История Спарты (период архаики и классики) - Лариса Печатнова

В конце войны спартанские полководцы научились добывать деньги у своих новых союзников и с помощью интриг (Лисандр у малоазийских олигархов - Diod. XIII, 70), и с помощью патриотических призывов (Калликратид у милетян - Xen. Hell. I, 6, 7-12), и даже с помощью откровенных угроз (Этеоник у хиосцев - Xen. Hell. II, 1, 3-5). Однако эти обложения по-прежнему оставались добровольными и нерегулярными.

Основным и самым главным источником доходов для Спарты в период Ионийской войны стало персидское золото. Согласно третьему спартано-персидскому договору 411 г., Персия полностью взяла на себя финансирование всех военных операций Спарты. Таким образом, Персия сыграла исключительно важную роль в судьбах греческого мира. Пелопоннесская война, по сути дела, была выиграна Спартою на персидские деньги. И это, конечно, явилось грозным симптомом надвигающегося кризиса. Согласно Исократу, персидский царь вложил в Пелопоннесскую войну 5 тысяч талантов (De pace, 97), и эта сумма, вероятнее всего, не является преувеличенной.

Тем не менее по окончании войны Спарте вновь пришлось вернуться к финансовой проблеме. Для содержания созданной ею державы требовались немалые средства, и без регулярного обложения союзников тут было не обойтись. Спарта решила эту проблему самым радикальным образом. Используя опыт Афинского морского союза, она учредила союзную кассу и обязала всех членов своей державы ежегодно вносить туда определенную сумму денег (ср.: Isocr. XII, 67; Polyb. VI, 49, 10). Общая сумма взносов, по словам Диодора, составляла более тысячи талантов в год (XIV, 10, 2)021_119. По расчетам Г. Парка, данная сумма отнюдь не преувеличена021_120. Если это так, то Спарта с самого начала стала взыскивать со своих новых союзников столько же денег, сколько Афины, пребывая на вершине своего могущества. Нужно заметить также, что территория, с которой Спарта могла собирать налоги, была гораздо меньше, чем территория бывшей Афинской державы. Во-первых, отсюда надо исключить малоазийские города, отданные по третьему договору Персии, во-вторых, сам Пелопоннес (члены Пелопоннесской лиги были освобождены от обязательного денежного обложения)021_121.

Из случайных намеков в источниках мы можем отчасти представить себе, на каких принципах строилась спартанская система обложения. Крупный вклад в казну, очевидно, составили те 470 талантов, которые Лисандр вернул Спарте в 404 г. (Xen. Hell. II, 3, 8). Спартанцы определили условия мирного договора с Афинами исключительно в своих интересах, без учета пожеланий членов Пелопоннесской лиги. У Ксенофонта в "Греческой истории" фиванские послы одной из главных причин своего разрыва со Спартой выставляют то, что спартанцы лишили их законной доли в добыче (III, 5, 12). Об этом же говорит и Юстин (V, 10, 12-13).

В мирный договор 404 г. спартанцы не включили пункт, касающийся выплаты фороса. Однако, как верно в свое время заметил Ф. Ф. Соколов, "это совершенно в духе древних, и особенно в духе спартанцев. Истолкование условий или законов иногда значительно расширяло их содержание"021_122. Но тем не менее, основываясь на немногочисленных и лаконичных сообщениях античных авторов, особенно Аристотеля, мы все-таки можем представить себе, что собою представлял "союзнический сбор" и на каких принципах строилась вся финансовая политика Спарты.

В "Афинской политии" Аристотель приводит подлинный текст афинского декрета 403 г., где встречается упоминание о "союзнической казне". Если учесть, что в нашем распоряжении находятся главным образом только самые краткие и косвенные свидетельства об обложении спартанских союзников, то сохраненный Аристотелем текст этого важного политического акта приобретает особое значение.

Созданная спартанцами в 404 г. казна, по всей видимости, называлась to; summacikovn. Во всяком случае, Аристотель, рассказывая о восстановлении демократии в Афинах, приводит полный текст договора между демократической и олигархической партиями (последняя находилась в Элевсине). Один из пунктов этого договора гласил, что "вносить подати с доходов в союзную казну (suntelei'n eij" to; summacikovn) элевсинцы должны наравне с остальными афинянами" (Ath. pol. 39, 2). Выражение to; summacikovn буквально может быть переведено как "союзная касса". Однако в действительности здесь речь идет не о союзном органе, ибо деньги непосредственно поступали в спартанскую казну021_123. Несколько двусмысленный способ выражения, наверное, проистекал из желания Спарты как-то скрыть свою абсолютную монополию на этот денежный налог. С полным основанием можно предполагать, что денежный взнос также официально назывался не форосом, как в Первом Афинском морском союзе, и не синтаксисом, как во Втором, а синтелией (suntevleia). К такому выводу приходят Г. Парк и Д. Лотце на основании употребленного Аристотелем глагола suntelei'n (Ath. pol. 39, 2)021_124.

