотря на мороз, стала открывать окно. Рама примерзла и не поддавалась. Анне даже пришлось ударить по ней ногой.

— Анна, что ты делаешь? Здесь достаточно воздуха! — послышалось из-за газеты.

— А мне нечем дышать!

Не оглядываясь на Вениамина, она влезла на подоконник и упала на спину в мягкий, влажный снег. Закрыла глаза и полежала неподвижно. Потом начала медленно двигать руками и ногами.

В сочельник в Рейнснесе они с Карной всегда так играли. Здесь, в Страндстедете, ангелов не изображали. Здесь просто умирали от удушья.

Она глубоко вздохнула. От движений снег проникал под платье. Спина у нее была уже мокрая. Словно она плыла в воде. Или лежала среди строф в новых нотах, которые разучивала с Диной. Смётана. «Моя Родина».

Анна начала напевать. Открыла глаза и увидела фиолетовое зимнее небо с мириадами звезд. Звезды таили знаки ее жизни, но истолковать их она не могла.

В освещенном-окне возник Вениамин. Председатель местной управы. Он казался прозрачным. Словно марля из его докторского чемоданчика.

Когда он перестал быть Вениамином? Должно быть, очень давно. Просто до сегодняшнего вечера она этого не понимала.

И, глядя на него снизу вверх, она вдруг вспомнила его лицо, каким оно было, когда они лежали на жесткой студенческой кровати Акселя.

Как мало она тогда понимала! Это было даже трогательно.

— Прости, Господь, мои желания! — пропела она человеку, стоявшему в окне.

— Анна! Ради Бога, что ты делаешь?

— Прости, Господь, мои желания! — пела она.

Это был совершенно новый Смётана. Родина. Отечество. Жесткая студенческая кровать. Где радость от того, что они согрешили вместе? Куда исчез этот дивный, свободный страх? В Нурланде они потеряли его. Потеряли все. Она потеряла Молодость, Любовника и Отечество. Страндстедет задушил все чувства. Вместе с окружным доктором, ставшим теперь председателем местной управы.

Она запела громче:

— Прости, Господь, мои желания!

— Анна!

— Тс-с-с! Речь идет о жизни и смерти. Я вместе с ангелом лечу в открытое море. Я разговариваю со Сметаной и звездами о моих желаниях.

— Я должен идти, Анна. Меня ждут.

Она слышала, что он хотел засмеяться. Но у него это не получилось, не то что у нее. Она снова громко запела.

— Ты озябнешь и промокнешь! — сказал он.

— Как все, кто плывет по морю!

Он странно посмотрел на нее. И исчез из окна. Кто он, этот человек?

Глава 15

Карна всегда знала, что ей придется уехать из дому, чтобы учиться. Может, получить диплом. Но до этого было еще далеко.

Анна читала вслух газетные статьи о доступности образования для женщин и говорила, как повезло Карне; ее отец понимает, что знания необходимы не только мужчинам.

Правда, Вениамин воспротивился тому, чтобы Карна жила у вдовы в Тромсё и училась в женской гимназии фрёкен Тесен. Хотя, по мнению Анны, так было бы проще и ближе.

Вместо этого он написал в Берген Дагни Холм, вдове ленсмана. Племянница Дагни, у которой было трое почти взрослых детей, была готова принять Карну к себе. Ей предоставят отдельную комнату, и она будет жить в семье, как своя. Со временем они научатся справляться с ее припадками. И она даже сможет брать уроки пения.

Но когда обо всем было договорено, Карна заявила, что она в Берген не поедет. Ни за что. Она не собирается учиться в гимназии. Или брать уроки пения. Ее вполне устраивает, как она поет.

Она хочет жить дома. В Страндстедете.

На первых порах Вениамин сдержался и захотел узнать, что послужило причиной отказа. Может, страх перед чужими людьми?

Но тут выяснилось, что Карна уже не ребенок и он плохо знает свою дочь.

А он-то думал, что знает и может читать ее, как знакомые параграфы отчетов в комитет по здоровью. Но он ошибся.

