История Спарты (период архаики и классики) - Лариса Печатнова

Перед нами данные приблизительно за 150 лет. Каковы же причины, вызвавшие столь катастрофическое исчезновение спартанского гражданства? Исследователи насчитывают, по крайней мере, несколько таких причин, большая часть которых, по их мнению, лежит в сфере внеэкономических отношений. Сюда относят и многочисленные войны, и землетрясение 464 г., и низкую рождаемость, и суровость спартанской дисциплины022_36. Однако каждая из этих причин в отдельности и все они вместе не дают удовлетворительного объяснения факту постепенного и правильного вымирания целого сословия.

Конечно, война вносила свою лепту в этот процесс, но не большую, чем, скажем, в Афинах. При этом надо учесть, что военные действия, как правило, велись далеко от спартанской территории, и мирное население от них не страдало. Землетрясение 464 г. вряд ли имело такие уж разрушительные последствия для спартиатов, как это рисует Диодор (XI, 63, 1 - число жертв в 20 тысяч, без сомнения, преувеличено, если учесть отсутствие лавы и густой городской застройки). Во всяком случае, на другие слои населения, кроме спартиатов, землетрясение не оказало существенного влияния022_37. Если бы дело было только в землетрясении, то количество граждан, резко уменьшившись в 464 г., потом оставалось бы, по крайней мере, на том же уровне022_38. Но этого не наблюдается.

Как мы уже говорили, иногда видят одну из главных причин спартанской олигантропии в низкой рождаемости в среде спартиатов. Бесспорно, это явление имело место не только в V-IV вв., но и гораздо раньше. Отчасти оно объясняется идущей еще от Ликурга искусственной сегрегацией полов и вследствие этого развитием гомосексуализма. В борьбе с падением рождаемости обычно прибегали в мерам морального давления, особенно действенным в закрытых обществах, где специально культивировалась нетерпимость к любым отступлениям от нормы. Не ограничиваясь моральным осуждением безбрачия, в какой-то момент прибегли даже к мерам юридического характера, введя новые поощряющие рождаемость законы (Arist. Pol. II, 6, 13 1270 b 2-5).

Но объяснить олигантропию только традиционной для спартиатов низкой рождаемостью невозможно. Само по себе падение рождаемости, если оно не было вызвано какой-то экстремальной ситуацией, ни в одном обществе не может привести к столь быстрому уменьшению гражданского населения, как это было в Спарте. Резкое сокращение числа полноправных граждан в масштабах всей страны, конечно, свидетельствует о наличии глубоких кризисных явлений в социально-экономической сфере, но вовсе не объясняет эти явления. Бесспорно, существовала известная связь между упадком гражданского сословия в Спарте и кастовым характером ее социальной политики. Спартанская аристократия, проникнутая духом исключительности, никогда, по крайней мере в классический период, не прибегала к обычному для прочей Греции способу пополнения своего гражданства - кооптированию новых граждан из наиболее богатой и влиятельной верхушки метеков и иностранцев022_39. В этом, по мнению Аристотеля, главная причина спартанской олигантропии, которая ко времени написания "Политики" приобрела уже необратимый характер (Pol. II, 6, 12, 1270 a)022_40. Упорное нежелание правящей корпорации расширить круг спартанских граждан или хотя бы положить конец превращению гомеев в гипомейоны привело Спарту к самым катастрофическим последствиям: за полтора века количество граждан призывного возраста сократилось с 10 до 1 тысячи022_41.

Как нам представляется, закон Эпитадея значительно ускорил процесс "вымывания" гражданского сословия и eo ipso сделал его необратимым. Оформивший право спартиатов на отчуждение земли, он после законодательства Ликурга стал важнейшим этапом в спартанском гражданском праве. Ретра Эпитадея - явное свидетельство того, что традиционный ликургов порядок, типичный для классической Спарты, больше не соответствовал положению вещей. Но и сама ретра, со своей стороны, усилила новые тенденции, которые достигли кульминации в эллинистический период. Ретру Эпитадея, таким образом, можно считать "поворотным пунктом в экономической и социальной истории Спарты"022_42.

Фактически спартанские граждане могли теперь свободно распоряжаться своими наделами, тогда как раньше их клеры были неделимыми и передавались, по-видимому, в виде майората только старшему сыну. В этом и заключалась новизна ретры, ибо она допускала полную свободу дарения и завещания даже при наличии законных наследников. Те тенденции, которые в обход закона давно уже исподволь развивались в спартанском обществе, были, таким образом, закреплены юридически. Н. Д. Фюстель де Куланж, оценивая закон Эпитадея как "ниспровержение древнего права", пишет, что с его введением "законодательство Спарты проделало больший путь за один день, чем законодательство Афин - за несколько веков"022_43.

