Темное эхо - Ф. Коттэм

— Разумеется, — вновь кивнул он. — Встретимся завтра на рассвете. „Сиддли“ будет вас ждать».

«28 июля 1927 г.

Я только что вернулась из Ливерпуля. В жизни так не выматывалась. Старший детектив-инспектор Белл из ливерпульского полицейского управления наконец снизошел до моих прошений об аудиенции. Не исключено, что полчаса своего драгоценного времени он согласился выделить благодаря сенсационным газетным заголовкам. Три дня назад Хелен Сайкс стала четвертой женщиной, исчезнувшей в нашем уголке Южного Ланкашира. Три другие женщины сами по себе не удостоились упоминания в прессе. Слишком бедны и невзрачны, надо полагать. Однако Хелен красива и происходит из состоятельной семьи. Я пользуюсь настоящим временем, потому как надеюсь, что она жива. Однако с каждым проходящим днем надежда на это тает, и даже старший инспектор Белл вынужден тут согласиться. У Хелен не имелось причин инсценировать собственное исчезновение. Точно так же она ни за что не проигнорировала бы призывы объявиться, опубликованные во всех выпусках „Дейли пост“ и „Эхо“, которыми торгуют мальчишки-разносчики на каждом углу.

Белл занимает более высокую должность, чем ухажер Веры. Он, кстати, ничем не дал понять, что слышал мое имя, когда я вошла к нему в кабинет после длительного ожидания. С другой стороны, я сидела в его приемной, а не в главном зале, где пол застлан зеленым линолеумом, повсюду разбросаны раздавленные окурки, а в воздухе стоит запах пота, страха и отчаяния. Впрочем, ждать в приемной ничем не лучше. У них на двери стоит внушительный латунный замок, а сама створка с угрожающим шипением скользит по тяжелой стальной раме, вделанной в пол и потолок. Стулья с зеленой обивкой, темно-коричневый лак и тишина этой приемной символизируют арест столь же убедительно, как если бы в комнате вместо двери стояла решетка, а я сидела в наручниках. Единственный путь на свободу лежал через кабинет Белла.

Здесь все четыре стены были украшены полицейскими жетонами, дипломами и грамотами за безупречную службу. Ливерпуль — портовый город, а значит, и преступлений в нем предостаточно. Инспектор выглядел ему под стать: такой же непреклонный и жесткий, словно его высекли из гранита. Хотя я думала, что Белл окажется коренастым и воинственным, на деле выяснилось, что он худощав, спокоен, но глаза его были холодны, а в ладони чувствовалась сталь, когда он пожал мне руку, приподнявшись из-за стола. Затем он пригласил меня присесть. „Прошу“, — сказал он, показывая на один из стульев с жесткой, высокой спинкой. Хватило одного этого слова, чтобы я распознала густой, гнусавый скаусский говор: его я порядочно наслушалась на отцовской верфи. Тут же стало ясно, что мистер Белл происходит из низов, начинал с патрулирования улиц и поднялся по служебной лестнице исключительно благодаря своим качествам. У стены я заметила стеклянную витрину с дубинкой и шлемом констебля. Не сомневаюсь, что именно с ними он начинал свою карьеру. Не требовалось большого воображения, чтобы представить его на Скотленд-роуд в час закрытия пивных, когда он, залитый жидким светом уличного фонаря, учил буянивших пьянчужек уму-разуму с помощью вот этой дубинки из тяжелого, плотного дерева.

Мистер Белл предложил кофе, но я отказалась. Тогда он налил нам по стакану воды из графина, что стоял у него на столе, развел руками и сказал:

— Меня, конечно же, заинтересовало ваше заявление, будто вы обладаете определенными сведениями о пропавших женщинах.

— Хелен Сайкс — моя подруга, — ответила я.

— Наши саутпортовские коллеги предпринимают все возможные усилия к ее розыску, — заявил он.

— Да, но у них недостает вашего опыта и ресурсов. К тому же они занимают не столь высокую должность. И хотя две пропавшие женщины являются жительницами Саутпорта, еще два случая касаются других населенных пунктов в нашем районе. Все это подпадает под вашу юрисдикцию. Правда ведь?

Он не ответил на мой вопрос, а просто сидел и разглядывал меня поверх сцепленных пальцев.

— Что ж, мисс Бойт, слушаю вас внимательно.

В кабинете инспектора стояла духота. Хотя на одном из шкафов я заметила вентилятор с загнутыми лопастями, напоминавшими пропеллер „сопвита“, Белл почему-то его не включил, а, напротив, держал распахнутым окно, откуда вливалась уличная жараэ С моего места я могла видеть вдохновляющий пейзаж: глухая кирпичная стена, за многие десятилетия пропитавшаяся копотью дымовых труб ливерпульских фабрик. На Белла дневное пекло, судя по всему, не действовало. На нем был костюм из плотной габардиновой шерсти с галстуком, который безжалостно стягивал его шею у самого подбородка. Право носить цивильную одежду вместо униформы он заработал тяжелым трудом и не собирался расставаться с ней в угоду метеорологическим прихотям.

Я рассказала ему про инцидент с участием Гарри Сполдинга, что произошел семь лет тому назад в гостинице „Шелбурн“. Ни про Мика, ни про Боланда я не упомянула, потому что не хотела объяснять, чем же я занималась тогда в Дублине.

Он ни разу не спустил с меня глаз. Когда я закончила, он сказал:

— Семь лет назад… Порядочно воды утекло.

Я открыла портфель, который захватила с собой, и вынула оттуда заранее припасенную фотографию.

— Что это?

— Аэрофотоснимок лужайки того особняка, который Сполдинг снял на лето на улице Роттен-роу. Сделан неделю тому назад. Недвусмысленное и ясное доказательство того, что землю недавно разрывали. Он прячет трупы, господин старший инспектор. Закапывает женщин у себя под окнами.

Белл уставился на фотографию, но брать в руки не стал. Это мне не понравилось.

— Откуда это у вас?

— Я авиатор, господин старший инспектор. Арендовала один из аэропланов, который во время войны применялся для разведки с воздуха. Облетела дом Сполдинга с фотокамерой, установленной на фюзеляже.

Белл по-прежнему не сводил глаз с фотографии.

— Закон не возбраняет копаться в саду, — сказал он.

— Сполдинг — чудовище!

Тут он наконец посмотрел мне в лицо. Взгляд неприятный. Затем он улыбнулся, и в этой улыбке не было ничего обнадеживающего.

— Несколько недель тому назад мистер Сполдинг выиграл пять тысяч фунтов в очко, — сказал он. — И всю эту сумму — до последнего пенни! — отдал местным благотворительным обществам. Детский приют получил тысячу фунтов. Такие деньги способны изменить всю их жизнь. Они отремонтируют себе кровлю. Купят учебники и одежду для воспитанников. Зимой в их печах будет гореть уголь, знаете ли. Добрая еда для сирот, которые ходили голодными всю свою жизнь.