Я. Философия и психология свободы - Сергей Юрченко

Когда-то я жил в советской империи. Я шел по родному городу и видел свалки бытового мусора именно там, где висели таблички «Выбрасывать мусор запрещено». А лозунг «Трезвость – норма жизни» красовался на стенах наркологии, на том самом месте, которое всем своим существованием опровергало это утверждение. На высоком заборе советской тюрьмы было написано «Товарищ! Будь хозяином своей земли», а через дорогу на воротах кладбища – «Добро пожаловать». Двадцать лет прошло с тех пор, как эта патологическая, абсурдная, как романы Кафки, держава распалась. Но что же изменилось? Стала ли она разумной? Как не было в России проституции, так и нет. Проститутки есть, а закона о проституции нет. Город Санкт-Петербург находится в Ленинградской области, а город Екатеринбург – в Свердловской, и никому этот бардак не кажется странным. Последний русский царь причислен к святым великомученикам, а его убийца лежит в священной гробнице, и никто не видит в этом противоречия. Быть может, власть их обоих поместит в один саркофаг? Да ведь у этих имперских политиков мозги набекрень. Как же они пасут народы?

Поводырей в этом мире следует выбирать гораздо тщательнее, чем жену, друзей и собутыльников. И никогда нельзя давать полномочия болванам! Это слишком серьезно. Некомпетентные пастухи могут замучить миллионы и уничтожить их без всякого террора. Достаточно завести стадо в пустыню. Достаточно заставить общество жить в условиях, противоестественных для законов его самосознания. Все остальное сделают неврозы, инсульты, инфаркты, суициды, алкоголизм, наркотики, распри, убийства, преступность, терроризм, аварии, катастрофы, экология, бесплодие и цинизм. Ведь все это – социальные болезни. А у болезней есть причины. Но дураку откуда про них знать? В современной юриспруденции есть закон «о принуждении к самоубийству». Но никакую власть невозможно даже формально обвинить в принуждении народа к самоуничтожению. Ведь у того пастуха, который завел свое стадо в пустыню, не было злого умысла. Он всего лишь превысил уровень своей компетентности. Благие намерения власти ничего не значат. Значение имеет лишь ее компетентность, ее интеллектуальный уровень.

О доверии к власти в России, возможно, еще имело смысл говорить во времена Мономаха. Все последующие Иваны и Василии принесли это доверие в жертву Единой и Неделимой. Русский человек давно уже вооружился народной мудростью про тюрьму и суму, про плеть и обух, про закон-дышло – целым сводом собственных правил, не рекомендующих связываться с властью, потому что «нет правды на земле, но нет ее и выше». От власти он привык ждать только подлостей. Ведь она никогда не служила народу. Она всегда служила Единой и Неделимой и боролась со своим народом, с его человеческим фактором. И по отношению к этой власти народ давно уже живет в состоянии стихийной анархии, сам по себе. Он и не ждет от нее благородства. Достался барин добрый, - радуйся. Достался лютый, - терпи. Барина не выбирают. Но если барин не видит, то гори все синим пламенем! Граф Л. Толстой, затеявший воскресные школы для крестьянских детей, узнал на собственном опыте, сколь глубоко недоверие народа к барину. С чего барин такой добрый? Не нужно ничего от власти. Пусть только не мешает жить. Когда Единая и Неделимая сменила вывеску – монархического двуглавого орла на пшеничный венок для социалистической могилы, все осталось по-прежнему. Достался начальник добрый, – радуйся. Достался лютый, – терпи. Начальника не выбирают. Но если начальник не видит, то гори все синим пламенем! Русского человека имперская власть так долго била по рукам, что отшибла у него всякое уважение к собственной земле и к собственному труду. Гори все синим пламенем!

Нормативный выбор власти в любом государстве ничем не отличается от выбора вожака в стае или главаря в банде. На роль вожака выбирается самый подходящий по личным качествам член стаи. Но главное: выбирается он для того, чтобы ему подчиняться. Только в этом смысл выбора: последующее добровольное подчинение. Даже животные это понимают. Иначе, зачем вообще было выбирать? Если выбор окажется ошибочным, это приведет стаю к катастрофе, которая станет возможной именно благодаря тому, что все покорно выполняли приказы избранного вожака, были дисциплинированны.

