Марксизм: не рекомендовано для обучения - Борис Кагарлицкий

Социалистические партии предлагали национальным меньшинствам перспективу интеграции в общество, которая не требовала отказа от собственной культуры. Для пролетарского интернационализма начала XX века все это просто не имело значения. Важна была принадлежность к классу. Все остальное превращалось во второстепенный вопрос, тему частных разговоров. Сознательный пролетарий должен был сознавать свое братство со всеми трудящимися мира, независимо от того, где, под какой властью они живут, на каком языке они говорят и какому богу молились их родители.

Подавляющая масса еврейских низов в конце XIX века с энтузиазмом вступала в марксистские партии. Опыт дискриминации и угнетения в сочетании с новым классовым сознанием делал представителей еврейских низов активными участниками революционного движения. А сосуществование многочисленных общин по всей Европе давало еврейскому ремесленнику, пролетарию или интеллектуалу наглядный урок практического интернационализма. Только сочувствие единоверцам, разбросанным по миру, сменялось куда более мощным и позитивным переживанием солидарности с объединяющимися в мировом масштабе миллионами сознательных рабочих.

Легко догадаться, что в подобной ситуации буржуазные верхи общины и ее традиционные религиозные лидеры стремительно теряли контроль над низами. Еврейские низы были крайне опасным материалом. Их лояльность по отношению к национальному государству (и восприимчивость к его «имперской» пропаганде) была явно понижена, а радикализм, соответственно, повышен в сравнении со «среднестатистическим» уровнем. Нужен был механизм, позволявший хотя бы частично восстановить контроль. Он был найден, точнее, позаимствован из арсенала европейского национализма.

Для того чтобы «своя» буржуазия получила влияние на «свои» массы, необходимо было «свое» государство. Такое государство можно было построить, только отняв кусок чужой земли, поскольку своей уже две тысячи лет как не было. При этом евреи должны были стать «народом как все» (что на практике как раз означало ликвидацию специфической еврейской идентичности и уникальной культуры). Поразительным образом сионизм соединил программу борьбы против социальной и национальной ассимиляции (интеграции евреев в сложившееся «христианское» общество) с идеологией культурной сверхассимиляции (евреи должны создать общество и государство такое же, как у всех остальных).

Сам по себе процесс переселения создавал идеальные возможности контроля, поскольку десятки, а потом тысячи людей отрывались от родных мест, попадали в полную зависимость от сионистских структур, организовывавших и оплачивавших переезд, а по прибытии на место - от национально-государственных структур, создаваемых в Палестине.

Тот факт, что на первых порах сионизм выступал с крайне радикальной социальной программой, не должен вводить в заблуждение. Учитывая революционные настроения, владевшие еврейскими массами в Восточной Европе, откуда шла большая часть переселенцев, никакая другая идеология, кроме левосоциалистической, получить поддержку не могла.

Сионистские организации повсеместно развивались в остром соперничестве с левыми движениями, включая и революционные еврейские группировки, созданные по этническому признаку («Бунд», Социалистическая еврейская рабочая партия - СЕРП). В этом соперничестве они почти наверняка проиграли бы - переселенческие общины в Палестине не достигли бы критической массы, необходимой для создания государства, - если бы не успех нацизма в Германии. Массовые репрессии, а затем и угроза полного уничтожения вытолкнули из Европы множество людей, а ужас концентрационных лагерей дал идеологическое и моральное обоснование сионистскому проекту. Довершила успех совместная поддержка США и Советского Союза, пытавшихся ослабить на Ближнем Востоке позиции дряхлеющей Британской империи.

Между тем «собственное» национальное государство не просто получилось в Израиле «как у всех», но и выработало систему жесткого корпоративного контроля над населением. Находясь в постоянном конфликте с соседями, Израиль неизбежно должен был стать зависим от внешней поддержки, что превратило его в конечном счете в инструмент внешней политики Соединенных Штатов.