И Аристотель, и Исократ, не так уж далеко отстоящие от времени Эпитадея, оба считали, что последствия этого закона сказались немедленно и что перемещение собственности произошло сразу (Arist. Pol. II, 6, 10, 1270 a; Isocr. VIII, 95-96). По всей вероятности, большинство клеров моментально оказалось в руках небольшого числа собственников, и именно этот результат так поразил Аристотеля, Исократа и Плутарха, которые естественно связали его с известной им юридической акцией, взяв ее за точку отсчета. Аристотель, отмечая быстро растущую диспропорцию между богатством и бедностью (th;n ajnwmalivan th'" kthvsew" - Pol. II, 6, 10, 1270 a 17), объясняет ее тем, что земля перешла в руки немногих (Pol. II, 6, 10, 1270 a 18). Плутарх, писавший о конце этого процесса, уверяет, что в Спарте к моменту реформы Агиса и Клеомена осталось не более ста собственников земли. Все же остальное гражданское население выродилось в жалкую и нищую толпу (oJ o[clo" a[poro" kai; a[timo" - Agis 5, 7).

Н. Д. Фюстель де Куланж, а вслед за ним и ряд других ученых, как нам кажется, верно раскрывают механизм этого явления. По мнению Н. Д. Фюстеля де Куланжа, быстрое и, на первый взгляд, одноактное перемещение собственности и концентрация ее в немногих руках были вызваны к жизни вовсе не исключительно законом Эпитадея. Социально-экономические сдвиги в спартанском обществе исподволь готовились в течение многих поколений и задолго до ретры Эпитадея "сложилась такая ситуация, что мелкий собственник владел своей собственностью только номинально и земля принадлежала ему только как легальная фикция"022_44. Закон Эпитадея уничтожил эту фикцию, он избавил людей от необходимости идти в обход закона и осуществлять фактическую продажу земли без юридического ее оформления.

Н. Д. Фюстель де Куланж и М. Хвостов разъясняют, как с их точки зрения происходило перемещение недвижимости до принятия ретры Эпитадея022_45. Древние законоположения, идущие еще от Ликурга, запрещали спартиату отчуждать землю, но они не могли воспрепятствовать ему уступать кредиторам часть дохода с клера или даже весь доход, т. е. апофору илота. Таким образом de facto клер вместе с сидящими на нем илотами переходил в собственность кредитора, хотя de jure владельцем считалось другое лицо. Подобная форма ипотеки практиковалась, особенно в раннюю эпоху, и в других полисах Греции. Закон Эпитадея просто легализовал уже существующее положение вещей. Благодаря ему можно было передавать не только доходы с земли, но и самую землю. Понятно, что должники, получившие право дарить или завещать свои клеры, практически могли их подарить только своим кредиторам. Последние, конечно, постарались сразу же перевести долговые обязательства (ta; klavria)022_46, под залог которых они ссужали должникам деньги, в недвижимую собственность, т. е. в землю. Вероятно, большинство клеров сразу же после издания закона Эпитадея оказалось в руках весьма ограниченного числа собственников. Этот момент как раз и заметил Аристотель, когда говорил, что земля перешла к немногим людям (Pol. II, 6, 10, 1270 a 18).

Таким образом, тенденции естественного экономического развития страны, с одной стороны, и сохранение старой цензовой системы, с другой, привели Спарту к необратимым социальным последствиям. Как справедливо замечает Ю. В. Андреев, "экономический суверенитет государства здесь, как и в большинстве греческих полисов, выражался не столько в непосредственном владении каким-то имуществом... сколько в контроле и разного рода ограничительных мерах по отношению к частной собственности отдельных граждан"022_47. Формально все меры государства были направлены к сохранению земли как высшей ценности за всей совокупностью своих граждан. Действительно, клеры можно было отчуждать только внутри класса спартиатов и только в виде дарения или завещания. Таким образом, земля как была, так и осталась после закона Эпитадея с формальной стороны собственностью государства. Но внутри этой жесткой конструкции постепенно развился процесс, полностью перечеркнувший прежний государственный суверенитет над землей и практически узаконивший частную собственность на землю со всеми вытекающими отсюда последствиями. После принятия закона Эпитадея государственная собственность на землю стала не чем иным, как принятой с молчаливого согласия всего общества фикцией.