Сперва Карна отказалась от каких-либо объяснений. Она не поедет ни в Берген, ни в другое место, и точка.

Вениамин пожаловался на нее Дине. Та засмеялась. Разве он не знает, что, когда Карна остается ночевать в «Гранде», она приходит туда не только затем, чтобы повидаться с бабушкой? Разве она не призналась им, что ночует там лишь затем, чтобы в шесть утра в любую погоду постоять у открытого окна? В шесть утра! И только для того, чтобы видеть, как Педер Олаисен идет на верфь.

— Она увидела его в сердечке, сложенном из пальцев, — объяснила Дина и, наблюдая одним глазом за Вениамином, продемонстрировала, как это делается.

Кроме того, по словам Дины, Карна, не спросив ни у кого разрешения, заказала себе платье в модном магазине Ханны. Педером объяснялось и то, что она вдруг осмелела и стала посещать вечера, не беря с собой Библию.

Неужели они не знают, что Карна пользуется каждым случаем, чтобы покружиться на танцах в объятиях Педера Олаисена? Будь то вальс, мазурка, да что угодно! Она порхает под любую музыку.

— Но ведь в десять часов она всегда бывает дома! — дрогнувшим голосом возразил Вениамин.

— Да, я предупредила Педера, что с его стороны будет благоразумным вовремя приводить Карну домой.

— Но я ни разу не видел его у наших ворот!

— Правильно, я посоветовала ему позаботиться, чтобы у ворот Карну встречала Биргит, а он сам сразу же уходил.

То, что не было известно Вениамину, было известно всем дамам и сплетницам Страндстедета: Педер Олаисен слишком сильно прижимает к себе докторскую дочку. Это уже почти неприлично.

Биргит сообщила Карне об этих слухах и получила объяснение: Педер боится, что во время танцев у нее случится припадок. Он очень сильный. Поэтому так крепко держит ее. Неужели Биргит не понимает? Ему просто трудно рассчитать, сильно или не сильно он прижимает к себе Карну.

Биргит не была уверена, что ее убедило объяснение Карны, но промолчала. Почему бы?

Карна была вызвана в кабинет к папе. Немедленно!

Она остановилась в дверях, зная, что речь пойдет о Бергене.

Сперва она молча слушала Вениамина. Потом ей стало грустно. У него был такой глупый вид, когда он объяснял ей, что ей следует чувствовать и думать.

— Я не поеду в Берген, — сказала она и хотела уйти.

Вениамин налился краской, заставил ее сесть и позвал Анну.

И Анна сказала все то, что забыл сказать папа. Но Карна стояла на своем. Вениамин рассердился и вскочил, Анна предостерегающе посмотрела на него.

Он снова сел и продолжал свою речь.

Карна должна помнить, что немногие девушки имеют возможность учиться. Слышала ли она, чтобы какая-нибудь девушка проявила неблагодарность и отказалась научиться чему-нибудь, кроме домоводства? Они прекрасно видят, что из Карны не получится хорошей хозяйки. Она слишком нерасторопна. Чего она хочет? Может, им следует выдать ее замуж? За какого-нибудь старика? Выдал же ленсман Дину, когда ей было всего шестнадцать. Это, что ли, ей по душе?

Карна поняла, что ее час пробил.

— Да! Я хочу выйти замуж за Педера! Он тоже хочет жениться на мне. Но боится поговорить с вами, потому что бабушка сказала ему, что это вас напугает. Но если бабушка могла в шестнадцать лет выйти за старика, значит, и я могу сейчас выйти замуж. Тем более что Педер не старик!

Анна испугалась, а папа сидел с таким видом, словно получил затрещину.

— Карна, — сказала Анна. — Замужество — очень серьезный шаг.

— Знаю, но все-таки люди женятся.

— Ты еще сопливый ребенок! — сердито сказал папа.

— Я уже не ребенок. И я всему научусь, когда выйду замуж за Педера. Мне ничего не нужно. Даже пианино…