Легко догадаться, что строительство Израиля сопровождалось ростом антиеврейских настроений в арабских массах, причем далеко за пределами Палестины (тем временем национальное движение палестинских арабов начало заимствовать идеологические клише сионизма - «народ без земли», «право на возвращение» и т.д.).

Критика сионизма оказалась удобным прикрытием для пропаганды крайне правых, стремившихся избежать обвинений в прямом цитировании нацистских идей. Однако подобный «антисионизм» (в отличие от марксистской критики сионизма) не содержит ничего нового по сравнению с традиционным антисемитизмом. По большей части она направлена на поиски еврейского заговора, стоящего за спиной левых и демократических организаций. Показательно, что такая «антисионистская» пропаганда часто завершается обращенными к евреям призывами «убираться в свой Израиль» (т. е. выполнять программные требования сионистов).

Неолиберальные реформы конца XX века и реставрация капитализма в Восточной Европе создали ситуацию масштабного социального кризиса, вызвали деклассирование изрядного количества людей. Ужас от столкновения со слепыми рыночными силами, описанный Фроммом применительно ко временам раннего капитализма и к Великой депрессии 1929-1932 годов, повторился, причем как на Западе, так и в Восточной Европе. В схожих социальных условиях развиваются и схожие идеологии.

Аргументом антисемитской пропаганды в России конца XX века становится существование целой группы «еврейских олигархов», появление которых вызвано примерно теми же причинами, что и возникновение еврейской буржуазии на Западе в эпоху раннего капитализма. Представители национальных меньшинств, обреченные на вторые роли в рамках советской номенклатуры 1970-1980-х годов, к началу перестройки неожиданно оказались на идеальных стартовых позициях. Вторые роли стали в чем-то выигрышнее первых. Ведь высокопоставленные партийные и государственные функционеры не могли открыто присваивать себе государственную собственность, им нужны были младшие партнеры, посредники, через которых будут проводиться подобные операции. Посредники, естественно, не забыли о собственных интересах, причем настолько, что многие из них, перестав быть младшими партнерами номенклатурного капитала, сделались самостоятельными олигархами.

Новый национализм, исламофобия

Каковы бы ни были преступления новоявленных предпринимателей, наживших капитал на разграблении государственного имущества, каково бы ни было их этническое происхождение, главная причина роста ультраправых настроений на рубеже XX и XXI веков лежит в общих процессах развития капитализма.

Неолиберальная реакция подорвала не только систему социальной защищенности, но ослабила и социальные связи между людьми. В условиях дефицита солидарности растет потребность в появлении символического общего врага, что позволило бы соединить людей хотя бы на символическом уровне. Чем более деклассировано общество, тем легче им манипулировать, причем различные идеологии, направленные на манипулирование массами, часто находятся в состоянии соревнования.

Национализм заполняет вакуум, растущий по мере того, как миллионами людей осознается лживость обещаний либеральной идеологии. В первой половине XX века классовая организация рабочих не допустила возникновения подобного идеологического вакуума. Дело не только в том, что пролетарии объединились вокруг социалистической программы. Рабочее движение было способно осуществить гегемонию, ведя за собой значительную часть мелкобуржуазного и деклассированного населения.

В 1929-1932 годах гегемония левых была ослаблена. Само рабочее движение в условиях Великой депрессии оказалось дезорганизованным, профсоюзы потеряли многих членов и часть влияния. Это было дополнено расколом рабочих партий на противостоящих друг другу социал-демократов и коммунистов, причем в среде последних происходило собственное размежевание между сталинистами и левой оппозицией. Итогом стала победа нацизма в Германии. Победа, обеспеченная не только большинством голосов на выборах, но и идеологическим влиянием среди безработных, мелкой буржуазии и даже части рабочих.

В конце XX - начале XXI века ситуация оказалась во многом похожа, но с идеологической точки зрения даже более драматична. Кризис неолиберального капитализма вызвал массовое недовольство. Но общество страдает от социальной дезорганизации, классовые связи ослаблены. А с другой стороны, фиаско потерпели обе исторические формы левого движения, действовавшие в индустриально-развитых странах на протяжении ушедшего века.