Когда эра демократических выборов пришла в Россию, она столкнулась с многовековым стихийным анархизмом. Свободная Россия выбирает власть не для того, чтобы ей подчиняться. Она и не думает это делать. Власть выбирается для того, чтобы она, наконец-то, не мешала жить по-своему. Русский человек даже не допускает мысли, что власть может быть ему полезна. Достаточно, если она будет бесполезна. Он хочет лишь того, чтобы власть не была ему вредна. В России выберут кого угодно, хоть шута горохового. Более того, именно шута скорее всего и выберут. А выбрав, займутся своими привычными делами. Электорат не собирается подчиняться избранному лидеру, читать его указы, исполнять их и требовать исполнения от других. Власть выбирали, чтобы она не мешала жить. Так пусть не мешает! Этот анархизм не создает оппозицию, не выходит на баррикады, не объявляет импичмент, он даже не возражает власти, он молча слушает и поступает так, как сам считает нужным. У этого явления имеются далеко идущие последствия. И они хорошо видны в современной России.

Первое из них – паралич власти. Наверху могут принимать сколь угодно мудрые или глупые указы. По мере их спуска по иерархической лестнице их ждет одна участь – лечь под сукно. Власть выбирали, чтобы она не мешала жить. Никто не собирается быть дисциплинированным, и педанты-правдоискатели лишь раздражают народ. История любой империи, включая Россию, – это история имперского рабства. А великодержавные философы, историки и социологи, вся эта интеллектуальная обслуга власти, сетуют: в России не формируется гражданское общество. Как бы его сформировать? Если не вспоминать метод Чернышевского, который одним махом превращал крепостную общину в коммунистический фаланстер, то – никак! Когда на вершине пирамиды власти оказывается один, который берется «за всех направлять потоки явлений», то он, как известно, рифмуется с «гением», и никакого гражданского общества. Империя и гражданское общество несовместимы, как два медведя в одной берлоге. Кто-то должен уйти. Либо империя, либо общество. Но, похоже, эти глупцы по-прежнему хотят усидеть на двух стульях.

Второе следствие – цинизм власти. В систему власти можно войти и с альтруистическими намерениями, но вскоре российский опыт учит каждого чиновника: власть в Единой и Неделимой может иметь только одну пользу – личную. Всякую другую пользу стихийный анархизм сводит к нулю. Ведь на этой шахматной доске каждая пешка живет по собственным законам. Ей никто не указ! Но российскому чиновнику нет нужды горевать вслед за Наполеоном, который говорил: недостаточно уметь отдавать правильные приказы, нужны еще те, кто захотел бы их исполнять. Этот чиновник выиграл свое Ватерлоо и получил свой остров со всеми удобствами и видом на море. Что для Наполеона позорная ссылка, то для российского чиновника – престижная собственность за границей, подальше от необъятной родины. И тогда уже наступает парад цинизма, ибо среди тех, кто приходит этим чиновникам на смену, только простаки могут строить иллюзии. Все разумные чиновники давно играют по правилам. Народ сам по себе. Чиновники сами по себе. Власть в России может иметь только одну пользу – личную. Оставь надежду, всяк сюда входящий.

Третье следствие – самодостаточность власти. Пресса не оказывает на нее пресса, трудящиеся ее не утруждают, оппозиция не позиционируется. Власть в России – это пьянка без похмелья, куча прав без всякой ответственности, ибо пирамида власти в сложившихся условиях анархизма выстраивается исключительно на личной преданности низших высшим. Только на честолюбивом чиновнике, тянущем лямку исполнительной власти, стоит державное тело. Эта кукла разучилась ходить за пятьсот лет, и ее приходится таскать на веревках. Стая и не думает ходить за вожаком. Пешки не играют по правилам гроссмейстера. Для системы чиновник становится дороже общественного мнения. Система не отдаст его так просто на растерзание массам. И он знает это. Если чиновник будет умеренно циничен и не обнаглеет абсолютно на своем посту, система его не отторгнет. Власть выбирали, чтобы она не мешала жить. И власть была выбрана для себя самой.

У России только две дороги. Можно встать на прежний «особый» путь. И опять пытаться усидеть на двух стульях, обижаясь, что вас используют и спереди, и сзади. И поклоняться двуглавому выродку. И опять задаваться пошлым интеллигентским вопросом: кто виноват. И взрастить очередного Хозяина, который всех расставит по местам, ибо «земля наша обширна и хороша, а порядка в ней нет». А потом шептаться на своих интернетовских кухнях и уже это считать неслыханной храбростью. И опять чувствовать свое странное уродство среди народов, с которыми хочешь быть на равных. И опять негодяйствовать в хохоте. И опять быть идоложертвенным мясом империи. И опять ждать часа, когда можно будет воскликнуть: король умер, да здравствует раскол!