Волшебник в мире - Кристофер Сташеф

— Да как же тут отыщешь лиловую посреди целого моря красных и синих? — в отчаянии крикнул Майлз.

— Другие мятежники узнают его — ведь он им незнаком!

— Узнают? Как же они его узнают? Тут магистраты и шерифы из стольких городов, они и друг дружку не знают!

Чистая правда. Майлз в своей подпольной деятельности перестарался. Если только кому-то из мятежников не пришло бы в голову в пылу сражения задуматься о том, что означает лиловый цвет мантии, Защитник мог надежно затеряться в толпе. Разве сейчас, когда все были поглощены единственной мыслью: выстоять в бою с врагами, кто-то задумался бы всерьез о цвете мантии соседа?

— Посторонись! Посторонись! — кричал Гар, пробиваясь через толпу, стреляя глазами во все стороны. Краски метались перед ним, он видел только красные и синие пятна. В отчаянии великан замахал руками над головой, обращаясь к тем, кто находился в самой гуще толпы:

— Защитник! Защитник! Ищите человека в лиловой мантии!

Гвардейцы обернулись и в страхе замерли, потрясенные видом великана, возвышавшегося над толпой. Совладав с собой, они продолжили бой, а Гар продолжал выкрикивать:

— Защитник! Ищите Защитника! Лиловая мантия!

Мятежники, никогда прежде не видевшие Гара, узнавали его по рассказам — человека, который был прародителем их восстания. Они расступались, давали ему дорогу. Но он нигде не видел лиловой мантии.

А потом... послышался одинокий крик, который тут же подхватил десяток голосов, а потом — десятков пять. Гар резко развернулся и пошел в ту сторону, откуда доносились крики. Мятежники, расступившись, открыли перед ним путь к цели. Защитник пытался вырваться из рук седого сержанта.

Гар подхватил его на руки и поднял над толпой, вскричав:

— Вот он, ваш Защитник! Бросайте оружие, или он умрет!

По всей площади солдаты, потрясенные этим заявлением, оборачивались и видели своего повелителя, беспомощно бившего по воздуху руками и ногами. Воспользовавшись всеобщим замешательством, мятежники сбивали с ног зазевавшихся гвардейцев, но, опомнившись и сообразив, что надо бы дать солдатам возможность сдаться, повстанцы отступили. Гвардейцы увидели Защитника в руках Гара и застонали от отчаяния. Со звоном начали падать на мостовую пики и алебарды, раздались выкрики:

— Сдаюсь!

— Сдаемся!

Гар опустил Защитника на мостовую.

— На несколько дней вы станете нашим почетным гостем, Защитник, — сообщил он.

— Да, пока вы наберетесь храбрости повесить меня! — сквозь стиснутые зубы произнес Защитник и обернулся к тому гвардейцу, что схватил его. — А ты, сержант Эйлсворт! Ты ведь был моим личным телохранителем целых четырнадцать лет! Почему же ты теперь ополчился против меня?

Сержант смотрел на Защитника в упор. Лицо его словно окаменело.

— Помните ли вы, как я любил мою жену, Защитник? Помните ли, что она умерла?

Защитник побледнел.

— Да. Я помню.

— А помните ли вы, что через три месяца после ее смерти вы заставили меня снова жениться?

— Это было сделано ради твоего блага! И ради блага государства!

Эйлсворт покачал головой:

— Мы принесли друг другу только горе, Защитник, а свое горе и отчаяние моя новая жена обратила против моих детей. Или вы этого не знали? Не знали, и дела вам до этого не было.

— Так ты из-за этого? Только из-за этого вы погубили государство?

— Нет, Защитник, — ответил сержант. — Не погубили. Мы его вылечили.

Два дня спустя на этой же самой площади произошла церемония. Двух дней вполне хватило для того, чтобы расчистить площадь после сражения. Ожидая у дверей выхода Защитника с «почетным караулом», Дирк обозрел мостовую, на которой лишь кое-где виднелись пятна запекшейся крови.

— Всего шестьдесят три погибших и сто двадцать семь тяжело раненных, помещенных в лазарет, — резюмировал он. — Самая бескровная революция в твоей практике, Гар.

— Да, но шестьдесят три человека все-таки погибли, — печально вздохнул Гар. — И если это — лучшее, на что я способен, то мне пора на пенсию.

Дирк пожал плечами.

— Прости, но шестьдесят три человека погибли из-за того, что ты затеял революцию, а если бы ты ее не затеял, погибла бы тысяча — из-за произвола тайной полиции и самоубийств на почве горя и отчаяния. Да нет, что там — тысяча, гораздо больше, учитывая, сколько лет еще могла бы здесь продержаться диктатура.

— Может быть, — хмуро проговорил Гар. — Может быть.

— По крайней мере те, кто погиб, погибли сразу. Только один мятежник был повешен после пыток. Ну, еще Майлзу довелось натерпеться, но ты его вылечил экспресс-методом.

— Да, — кивнул Гар и нахмурился. — Он так и не спросил у меня, как это вышло, что его ступни так быстро зажили, — ему было недосуг, он переживал за остальных подпольщиков. А это говорит либо о его преданности общему делу, либо о том, что он мне безоглядно верит.

— Что ж, люди, которые в тебя верят, становятся способными на безоглядные поступки... Нет, нет, я не то хотел сказать, прости! Ага, вот и он!

Друзья отвесили Защитнику легкие поклоны. Бывшего диктатора сопровождали стражники, шагавшие по обе стороны от него, но ни один из них уже не был верен своему былому повелителю. Защитник ответил на поклоны Дирка и Гара и, насмешливо поджав губы, поинтересовался:

— Меня ведут, чтобы я подписал свой собственный смертный приговор?

— Нет, Защитник, — покачал головой Гар. — Вас ведут туда, где вы подпишете документы о передаче власти переходному правительству.

— Разве это не одно и то же?

— О нет. В данный момент у нас нет ни малейших намерений вас казнить.

Гар заявил об этом настолько небрежно и обыденно, что даже Дирк поежился.

— В данный момент, — сухо повторил Защитник. — А если я откажусь подписать эти бумаги?

— Тогда мы препроводим вас в вашу постоянную гостевую резиденцию.

— Куда вы так или иначе отправили бы меня.

— А, так вы все поняли! — просиял Гар. — Вы догадались, что мы не собираемся убивать вас.

— В таком случае вы глупцы, — откровенно признался Защитник. — Нет страшнее угрозы для правительства, чем смещенный правитель. Я могу сбежать, собрать людей, которые присягнут мне на верность, — а таких много, вы уж мне поверьте! — и тогда я возглавлю контрреволюцию.

— Это вы, пожалуй, смогли бы, — согласно кивнул Гар, — если бы вам удалось бежать. Но у нас есть все основания верить в наших надзирателей.

— В таком случае — вы вдвойне глупцы, ибо нет такой тюрьмы, построенной руками человека, из которой другой человек не смог бы найти выхода.

— В таком случае мы рады тому, что мы — глупцы, — усмехнулся Гар. — Поскольку если бы мы нарушили ваше право на жизнь, мы бы предали собственные идеалы и смертельно ослабили бы устои нашего Нового Порядка еще до того, как он встал на ноги.