Город Брежнев - Шамиль Идиатуллин

Надо было проверить впечатления, причем сделать это на удобной территории. Удобнее всего было УВД, но оттуда Хамадишин уже ушел и вернуться, не вызвав подозрений преследователя, не мог. И вообще не мог: он и без того нарушил приказ на время отстранения не подходить к управлению, отделениям и опорным пунктам ни на шаг. Правильно сделал, что нарушил, – в управлении, похоже, никто не почесался развернуть не только нормальную работу, предусмотренную положением о чрезвычайной ситуации, но и наладить элементарное наблюдение с фиксацией участников беспорядков. Видно, весь УВД пересрался, заперся по кабинетам, залез под столы и по цепочке запрашивал инструкции у такого же пересравшегося начальства. И первым, видимо, пересрался майор Еременко, еще вчера уверенно и темпераментно грозивший Хамадишину с Ильиным беспристрастным разбирательством и всей строгостью советского закона. Телефон у него сперва был занят, а потом Еременко не брал трубку.

Тогда Хамадишин позвонил Штильбергу и велел срочно прислать к УВД пару ребят потолковей – и с фотоаппаратами. Штильберг то ли не знал про отстранение, то ли предпочел не спорить, поворчал только насчет того, что он не фотолаборатория, вообще-то. Камеры он, конечно, нашел, пусть и дурные, причем у одного из прибывших бэкадэшников была аж зеркалка-автомат «Зенит», у другого, правда, старенький, но вроде рабочий «ФЭД». До него и докопалась оборзевшая пацанва – спасибо, без ущерба для аппарата и фотографа. «Зенитчик», поставленный на противоположной стороне площади ровно с тем же заданием – незаметно снимать лица участников незаконной акции, – оказался не таким кретином, сумел остаться незамеченным и уже бежал домой с командой рано поутру проявить пленку в лаборатории НТЦ. Послать его к экспертам-криминалистам Хамадишин не решился – те точно знали об отстранении капитана и могли все испортить.

«ФЭДовца», опозорившего светлое имя Феликса Эдмундовича, Хамадишин тоже отправил домой – охлаждать голову, чистить руки и писать словесные портреты напавших на него хулиганов. Причем немедленно, до того, как отрыдается и накатит стакан с соседями по общаге, – без этого парнишка явно обойтись не мог, здорово перетрухал.

Преследователя тоже удобнее всего было бы заманить в общагу к бэкадэшникам, а еще лучше в малосемейку УВД – к тому же Ильину, чтобы Сашок, тварь такая, сам и расхлебывал все, что натворил. Но своей общаги у бэкадэшников не было, от малосемейки Хамадишин ушел довольно далеко, возвращение и прочие маневры могли насторожить пацана – да и Ильина капитан видеть и слышать не хотел.

Хамадишин на ходу зажмурился и тряхнул головой, но не успел вытрясти ту минутку послепраздничного вечера, короткую и неисправимую. И снова пацан, вытянувшийся к форточке, ловил удар в почку – хороший, хлесткий, не оставляющий ни следов, ни дыхания, – и не оседал, как положено, а будто выпрыгивал назад с прогибом, звучно поймав затылком угол стола, дергал локтями и коленями, зависал на миг и рушился на пол с негромким, но глушащим Хамадишина шелестом и стуком, и обвалившаяся ватная тишина давила шаги Ильина, который обходил стол, снисходительно смотрел вниз, поддевал неподвижного пацана носком блестящего ботинка, уверенно заявлял что-то – судя по движению губ, «хорош прикидываться», потом зыркал на Хамадишина, снова смотрел вниз, падал на колени, не щадя наглаженных брюк, и принимался ощупывать и теребить пацана, а Хамадишин глядел на это и глядел, хотя очень хотел зажмуриться, еще больше хотел оказаться в любом другом месте и совсем отчаянно – чтоб это был сон и он бы сейчас проснулся, а никакого мертвого пацана нет и не было.

Он больно, шеей и висками, задавил мучительный стон, поймал подошвой комок грязи, тщательно соскреб его о бордюр и, оглядевшись за это время, установил, что пацан так и маячит позади, а сам Хамадишин подошел к дому Еременко. Гостевать здесь капитану не довелось, зато довелось пару раз заехать с водителем, чтобы забрать майора на городское совещание. Это судьба, решил Хамадишин. Вернется Еременко не скоро – ему еще штаны отстирывать и начальству рапортовать, самому разному, от горкома до республиканского, а то и союзного министерства – ЧП, как ни крути, масштабное. Но если повезет, к возвращению усталый недовольный майор получит доказательства того, что конторы – не стихийное развитие вечной пацанской игры в казаки-разбойники и не межуличное противоборство, а результат серьезной организованной работы преступных элементов, переходящих от мелкого хулиганства к дерзким антигосударственным проявлениям вроде массовых акций протеста и слежки за сотрудниками милиции. И сейчас у нас есть шанс назвать хотя бы пару элементов по именам. Тогда Еременко, мерзавец, поймет, что не стоит выщелкивать заслуженного офицера с огромным опытом и верхним чутьем, как шашку в детской игре «чапаевцы». Тем более офицера, за которым охотятся малолетние мерзавцы, науськанные взрослыми преступниками.