Но попытка как-то завуалировать суть дела с самого начала была обречена на провал. Правильную оценку этому явлению дали Исократ (XII, 67), Полибий (VI, 49, 10) и Диодор (XIV, 10, 2). Они единодушно называли денежное обложение, существующее в Спартанской державе, форосом. Данное слово, собственно, не является техническим термином и в широком смысле означает любые денежные поборы. В таком значении оно встречается и в документальных, и в нарративных источниках021_125. Но в своем специфическом значении слово "форос" употреблялось для обозначения принудительных взносов в Первом Афинском морском союзе. Явная общность между афинским и спартанским форосом состоит в том, что, во-первых, этот денежный налог в обоих случаях был принудительным, во-вторых, он собирался не только в военное, но и в мирное время, что в спартанском союзе было еще менее объяснимо, чем в афинском. Ведь первоначально у Спарты не было никакого противника, который мог бы угрожать безопасности ее державы.

Мы постарались показать, что гармосты с гарнизонами и форос были важнейшими элементами организации Спартанской державы. В этой связи интересно заметить, что в знаменитой надписи об образовании Второго Афинского морского союза есть специальная статья, в которой предавались анафеме именно эти три символа "империализма" (IG, II2, 43 = Tod2, N 123 - mhvte froura;n eijsdecomevnw/ mhvte a[rconta uJpodecomevnw/ mhvte fovron fevronti). Весьма вероятно, что здесь имелась в виду именно спартанская державная политика.

Спартанцы не достигли успеха в использовании этих методов и не нашли никакого себе оправдания в глазах своих союзников. "История Спартанской империи, - пишет Г. Парк, - иллюстрирует, насколько опасно строить свой успех на нарушении принципов политической морали. Таким антиморальным, например, был шаг Спарты в сторону Персии. Спарта немного получила от этого союза. Главное его детище (имеется в виду Лисандр. - Л. П.) - это человек, который был готов на кооперацию с Персией до любого предела"021_126.

Уже в древности не раз высказывалась мысль, что спартанская гегемония над Грецией была началом гибели Спарты. Так, по словам Исократа, "политический строй лакедемонян, который в течение семисот лет никто не увидел поколебленным... оказался за короткое время этой власти [спартанской гегемонии] потрясенным и почти что уничтоженным" (VIII, 95). Точно такую же точку зрения на спартанскую гегемонию высказывал и Плутарх в биографии Агесилая: "Начало порчи и недуга Лакедемонского государства восходит примерно к тем временам, когда спартанцы, низвергнув афинское владычество, наводнили собственный город золотом и серебром" (5). Гранью, таким образом, для Плутарха является конец V - начало IV в.

По мнению Аристотеля, упадок Спартанского государства был связан непосредственно с его гегемонией над греческим миром: "Лакедемоняне держались, пока они вели войны, и стали гибнуть, достигнув гегемонии: они не умели пользоваться досугом и не могли заняться каким-либо другим делом, которое стояло бы (в их глазах) важнее военного дела" (Pol. II, 6, 22, 1271 b 5-10).

Из этих немногих цитат видно, что уже в древности греческие философы и историки подметили важный сдвиг, который произошел в спартанском обществе на рубеже веков. Они совершенно правильно определили момент, начиная с которого Спарта вступила в полосу глубокого кризиса, и столь же верно наметили основные причины этого явления. Пользуясь современной терминологией, можно следующим образом суммировать их мнения. Спарта оказалась несостоятельной в своей внешней политике и в силу "узкой специализации" ее граждан, и в силу отсутствия какой-либо конструктивной идеи, способной вновь объединить греческие полисы, но уже под спартанским руководством. Как верно отметил Г. Бенгтсон, "для политического развития Греции имело роковое значение то, что Спарта, победив в великой войне, не имела никакой конструктивной идеи для нового оформления эллинского мира, в котором поражение Афин создало еще незаполненный вакуум. Особенно недоставало Спартанской архэ великой национальной идеи, такой, например, как идея морского союза под предводительством Афин в борьбе эллинов против варваров"021_127. "Военная каста на Евроте" при строительстве своей державы не сумела создать и использовать другие средства и методы, кроме чисто военных. Достаточно вспомнить, что единство и связь полисов в Спартанской "империи" призваны были поддерживать исключительно военные должностные лица, гармосты, и исключительно военными методами, т. е. путем насилия. Как это ни парадоксально звучит, но для Спарты ее победа в Пелопоннесской войне по-своему оказалась роковой. Она неизбежно поставила перед ней задачи, которые Спарта не могла и не умела решать. По словам А. И. Доватура, после Пелопоннесской войны для Спарты "наступают новые времена, когда перед спартанцем возникает задача показать себя не только как воина, победителя, покорителя, но и как гражданина, правителя, организатора. Спартанцы оказались не на высоте положения и начали гибнуть"021_128.