В том, что это охота, Хамадишин почти не сомневался. Нормальный почерк шпаны: узнать, где живет, дождаться, пряча в рукавах арматуру или стальные трубы, пока капитан пойдет «по гражданке», попросить закурить, дальше дело техники и металлоконструкций. Даже если поймают, нападение на сотрудника не пришьешь – откуда они знали-то, что грубый дядя на самом деле милиционер? Впрочем, если охоту организовал Гиммлер или Кадет, могли и по фуражке стукнуть, оборзевшие ведь вконец.

Плохо, что вариантов слишком много: Гиммлер с Кадетом, Челентано с Клоссом, цеховики, пытавшиеся наладить в подсобке ЗЯБа подпольное производство трехрублевых пакетов с Боярским и Пугачевой, – впрочем, эти предпочитали откупаться, а не отбиваться, – в конце концов, родня убитого пацана. Последнее совсем навряд, не Сицилия все-таки, но чем черт не шутит. С другой стороны, хорошо, что сейчас в этом вопросе наступит ясность – и что пацана можно не опасаться.

Пацан был совсем лопух зеленый, хоть и ростом почти с Хамадишина, явно невооруженный, необученный и готовый попадаться на любые проверки и подножки. Он доплелся до высотки, в которую вошел Хамадишин, несколько минут усердно изображал отважного советского разведчика чуть поодаль, а в подъезде не догадался подняться по лесенке хотя бы на пролет, к почтовым ящикам, где у окошка и дежурил Хамадишин. Впрочем, на явление капитана пацан отреагировал вполне натурально и на вопросы отвечал естественно, как тутошний жилец и вообще среднестатистический брежневский школьник, не склонный к застенчивости либо, наоборот, конторским ужимкам. Он и выглядел как среднестатистический школьник, например десятиклассник, хоть и с щенячьим по-детски лицом. Вряд ли десятиклассник. Помладше.

Сыновей у Хамадишина не было, дочки, считай, тоже – Надюха, уезжая, сказала, что Карину бывший муж увидит только через ее, бывшей супруги, труп. Хамадишин чуть не признался, что организовать это совсем несложно, но решил не обострять. Надюха была отходчивая, но злопамятная и некоторых шуток не понимала категорически.

Так что в среднестатистических школьниках Хамадишин разбирался не слишком. По работе приходилось иметь дело с девиантами, хоть и занимавшими все больший статистический срез. Однако за последнюю пару лет Хамадишин усвоил, что девяти-десятиклассники, как правило, прыщавые да усатые-бакенбардистые, ну и волосатые, как правило. А если волосатые, то не его клиенты.

Этот не был похож на его клиента, хотя оценить волосатость мешала кроличья шапка. Лохмы из-под нее не торчали, но щеки были округлые и без прыщей, а пушок над губой еле заметным. Значит, и впрямь щегол совсем.

Куда же ты залетел, щегол? И главное – зачем? Может, впрямь местный или там в гости к дружку приехал, а во дворе торчал, чтобы свет в нужных окнах высмотреть и понять, дома ли дружок? А все прочее – поход от УВД и натужное следопытство – просто совпадение или там игра? Хамадишин сам в детстве любил представлять себя сыщиком, разглядывать прохожих из-под надвинутой кепки и шептать в поднятый ворот отчеты воображаемому Первому.

Пацан ничего не шептал. Он спокойно смотрел в угол между кнопками и дверью, как и положено застенчивому отроку в компании старшего. А потом стрельнул глазами, будто сравнивая Хамадишина с описанием.

Ага, подумал Хамадишин. Случайно, значит. Впрочем, это тоже ничего еще не значило – ну любопытствует юноша. Бывают совпадения. Правда, такое напластование совпадений организуется не случаем, а конкретными людьми. С именами, которые необходимо выяснить. Ладно, подождем до верного.

Хамадишин вышел на десятом, где, кажется, жил Еременко, позвенел ключами, прикидывая, что сказать, если на площадку выглянет вдруг жена майора или кто-нибудь из соседей. Заготовки не пригодились, лифт уехал наверх, постоял там, потом отправился вниз. Он миновал десятый этаж, и Хамадишин подумал: ну вот и все, отбой ложной тревоги, пацан либо и впрямь разувается в квартире на четырнадцатом, возбужденно рассказывая родителям или дружку о зажигалочном нашествии на УВД с гробом наперевес, или, наоборот, спускается, обнаружив, что дружка нет дома. Капитан потянулся к кнопке вызова, но решил перестраховаться. Пацан может красться по лестнице. Там его и подкараулим.